У Эллиотсона был широкий выбор. Он мог, например, присоединиться к Уэйкли в отрицании магнетизма и извиниться за то, что так долго вводил всех в заблуждение, — но это было бы невероятно. Он мог бы с негодованием бросить сестер О’Ки, оставив за собой право защищать месмеризм в целом. И, наконец, он мог бы все так же упрямо продолжать настаивать на том, что сестры О’Ки искренни. Он выбрал последнее. Вместе с тем, чтобы понять, почему он поставил на месмеризм всю свою репутацию, чтобы объяснить такое упрямство, надо принять во внимание и то влияние, которое на него оказала книга его друга, Тауншенда. Согласно Тауншенду месмеризованный объект не способен лгать, он находится в сферах Платона, где правит Истина и нет места никакой Лжи. Кое-что объясняется и господствующим в некоторых классах британского общества предубеждением. Низшие классы, из которых происходили и сестры О’Ки, считались находящимися ближе к своей животной природе, слишком наивной и простой, чтобы быть последовательным в таком изощренном обмане. В длинной статье на первой полосе от 8 сентября Уэйкли провозгласил следующее:
Тщательные расследования и анализ всех экспериментов убедили нас в том, что это не настоящий феномен и что животный магнетизм суть заблуждение; таким образом, мы не потеряли возможность искоренить ошибку, которая по своей сущности, применению и последствиям является вредной. Как же ставится вопрос? Ведь существование сомнамбулизма, каталепсии, бреда принимается, безусловно, всеми; как и та элементарная истина, что одно человеческое существо может повлиять на другое, что весь организм может возбуждаться огромным количеством способов и приводится в произвольное и непроизвольное движение. Но все эти влияния действуют через чувства; они предоставлены законам расстояния etc.; при одних и тех же обстоятельствах они дают возникнуть явлениям, которые для разных индивидов отличаются по интенсивности. Месмеристы настаивают, что телом можно управлять независимо от интеллекта, независимо от чего-либо, что может возбудить воображение, и что в этом отношении тело развернуто как железо к магниту, на которое можно действовать как на любую другую бессознательную вещь; бросать в месмерический сон, каталепсию, приводить в движение, вызывать бред посредством невидимого взмаха руки, взгляда, властного пожатия или воды, в которую опускаются пальцы. Но мы никогда не говорили, что все эти вещи невозможны, мы никогда не отрицали возможности существования clairvoyance[45], allgemeine Klarheit[46], или пророческих способностей; но мы требовали свидетельств адекватных малой вероятности этих предполагаемых явлений. И до чего же мала эта вероятность!
Через неделю Уэйкли продолжает:
«Наука» месмеризма, как и «наука» предсказания судьбы, будет всегда процветать на той зыбкой почве, где есть умные девочки, философствующая богема, слабые женщины и слабые мужчины, но он никогда больше не осмелится морочить голову здравомыслящей медицинской профессуре и смотреть в лицо научной общественности после последнего разоблачения.
Затем он бросает тень сомнения на репутации Месмера и Дюпоте и воздает должное актерским способностям сестер О’Ки. Он выдвигает предположение, что они оперировали с тончайшей разницей температур металлов и воды, которые просто были нагреты руками, якобы, магнетизирующими их. Когда между Эллиотсоном и Элизабет ставили картон, она еще могла видеть тени, но если использовался более плотный экран, то уже не получала тех результатов. И потом он заключает: «О’Ки (в данном случае речь идет о Элизабет, которую Уэйкли считал лидером) действовала, вне всякого сомнения, из жалости к тем верующим, которые вздыхают по знамениям и чудесам, какие ей ничего не стоит вызвать малейшим усилием воли; она желала ублажить и удивить своих дорогих и хороших друзей».
