Линда, как и Марей, сохранила все любовные послания молодого поэта и впоследствии передала их издателю и другу своего незабытого поклонника Жану Руайеру, который опубликовал их в 1925 году среди прочих стихов Аполлинера в его посмертной книге «Что есть».
На «это чувство» Аполлинера мало кто мог ответить. Не смогла это сделать и очаровательная англичанка Анни Плейден — его первая по-настоящему большая и по-настоящему трагическая любовь. Во всяком случае, безответное чувство сделало Аполлинера выдающимся лирическим поэтом.
Он познакомился с ней в Германии, в доме графини Мильгау, куда был приглашен учителем французского языка к малолетней дочери графини и где Анни служила гувернанткой.
Об этом романе на берегах Рейна, Сены и Темзы, о побеге Анни Плейден в Америку от жарких домогательств не очень ей понятного и пугающего страстью и эрудицией поэта уже написаны сотни страниц; но куда важнее написанное самим Аполлинером, и прежде всего «Рейнские стихи» — и те, что вошли в его книгу «Алкоголи», и те, что он по разным причинам в нее не включил. Сама по себе достаточно горькая и чуть ли не детективная история этой несчастной любви превращается в стихах из события личной жизни в явление поэтической культуры. Обширный круг исторических, фольклорных, литературных, живописных и просто бытовых ассоциаций растворяет любовь в жизни, придавая последней неповторимые колорит, глубину и напряженность.
Аполлинер хотел поначалу объединить все стихи этого цикла в небольшой книге «Ветер Рейна». Замысел не осуществился: самую значительную часть поэт поместил в «Алкоголи», отдельный цикл много позже был опубликован в «Меланхолическом страже», другие стихи, связанные с Германией, так и остались разбросанными по журналам и вошли в другие посмертные издания. Сегодня мы можем лишь слегка реконструировать этот замысел, помня о том, что чувством к Анни Плейден пронизаны многие строки в самых разных стихах первого десятилетия аполлинеровского творчества.
Это десятилетие, совпавшее с началом нового века, оказалось и началом новой эпохи во французской и мировой культуре. Все было новым: живопись шагнула от импрессионистов до кубистов, музыка — от Оффенбаха до Сати; поэзия, поднявшаяся до суггестивных высот символизма, вспомнила Рембо и «проклятых» поэтов и попыталась сочетать их иронию и усложненную семантику с последними открытиями живописи; театр был готов к встрече с русским балетом; в журналистике царил дух острой конкуренции, открывались многочисленные журналы, и толпы соискателей жаждали стать обладателями множества литературных премий и призов. На смену салонам, которые были центром художественной и артистической жизни Парижа конца века (Аполлинер еще застал один из последних — салон принцессы Матильды, просуществовавший до 1903 года), пришли литературные редакции с их духом свободолюбия и мужской солидарности. Во французском обществе создавался своеобразный, ни на что прежнее не похожий интеллектуальный климат. Это было время первых прорывов в поэтическое будущее — и их ознаменовал своим присутствием и своим активным соучастием Аполлинер. Но прежде чем стать певцом новой эстетики и нового лирического сознания, он станет великим завершителем эпохи французского стиха — и в этом тоже скажется его «двойственность».
Начиналась эпоха Монмартра, улицы Равиньян, знаменитой «Прачечной на плоту», на долгие годы соединившая воедино «Триумвират», «Троицу», как их называли современники: Аполлинера, Пикассо и Макса Жакоба. Несколько позже началось знаменательное переселение художников с Монмартра на Монпарнас, в не менее знаменитый «Улей», — и все это войдет в историю как «belle ?poque», «прекрасная эпоха», время слома и смены эстетических позиций. Начинались новые мифы: скорость, механика, симультанность, то есть осознание в искусстве одновременности самых разных процессов. Воинственно вступали в жизнь католическое возрождение и мистические пророчества: Жакоб «видит» на стене своей комнаты тень Христа и становится ярым католиком; потом предсказывает литератору Рене Дализу первым из их круга умереть, причем в молодом возрасте, — и Дализ первым, в 1917 году, гибнет на фронте; потом тот же Макс Жакоб предсказывает Аполлинеру, что тот умрет, не дождавшись славы, которая придет к нему только посмертно, а Джорджо де Кирико рисует пророческий портрет Аполлинера под названием «Человек-мишень», за много лет до ранения поэта отмечая то место на его виске, куда попадет осколок снаряда.
