Эллиотсон никогда не утверждал, что месмеризм, дескать, панацея, однако рассматривал его как очень важный терапевтический инструмент при неврологических расстройствах и как анестезирующее средство. Он приводил примеры множества случаев с пациентами, страдающими от истерии, эпилепсии и т. д., которые все снова и снова неудачно лечились обыкновенными средствами, такими, как кровопускание и банки, а с другой стороны, за короткое время излечивались месмеризмом. Были замечательными и его анестетические свойства. Так почему ж тогда его не приветствовали, но встречали враждебно?
Во-первых, необходимо отметить, что враждебность не была всеобъемлющей. За длительными личными нападками «Ланцета» на Эллиотсона прежде всего стояла атака медицинской бюрократии, но и медицинская бюрократия разделилась. Соперник «Ланцета», «Медикал таймс», продолжал печатать статьи и письма о терапевтических благах месмеризма, но главным образом для того, чтобы позлить Уэйкли. Фактически же «Медикал таймс» находился в меньшинстве, и в своих нападках на Эллиотсона Уэйкли был не одинок. Знаменитый врач сэр Джон Форбс (John Forbes, 1787–1861), член Королевского общества и придворный медик, чья позиция по отношению к месмеризму была обычно вполне либеральной, начал свое нападение в апрельском выпуске «Бритиш энд Форендж Медикал Ревью», сказав, что медицину постиг «приступ легковерности». Месмеристы — либо шарлатаны или жертвы обмана недобросовестных людей, либо сами недобросовестные люди или чересчур принципиальные фанатики. Эллиотсона он относил к последней категории.
Месмеризм, вне всякого сомнения, представлял угрозу и вызов медикам. Это был критический период в истории медицины; в первый раз возникла перспектива создания профессиональной стандартизации и руководства, дабы гарантировать качество. Врачи имели, в общем, плохую репутацию, как пьяницы, бабники и похитители наследств; и чтобы исправить эти недостатки, поднялось реформаторское движение. Предлагалось ввести единственный контролирующий орган, который будет регистрировать всех практиков, заниматься стандартизацией медицинского образования и осуществлять санкции против не имеющих лицензий врачей. Иными словами, медицина как профессия была еще очень молодой и беззащитной и как таковая негодовала на то, что месмеризм чувствовал себя вне этого широкомасштабного реформаторского наступления. Обвинения в «шарлатанстве» раздавались направо и налево, под них попадали не только поношаемые месмеристы. В основе своей «шарлатаном» являлся всякий, кто утверждал, что может лечить что-нибудь без понимания, почему его лечение действует. Месмеризм представлял особенную угрозу именно потому, что он пришел со своей большой теорией, которая оспаривала прочие твердые познания медиков. Единственная реакция на это — отвергнуть месмеризм как обман. Странно, однако, но некоторые врачи добавляли, что любые успешные месмерические исцеления — это, мол, результат воображения пациентов: «Это показывает лишь, насколько привержены были ортодоксальные медики к чисто соматическому объяснению болезни, раз могли увидеть в месмеризме надувательство, будучи убежденными, что он, независимо от эффективности, работает через посредство воображения», — с легким ехидством замечает историк Терри Парссинен.
Месмеризм являлся вызовом также и потому, что практикующим его быстро удавалось поставить дело на рельсы, не имея многолетнего опыта и формального образования. Так, например, «Лондон медикал гезет» от 23 августа 1844 года, не стесняясь в выражениях, ругает месмеризм, «допускающий самых униженных и никчемных в общество честное и высокое, он позволяет всяким болванам идти рука об руку с людьми высочайшей научной репутации!» Частично проблема также и в том, что месмеризм пришел в Англию помазанный одним мирром с оккультистами и иностранцами; он казался чем-то подобным лечению верой и другим магическим техникам, от которых викторианские доктора старались дистанцироваться. Ряды общества высокого и честного никогда не должны были быть запятнаны такими целителями.
И, наконец, не надо также забывать и мотив выгоды. Очень многих богатых пациентов привлекал месмеризм (как и другие «ереси» типа гомеопатии и гидропатии). Ортодоксальные доктора теряли, таким образом, доходы и контратаковали, называя месмеристов беспринципными и меркантильными.