Уэйкли, конечно, хватил через край. Вместо того чтобы сделать вывод, что сестры О’Ки были обманщицами, он заклеймил весь месмеризм в целом. Его атаки могли показаться Эллиотсону чересчур разрушительными. А бывший друг больше уже не оглядывался назад, но лишь продолжал строить козни на протяжении лет. 11 сентября 1841 года он, например перепечатал из «Таймс» отчет Эллиотсона о пророческой способности Элизабет О’Ки, которая предсказала смерть одного пациента в госпитале, с сожалением, что такая представительная газета «пятнает себя столь гнусной и отвратительной халтурой». 29 октября 1842 года Уэйкли сказал: «Месмеризм — это слишком большое надувательство, чтобы можно было говорить о нем серьезно. Мы рассматриваем его пособников как шарлатанов и обманщиков. Их следует с улюлюканьем прогонять из сообщества профессионалов». 22 июля 1848 года он назвал месмеризм «гнусным шарлатанством», и так далее. Но мы также должны отметить здесь и иронию судьбы: Уэйкли никогда не расстался с приверженностью к френологии.
Еще более предательским было возбуждение вопроса о целом спектре сексуальных злоупотреблений месмеризма в конце 1838 года, когда Уэйкли пересказал ходившую по Франции историю, как один месмерист совратил женщину, и не просто женщину, а дочь состоятельного банкира. Уэйкли, однако, больше не верил, что есть такое явление, как месмерический транс, и настаивал, что девушка стала жертвой обмана бесчестного совратителя. Теперь он характеризовал месмерические пассы как «попытку изнасилования», а людей, которые посещали госпитальные палаты, чтобы посмотреть на показы Эллиотсона, называл «похотливыми». Его громоподобное заключение гласит:
Согласно мнению его защитников, месмеризм действует наиболее интенсивно на женщин нервозных и впечатлительных. Допустит ли отец семейства даже тень месмериста на порог своего дома? Кто осмелится отдать свою жену, сестру, дочь или бедную сироту для контакта с магнетизером? Если одного произвола злонамеренной личности достаточно, чтобы положить жертву у своих ног, то не должны ли мы гнать таких претендентов хуже всякой проказы, как самых нечестивейших из нечистых? Ясно одно, что показанные Месмером силы рано или поздно разрушат и их самих. В желании превознести себя выше обычных смертных они притязают на ту власть, которая навсегда поместит их за черту цивилизованного общества.
Обвинение в сексуальной непристойности коснется Эллиотсона лично в анонимном памфлете 1842 года под названием «Свидетельство очевидца; полное разоблачение странных упражнений доктора Эллиотсона на его пациентках».
Ко времени своего увольнения в конце 1838 года Эллиот-сон, стало быть, испытывал нападения с двух сторон: со стороны медицинской бюрократии и со стороны некоторых представителей религиозной общественности, присоединившихся с обвинениями в колдовстве. Преследование Эллиотсона напоминает в чем-то охоту на ведьм, и, оглядываясь назад, мы хотим спросить: почему же месмеризм возбудил столько гнева? Очень легко подумать, будто медицинские начальники Эллиотсона знали, что месмеризм это, мол, ложное учение, и нападали на него, как истые ученые. Однако истина редко бывает столь проста.
Почему одни знания принимаются медицинской общественностью, а другие знания ею же отвергаются? Многие историки медицины предполагали, будто доказательства окончательно принимаются в случае, если они соответствуют научной истине, и не принимаются, если не соответствуют. Согласно этому взгляду, рациональный скептицизм и заблуждения оппозиции иногда превалируют в течение короткого периода после провозглашения открытия — классический пример тому, сопротивление открытию Гарвея циркуляции крови, — однако со временем истина возобладает. В противоположность героям науки, поставщики ложных познаний обычно изображаются как недобросовестные шарлатаны и одурманенные эксцентрики. Однако если взглянуть критически на то, почему определенные познания отвергались медиками девятнадцатого века, можно увидеть, что некие другие факторы, а не объективная истинность или ложность, определяли, какие знания медики примут, а какие отвергнут.
