Чтоб могли тебя те крылья во чужих сыскать странах.
За тобою маршируют, разоряют города,
Целый век бомбардируют, но достанут ли когда?
Кажется, живут печали во великих болып домах;
Болып спокоен домик малый, если в нужных сыт вещах.
Ах, ничем мы не довольны — се источник всех скорбей!
Разных ум затеев полный — вот источник мятежей!
Поудержмо дух несытый! Полно мучить краткий век!
Что ль нам даст край знаменитый? Будешь тоже человек.
Ведь печаль везде летает по земле и по воде,
Сей бес молний всех быстрее может нас сыскать везде.
Будем тем, что бог дал, рады, разобьем мы скорбь шутя,
Полно нас червям съедати, ведь есть чаша всем людям.
Славны, например, герои, но побиты на полях.
Долго кто живет в покое, страждет в старых тот летах.
Вас бог одарил грунтами, но вдруг может то пропасть,
А мой жребий с голяками, но бог мудрости дал часть.
Конец. Nihil est ab omni parte beatum
[71].
Песнь 28–я
О тайном внутри и вечном веселье боголюбпвых сер–дец. Из сих зерн: Веселье сердца — жизнь человеку,
и радование мужа — долгоденствие. Кто же погубит
душу свою меня ради, тот спасет ее. Что пользы
человеку если приобретает мир весь, лишится же
души своей?
Возлети на небеса, хоть в версальские леса[72],
Вздень одежду золотую,
Вздень и шапку хоть царскую;
Когда ты невесел, то все ты нищ и гол;
Завоюй земной весь шар, будь народам многим царь,
Что тебе то помогает,
Если внутрь душа рыдает?
Когда ты невесел, то все ты подл и гол.
Брось, пожалуй, думать мне, сколько лгите лей в луне!
Брось Копернпковски сферы[73][74]
Глянь в сердечные пещеры!
В душе твоей глагол, вот будешь с ним весел!
Бог есть лучший астроном, он наилучший эконом.
Мать блаженная натура[75]
Не творпт ничто же сдура.
Нужнейшее тебе найдешь то сам в себе.
Глянь, пожалуй, внутрь тебя: сыщешь друга впутрь
себя,
Сыщешь там вторую волю,
Сыщешь в злой блаженну долю:
В тюрьме твоей там свет, в грязп твоей там цвет.
Правду Августин певал [76]: ада нет и не бывал [77],
Воля — ад, твоя проклята,
Воля наша — печь нам ада.
Зарежь ту волю, друг, то ада нет, ни мук.
Воля! О несытый ад! Все тебе ядь, всем ты яд.
День, ночь челюстьми зеваешь,
Всех без взгляда поглощаешь;
Убей ту душу, брат, так упразднишь весь ад.
Боже! О живой глагол! Кто есть без тебя весел?
Ты един всем жизнь и радость,
Ты един всем рай и сладость!
Убий злу волю в нас, да твой владеет глас!
Дай пренужный дар нам сей; славим тя, царя царей.
Тя поет и вся Вселенна,
В сем законе сотворенна,
Что нужность не трудна, что трудность не нужна[78].
Конец.
Pro memoria, или припоминание.
Самое сущее Августнново слово есть сне: Telle voluntatem propriam et tolletur infernus — истреби волю собственную, п истребится ад. Как в зерне мамрийский дуб, так в горчичном его слове скрылась вся высота богословской пирамиды и как бездна жерлом своим пожрала весь Иордан богомудрия. Человеческая воля и божья суть двое ворот — адовы и небесные. Обретший среди моря своей воли божью волю обретет кифу, сиречь гавань оную:
«На сем камне утвержу всю церковь мою». «Таится сие им, как небеса» и проч. «И земля (се оная обетованная! Смотри, человек) посреди воды…» Если кто преобразил волю в волю божпю, воспевая сие: «Исчезнет сердце мое» и проч. Сему сам бог есть сердцем. Воля, сердце, любовь, бог, дух, рай, гавань, блаженство, вечность есть то же. Сей не обуревается, имея сердце оное: «Его же волею все управляются». Августпново слово дышит сим: «Раздерите сердца ваши». «Возьмите иго мое на себя». «Умертвите члены ваши». «Не того хотите… сие творите». «Не есть наше против крови и плоти». «Враги человеку домашние его». «На аспида и василиска наступишь». «Тот сотрет твою главу…» и проч.
Песнь 30–я[79]
Из сего древнего стиха:
Наслаждайся дней твоих, все бо вмале стареет:
В одно лето из козленка стал косматый цап.
Осепь нам проходит, а весна прошла,
Мать козленка родит, как весна пришла.
Едва лето запало, а козля цапом стало,
Цап бородатый.
Ах, отвергнем печали! Ах, век наш краткий, малый!
Будь сладкая жизнь!
Кто грусть во утробе носит завсегда,
Тот лежит во гробе, не жил никогда.
Ах, утеха и радость! О сердечная сладость!
Прямая ты жизнь.
Не красна долготою, но красна добротою,
Как песнь, так и жизнь.
Жив бог милосердый, я его люблю.
Он мне камень твердый; сладко грусть терплю.
Он жив, не умирая, живет же с ним живая
Моя и душа.
А кому он не служит, пускай тот бедный тужит
Прямой сирота.
Хочешь ли жить в сласти? Не завидь нигде.
Будь сыт малой части, не убойся везде.
Плюнь на гробные прахи и на детские страхи;
Покой — смерть, не вред.
Так живал афинейский, так живал и еврейский
Епикур — Христос [80].
Конец. Сложена во время открытия Харьковского намест–ничества, когда я скитался в монастыре Сеннянском
[81]. Григорий Варсаяа Сковорода.
СТИХОТВОРЕНИЯ
De libertate[82]
Что то за вольность? Добро в ней какое?
Ины: говорят, будто золотое.
Ах, не златое, если сравнить злато,
Против вольности еще оно блато[83].
О, когда бы же мне в дурни не пошитись [84],
Дабы вольности не мог лишитись.
Будь славен вовек, о муже избрание,
Вольности отче, герою Богдане!
Fabula[85]
Как только солнце к вечеру запало
И везде небо темнозрачно стало,
На тверди звезды блеснули прекрасны,
Как дорогие каменья алмазны.
Фалес закричал: «Старуха драгая!»
«Чего ты кричишь, мудрость глупая?»
«Полно мне уже сидеть на сем месте;
Поведи меня смотреть на звезды».
Пошла перед ним старуха драгая,
А за нею вслед и мудрость глупая.
Пошли туда, где холм высокоместный,
Отколь способно смотреть на круг звездный.
«Ой, — мудрец крикнул, — пропал я, старуха
Упав бедный в яму, отбил себе ухо.
«Не упал бы ты в ров, бестолковый деду,
Зачем моего не держишься следу?
Как ты, не видя пред носом рова,
Можешь знать звезды, глава бестолкова?»
От сих спекуляций повела старуха
Назад до дому мудреца без уха.
Fabula de Tantalo[86]
Царь Тантал когда‑то Иовиша [87] до дому
Цехмпстра нз богов звал к ппру царскому.
Иовиш, ведая политичны нравы,
