Мальчик заскрежетал зубами и погрозил нам палкой. Мать моя молча стояла в стороне, наконец она не выдержала:

— Негодный лгунишка! Говорит, точно большой, не правда ли? Еще теленок, а ревет, как бык! Я научу его говорить иначе, мальчишка, злой прорицатель! — И, спустив Балеку на землю, она побежала к мальчику.

Чака стоял неподвижно, пока она не подошла совсем близко к нему, тогда он вдруг поднял палку и так сильно ударил ее по голове, что она тут же упала. Он захохотал, повернулся и ушел в сопровождении своей матери.

Это были первые слова Чаки, слышанные мной, отец мой. Они оказались пророческими и оправдались. Последние слова, слышанные мной, тоже были пророческими и, я думаю, тоже оправдаются. Они, впрочем, и теперь уже исполнились. Во- первых, он сказал, что племя зулусов возвысится. И что же, разве это не так? Во-вторых, он предсказал, как оно падет, — и оно падет. Разве белые люди не собираются уже теперь вокруг него близ Кетчвайо подобно тому, как коршуны собираются вокруг околевающего быка. Зулусы уже не те, что были прежде.

Да, да, слова его оправдаются, и голос мой — это голос племени, уже осужденного.

Но об этих других словах Чаки я скажу в свое время.

Я подошел к своей матери. Она приподнялась с земли и села, закрыв лицо руками. Кровь из раны, нанесенной палкой Чаки, текла по ее рукам и падала на грудь.

Так она сидела долго, ребенок плакал, корова мычала, как бы прося подоить ее, а я все вытирал кровь, сочившуюся из раны, пучками сорванной травы. Наконец она отняла руки от лица и заговорила со мной:

—

Мопо,

сын мой, мне снился сон. Я видела мальчика Чаку, ударившего меня, он вырос и стал великаном. Он гордо выступал по долинам и горам, глаза его сверкали, как молния; и в руках он держал ассегай, обагренный кровью. Вот он захватывает одно племя за другим, он топчет ногами их краали. Перед ним все зелено, как летом, позади все черно, как будто огонь сжег траву. Я видела и наше племя,

Мопо.

Оно было многочисленно и сильно, мужчины храбры, девушки красивы, детей я считала сотнями. Я видела его еще раз,

Мопо,

— от него остались лишь кости, белые кости, тысячи костей, наваленных в кучу в каменистом овраге, а он, Чака, стоял над этими костями и хохотал так, что земля тряслась. После этого,

Мопо,

в этом видении я увидела тебя взрослым человеком. Ты один остался в живых из всего нашего племени. Ты шел за великаном Чакой, а за тобой были другие великие мужи царственной осанки. Ты ударил его небольшим копьем, он упал и снова сделался маленьким. Он упал и проклял тебя! Но ты крикнул ему в ухо одно имя — имя Балеки, твоей сестры, и он испустил дух. Пойдем домой,

Мопо,

пойдем домой, темнеет!

Мы встали и медленно направились к дому. Но я молчал, потому что мне было страшно, очень страшно, отец мой.

Теперь я должен рассказать вам, как скоро исполнилось предсказание Чаки о смерти моей матери и как она умерла.

На лбу, куда мальчик Чака ударил ее палкой, образовалась глубокая язва. Ее невозможно было залечить. В этой язве образовался нарыв, он проникал все глубже, пока не дошел до мозга, тогда моя мать слегла и вскоре умерла. Я очень любил ее и горько плакал. Вид ее тела, холодного и окоченелого, приводил меня в ужас. Как громко я ее ни звал, она не отвечала мне.

Мать мою похоронили и скоро забыли о ней. Я один помнил ее, остальные все забыли, даже Балека забыла, она была еще слишком мала. Мой отец взял себе другую жену и вскоре успокоился.

С этих пор я почувствовал себя несчастным. Братья не любили меня за то, что я был умнее их да и проворнее бегал. Они восстановили против меня отца, и он стал дурно обращаться со мной.

Но Балека и я любили друг друга, мы оба чувствовали себя одинокими, она льнула ко мне подобно тому, как вьющееся растение обвивается вокруг единственного дерева в пустыне, и, несмотря на свою молодость, я уже вывел следующее заключение: быть мудрым — значит быть сильным, потому что хотя убивает тот, у кого в руках ассегай, но сильнее тот, чей разум руководит битвой, а не тот, кто убивает.