Эллиотсон после 1838 года
Глядя на случившееся однажды в месмеровском Париже, Британия 1840-х годов увидела, что месмеризм невозможно сдержать. Он, конечно, не был искоренен, как того хотели бы Уэйкли и другие, когда репрессировали Эллиотсона. Также и Лондону, как столичному городу, было не так-то легко диктовать провинции, что люди должны и чего не должны знать. Месмеризм распространялся по стране странствующими лекторами и актерами. Когда не оглядываешься на авторитеты легче учить и легче понимать; то был маленький бунт, люди посвящались в новое учение, и немалое их количество предприняли даже следующий шаг — вернулись, чтобы взять штурмом столицу. Эллиотсон набрался смелости, снова ввязался в драку и основал «Zoist», «Журнал церебральной физиологии и месмеризма и их применения во благо человека». Он издавался с 1843 по 1856 год и представлял одну из самых продолжительных попыток, какие когда-либо предпринимали энтузиасты, издавая журналы. «Zoist» становится основным поставщиком информации и фактических данных.
Журнал имел ясную и решительную цель, которая также давала Эллиотсону возможность продолжить свои нападки на прошлых и настоящих критиков. В первом выпуске Эллиотсон смотрит вперед в те времена, когда ценность месмеризма будет повсеместно признаваться, и провозглашает:
Наука месмеризма — это новая физиологическая истина непреходящего значения и важности; и хотя сегодняшние псевдофилософы глумятся над ней, с достаточной определенностью можно сказать, что она представляет единственный путь. Только в этом направлении мы можем различить луч надежды на то, что наиболее загадочные феномены нервной системы — самой жизни — когда-либо откроются человеку. Уже сейчас его можно рассматривать как наиболее сильное средство лечения болезней; уже сейчас скальпель хирурга способен раздвигать и членить ткани, оставаясь неощущаемым пациентом. Если такие плоды приносит уже младенец, то что предстоит ждать от зрелого детища?
Обыкновенно журнал публиковал длинные письма от корреспондентов, которые подробно описывали свои успехи применения месмеризма на пациентах, страдающих такими болезнями, как безумие, меланхолия, эпилепсия или гидрофобия[47], после того как все другие средства, такие, как кровопускание, банки или лекарства типа каломели, опиума, мускуса, и прочие были интенсивно использованы, но не принесли никакого облегчения. Приведем один из наиболее коротких и наименее драматичных отчетов самого Эллиотсона:
16 июля 1838 года тесть привез ко мне из Уэльса молодого джентльмена 16 лет от роду на предмет эпилепсии, которой страдал двенадцатый месяц; случай оказался не из легких. Его припадки возобновлялись один-два раза в неделю или раз в две недели, с внезапной силой и мощными конвульсиями, с пеной у рта и ужасными корчами, кровоподтеками на лице и глазах, признаками удушья, прикусывания языка и ступором по длине тела. Одну половину тела, главным образом левую, конвульсии не затрагивали, но она полностью затвердевала во время судорог. Первоначально приступы случались три-четыре раза в день. Это не характерно для эпилептических припадков, когда они в начале болезни повторяются чаще, чем когда недуг становится хроническим. Первый припадок случился через полчаса после того, как в зале суда на его голову упало копье. С тех пор он ни разу не мог посетить храм или другое заведение, где есть люди, без припадка. Даже разрывание какой-нибудь тряпки или любой другой неожиданный звук мог стать причиной нового приступа. Ни он сам, ни его друзья, живущие далеко в Уэльсе, ничего не знали о месмеризме. Вместо того чтобы давать предписания, я начал делать, ничего не говоря, медленные продольные пассы перед его лицом. Он не испытывал приступа в течение двух недель, что являлось обычным перерывом для того периода, когда его привезли. Минуту или две он странно смотрел, и тут случился припадок. Я месмеризовал его, и через пять минут он успокоился, оставаясь бесчувственным еще несколько минут. После припадка у него не было головной боли, но только головокружение и размытость зрения. Я приложил руки к его затылку и лбу, и голова начала болеть. Тогда я месмеризовал его снова на пять минут, боль прекратилась, и он сказал, что его головокружение и размытость зрения стали гораздо меньше, чем обычно после припадка. Я предложил, что надо попробовать лечение месмеризмом, и только месмеризмом, констатировав, что от лекарств не будет, вероятно, никакой пользы… Пациент и его тесть единодушно согласились и я направил их к мистеру Саймсу на Хилл Стрит, который, зная истинную силу месмеризма, применяет его при заболеваниях, как любое другое средство. С того самого дня, как я месмеризовал его, у него никогда не было больше припадков. Последнее заключаю из письма, которое я получил от него почти через двенадцать месяцев…
