Ермолай. Не мешай ему, Афанасий! Мне много хорошего привела на память речь его. Вспомпил я Да- маскпнову оду[369], которую поют в пресветлейшее воскресения утро: «Богоотец посему Давид…» Образы, или символы, дали вспомнить сень Авраамову, приемлющую в себя трисолнечное единство божие, и кто мне воспретит мыслить, что Авраам сению своею служит вышнему? Авраам образует вечного тень, свидетельствует об истине 70 старцев, Мойсеем избранных служить скинии откровения. Скиния — значит куща, сень, шатер. В сию сень пис- ходит п почивает дух божий. «Прппочил дух па них и пророчествовал» (Числа, гл. 11).

Иезекпплевские твои, друг мой Лонгии, колеса привели на ум венец Павла, воздаваемый ему не в наш день, но в день оный. Вспомнил и перстень, обручающий в жизнь вечную: «Обручу тебя себе вовек… Обручу тебя себе в вере, и узнаешь господа »(Осия, гл. 2).

Вспомнил и моппсто возлюбленной невесты. «Сердце наше привлекла ты единым от очей твоих, единым ожерельем шеи твоей. Ожерелье на шее есть то же кольцо, состоящее из шариков. Вспомнил и яблоко огороженного сада.

А что есть яблоко, если пе шар? Что ж есть шар, если не фигура, состоящая из многих колес? «Положите меня в яблоки, ибо уязвлена я любовью». Если бы оно было не тем, никогда бы ни сказал Соломон: «Как яблоко золотое в серьге сардпйского камня, еще скажи слово приличное ему» (Прптчп, гл. 25).

Дражайший твой анфракс и фарсис привели спе: «Утверждение премудрости пзбраннее золота; вселенпя же разума дражайше серебра (Прптчп, гл. 16).

Сияние премудрости божией, из тленных образов блистающей, подобны есть драгоценному сокровищу, в недрах сокровенному. Но очп… очп, зарею божества блистающие, очи спасительные.., очи, тобою упомянутые, представили мне жалости достойного без очей Самсона. Очп сильнейшему сему мужу и судье израильскому выкололи те, кто Исааку грязью затаскали псточнпкп. «Очп твои, как озера в Есевоне». Плачет Иеремия о сих очах: «Как омрачил в гневе своем господь дочь Спона, сверг с небес на землю славу Израплеву!.. Погрузил господь и не пощадил. Все красное Иакова разорил. Твердыни дочери Иудпной изверг… Око мое погрязнет… Око мое закрывается… Оскудели очп нашп… Померкли очи наши… Рассыпалась радость сердец наших. Упал венец с главы нашей…»

Но никогда они пуще затасканы не были, как в наше время, да не видим то: «Блаженны очн видящие, которых видите». Тут о сем же Иов: «Кто меня устроит по месяцам прежних дней?.. Око было слепым, нога же хромой… Ныне же поругавшиеся малейшие… ни лица моего не пощадили от оплеванпя». «Обратилися в плач гусли. Песнь же моя в рыдание мне: знаю, что смерть меня сотрет».

В сих господних очах высокое знание утаивается. «Очи господни соблюдают чувство» (Притчи, гл. 21).

Сие чувство есть источник мира и веселья. «Видящее око доброе веселит сердце» (Прптчп, гл. 15).

Сне божественное око одно только светится. Один бог, одна вера, одно око и в Библии и везде. «Сердце наше привлекла ты одним от очей твоих…»

О, преблаженное п вечно сияющее око! Привлеки нас, яви нам вид твой и услышан сотвори нам голос твой, ибо голос твой сладок и образ твой красен. «Голос грома твоего в колесе».

Наконец, вздумалось мне Навиново солнце [370]. Но кто нам удержит оное солнце: «Солнце, пожпгающее горы?» Кто поставит в чинном стоянии намеренные точки его?

«Пока дышит день н движутся сени, да увидим не лицо господне на творящпх злое, по последующее за лицом, образующим сияние божественного вида его, по примеру Мойсея: «Лицо же мое не явится тебе». «Господь же благословил последнее Иова…» Но теперь только лишь пришла мне на ум Илпина колесница огненная…[371]

Афанаспй. Куда вам, братцы, понравилась околесная! Один устал, другой начал.

Яков. Подлинно жалки израильскому сердцу ино- племеннпчею рукою выколотые очи Самсона. Самсон — значпт солнце, но господь, слепцов умудряющий, может ему по времени опять возвратить очи его и сделать из яда съедобную пищу, а пз мертвой ослиной челюсти извести сладчайшее питье нетленного источника, как обещался: «Если и что смертное изопьют, не вредит им».