Осенью 1901 года появляются первые публикации Аполлинера — сначала стихи, потом статья, и с этого времени начинается его существование в литературе. Сегодняшнее полное собрание сочинений поэта насчитывает четыре увесистых тома в самом весомом французском издании — «Библиотеке Плеяды», и лирика занимает всего лишь один из этих томов. Великий поэт был и блестящим прозаиком, автором прозаических книг «Ересиарх и К°» (1910), «Конец Вавилона» (1914), «Убиенный поэт» (1916), «Сидящая женщина» (опубликована в 1920 году), многих рассказов, сказок и историй, оставшихся в рукописях или разбросанных по журналам, и проявил в них себя мастером авантюрно-фантастической литературы, наследником Эдгара По и Гофмана и предшественником Марселя Эме и Пьера Буля. Он сделал попытку теоретически обосновать и практически основать новый театр и написал первую «сюрреалистическую» пьесу «Груди Тиресия», поставленную в 1917 году, который был, как говорили современники, «годом великих скандалов в искусстве». Он был неутомимым исследователем фривольной и потаенной литературы прошлого, публикатором маркиза де Сада и Аретино, да и сам написал несколько порнографических произведений, не столько в трудную минуту зарабатывая деньги, сколько в очередной раз пытаясь доказать — прежде всего себе, — что для него нет ничего невозможного или запретного в литературе. Но главные его силы, время, эрудиция, фантазия уходили на фантастическую по интенсивности работу журналиста и критика искусства. Он вел многочисленные хроники в многочисленных газетах и журналах, не гнушаясь самыми мелкими событиями повседневности, о которых писал так же пылко, как о значительных событиях тогдашней художественной жизни. Он стал признанным авторитетом и знатоком в области искусства и литературы. Это был гигантский труд, который можно выразить всего двумя словами: Гийом Аполлинер.
Многочисленные свидетельства дружбы Аполлинера и знаменитых художников того времени остались не только в его статьях, но и в их совместной работе. Дружба с Андре Дереном привела к их общему труду — первой книге Аполлинера «Гниющий чародей» (1909), дружба с Раулем Дюфи — к созданию «Бестиария» (1911). Оба эти произведения были результатом великого пристрастия поэта к раритетам прошлого, реализацией его недюжинной эрудиции, попыткой создать, используя традиционные жанры, произведения современной литературы. Но главное — в этих, казалось бы, отстраненных от его личности книгах он формулирует основной закон своего творчества: все, о чем бы он ни писал, он пишет про себя и только про себя. Практически все его произведения — это его жизнь, тысячью деталей, аллюзий, реминисценций входящая в ткань лирического повествования. В «Гниющем чародее» и «Бестиарии» с особенной силой выразилась его страсть к забытым и редким словам, к повседневной жизни, философии и литературным жанрам средневековья, но, повторим, средневековье здесь — всего лишь карнавальная маска, не слишком-то и скрывающая его душу, одновременно жаждущую все того же: любви и мистификации.
Идя вслед за средневековой легендой о волшебнике Мерлине, тело которого, заточенное в могиле озерной девой, коварной Вивианой, гнило, покуда душа оставалась живой, Аполлинер вводит в литературный обиход основные образы своей «лирической эстетики»: разверстая пропасть между мужчиной и женщиной, одержимость временем и греза о вечном, поиск собственной подлинности и идентификации своего «я», наконец, одержимость творчеством вплоть до экзальтации поэтического чувства.