Я заметил тоже, что колдуны и знахари внушали страх народу, их боялись до такой степени, что, будь они вооружены одной лишь палкой, десять человек, вооруженных копьями, обращались перед ними в бегство.

Поэтому я решил сделаться колдуном, так как только колдун может убить одним словом тех, кого он ненавидит. Я стал изучать медицину, приносил жертвы, постился в пустынном месте, одним словом, делал все то, о чем вы уже слыхали, и многому научился. В нашем волшебстве все же есть и знание — не все ложь. Вы сами могли в этом убедиться, отец мой, иначе не пришли бы ко мне и не спросили о ваших пропавших быках.

Время все шло вперед, мне минуло уже двадцать лет, и я стал взрослым человеком. Я разобрался во всем, чему мог научиться один, и присоединился к главному знахарю и колдуну нашего племени. Его звали Нама. Он был стар, видел только на один глаз и считался очень умным человеком. От него я научился некоторым тайнам нашей науки и приобрел немало знаний, но он стал мне завидовать и уготовил ловушку.

Случилось, что у богатого человека из соседнего племени пропала часть его скота. Он приехал к Наме, привез подарки и просил его выследить пропавший скот. Нама попробовал и не мог найти — зрение начинало изменять ему.

Тогда человек этот рассердился и потребовал возвращения подарков. Нама не хотел отдавать то, что ему уже было дано, и они обменялись угрозами.

Тот объявил, что убьет Наму. В ответ Нама заявил, что околдует его.

— Успокойтесь! — сказал я, боясь, что будет пролита кровь. — Подождите и дайте посмотреть, не скажет ли мне мой змей, где находится пропавший скот?

— Ты мальчишка, и больше ничего! — возразил хозяин скота. — Разве мальчику доступна такая мудрость?

— Это мы скоро увидим! — ответил я, забирая кости в руку[8].

— Оставь кости! — закричал Нама. — Мы не станем больше беспокоить наших змеев для этого собачьего сына!

— А я говорю, что он бросит кости! — возразил владелец скота. — Если ты станешь мешать, я этим ассегаем пропущу свет сквозь твое тело!

С этими словами он занес свое копье над головой Намы.

Тогда я поспешно приступил к делу и бросил кости. Владелец скота сидел передо мной на земле и отвечал на мои вопросы. Вы сами знаете, отец мой, что иногда колдуны узнают, где находится потерянное. Их уши длинны, и подчас Элозий подсказывает им, как, например, на днях подсказал мне про ваш скот. И в этом случае мой змей выручил меня. Я ничего ровно не знал о скоте этого человека, но мой дух был со мной, и вскоре я увидел их всех и описал каждого из них: цвет, возраст, одним словом, все приметы.

Я мог сказать ему также, где они находятся и что один из волов упал в поток и лежит на спине, причем его передние ноги защемлены в раздвоенном корне дерева. Как мне подсказал дух, так я и передал этому человеку. Он остался очень доволен и сказал, что, если мое зрение не обмануло меня и он найдет свой скот в указанном мной месте, подарки будут отобраны у Намы и переданы мне. Присутствующие вполне согласились с ним.

Нама сидел молча и злобно поглядывал на меня. Он знал, что я угадал верно, и очень сердился на меня. Дело казалось выгодным, стадо было большое, и если будет найдено там, где я указал, то все признают меня великим колдуном. Владелец скота объявил, что проведет ночь в нашем краале, а на рассвете пойдет со мной к указанному месту. Среди ночи я проснулся от ощущения тяжести на груди. Я попробовал вскочить, но почувствовал, как что-то холодное колет мне шею. Я снова откинулся, стараясь разглядеть, в чем дело. Дверь моего шалаша была открыта. Луна на небе спустилась уже низко и походила на огненный шар. Я мог разглядеть и через дверь. Лунный свет проникал в мой шалаш и упал на лицо Намы-колдуна, который сидел передо мной, злобно посматривая на меня своим единственным глазом. В руках он держал нож. Вероятно, этот нож и уколол меня в шею.