Ермолай. Ах, не один Самсон слеп. Иов, Давид, Соломон, Товпт и прочие суть слепцы, при пути сидящие и воппющие: «Взгляни на меня и помилуй меня…» «Очи нашп к господу богу нашему…»

Одпн господь, мимоходя, сокровенные пх очи открывает.

«Просветишь тьму мою…» «Наведу слепых на путь, которого не видели; и по путям, которых не знали, ходить научу их; превращу для нпх тьму в свет и трудное в легкое» (Исапя, гл. 42).

Тогда спи нпщпе богатеют, недужные исцеляются, мертвые встают. «Тогда вскочит хромой, как олень…» Идет и мимо Мойсея господь: «Покрою рукою моею над тобою, пока мимо иду».

Ожидает и Исапя гадания Израплевого п говорит, что не мннует меня господь мой. Просит Иеремия: «Исцели меня, господп, и псцелею… Ибо хвала моя ты» (гл. 17) Жаждет сего же и Аввакум: «Не ты ли искони, господи боже, святой мой — п не умрем. Знаю, что присносущеп есть, который должен пскупить меня и на земле воскресить» (Иов, гл. 19).

Словом сказать, всех их взор и вход к Ною: «Не старались воочию безумных умереть… они же суть в мире…» А исход из ковчега на сушу. «На месте злачном, там посели меня…»

Что деревьям плод п цвет, что ночи дневной свет, что солнцу лучи, что вечерней зарп темно блистающие волосы, то и израильскому роду намеренная точка их, помазанный господь пх. Его лучп суть свет очей их, сердца радость, волос и венец главы.

Мы думали (плачет Иеремия), находясь сенью бо- жпею между незнающими бога, надоумить их о веденпи божием, и сие будет нам защитой, но не так последовало. Они начали щипать тление наше, а растленными мыслями намеренную точку нашу совсем задавили.

Дух лица нашего, помазанный господь, яд был в растлениях их, о нем же я сказал: «В сени его поживем в язычниках» (гл. 4). Скорейшие были гонящие нас паче орлов небесных… «Положили трупы рабов твопх, муку птицам…» Однако же волос головы их на время может, а вовек погибнуть не может. Конечно, по времени над трупами рабов божпих соберутся небесные орлы, силою того: «Призывающий из востока птицу…» (Исайя, 46). «Птицы да умножатся па земле» (Бытпе, гл. 1). «Око, ругающее отца… да исторгнут его вороны из дебрия и да съедят его птицы орлы» (Притчи, гл. 30).

Афанасий. Чудно, что старику Товпту очи заслепила падшая сверху грязь воробьиная.

Ермолай. А разве не грязь затаскала источники Иеремиины, осыпала колесо Исаипо? Что есть грязь теплая, если не стихийная душа с телом? Представь грязное гнездо с воробьем глазастым, а над трупом — быстрозор- ного орла; тогда вспомнишь сие: «В которой земле вселяется свет, тьме же какое есть место?», «Птицы да умножатся на земле…» «Есть тело душевное, и есть тело духовное».

Яков. А мне всплыл на сердце сей Соломонов узелок: «Ничто не ново под солнцем».

Афанасий. А тебе в солнце вместо колеса приснился узелок, какой ты тут узелок нашел? Его тут никогда не бывало. Мне кажется, Соломон просто говорит, что в свете все старое: что сегодня есть, то ж и прежде всегда было.

Яков. Высморкай же нос, тогда почувствуешь, что в сыновних и отцовских сих словах тот же дух. «Все, как риза, обветшает. Ты же тот же есть». Разве ты позабыл: «В какой земле вселяется свет…» Подними ухо и услышь, что все ветошь есть под солнцем, но не то, что сверх солнца. И самое солнце есть ветошь, тьма и буря, кроме одного того: «В солнце положил селение свое…» Божие слово и духом божиим должно дышать. Закройся ж в уголок и кушай свою ветошь: силы в тлении нашли неувядающую пищу того: «Я цвет полевой и крын удоль- ный». «Съедите ветхое и ветхое ветхих и ветхое от лица новых вынесете…» «Похожу в вас…»

Ах! Когда бы ты раскусил хоть cim его слова: «Нет блага человеку, кроме того, что ест и пьет».

Слушай же далее: и cue видел я, что от руки божией есть, потом сказывает о мудрости, разуме и веселии. Если есть мудрость, тогда есть насыщение и веселье; но когда мудрость в боге, для того выше сказал: «Мудрого очи его во главе его, а безумный во тьме ходит». А когда говорит: «Суета суетствпй… нет изобилия под солнцем», не то же ли есть: «Вкусите и видите… Плоть ничто, дух животворит…»