Сия распалила и устремила апостольские, пророческие и мученические сердца на лютые страдания, а пустынников и постников к горчайшим подвигам разожгла и оживляла их. О сем просвещающем и распаляющем, но не опаляющем огне Соломон в Песне Песней[151]:

Крепка, как смерть, любовь, Жестока, как ад, ревность, Крылья ее — крылья огня; Углие огненное — пламя ее (гл. 8).

Сей божественный кураж просвещал тьму их, согревал отчаяние, прохлаждал зной, услаждал горести, а без сего всякое счастье есть несчастное. Итак, Библия есть наш верховнейший друг и ближпий, приводя нас к тому, что есть единое дражайшее и любезнейшее. Она есть для нас предками нашими оставленный завет, хранящий сокровище боговеденпя. Боговедепие, вера, страх божий, премудрость есть то же. Сия одна есть истинная премудрость. Сей друзей божппх и пророков готовит (Премудрости Соломона, гл. 4) [152].

«Сию возлюбил и поискал из юности моей». «Сия благолепнее солнца». «Проницающая, как утро, добра, как луна, избрана, как солнце». «Труды ее суть добродетели: ибо целомудрию и разуму учит, правде и мужеству, их же потребнее ничто же есть в житии людям» (Песнь Песней и Премудрости Соломона, гл. 7 п гл. 8).

НАЧАЛЬНАЯ ДВЕРЬ К ХРИСТИАНСКОМУ ДОБРОНРАВИЮ[153]

Благодарение блаженному богу о том, что нужное сделал нетрудным, а трудное ненужным [154].

Нет слаще для человека и нет нужнее, как счастье; нет же ничего и легче сего. Благодарение блаженному богу. Царствие божие внутри нас. Счастие в сердце, сердце в любви, любовь же в законе вечного.

Спе есть непрестающее ведро и незаходящее солнце, тьму сердечной бездны просвещающее. Благодарение блаженному богу.

Что было бы, если бы счастие, пренужнейшее и любезнейшее для всех, зависело от места, от времени, от плоти и крови? Скажу яснее: что было бы, если бы счастие заключил бог в Америке, или в Канарских островах, или в азиатском Иерусалиме, пли в царских чертогах, или в соломоновом веке, или в богатствах, или в пустыне, пли в чине, пли в науках, или в здравии?.. Тогда бы и счастие наше и мы с ним были бедные. Кто б мог добраться к тем местам? Как можно родиться всем в одном коем‑то времени? Как же и поместиться в одном чине и стати? Кое же то и счастие, утвержденное на песке плоти, на ограниченном месте и времени, на смертном человеке? Не сие ли есть трудпое? Ей! Трудное и невозможное. Благодарение же блаженному богу, что трудное сделал ненужным.

Ныне же желаешь лп быть счастливым? Не ищи счастья за морем, не проси его у человека, не странствуй по планетам, не волочись по дворцам, не ползай по шару земному, пе броди по Иерусалимам… Золотом можешь купить деревню, вещь трудную, как обходимую, а счастие как необходимая необходимость туне везде и всегда даруется.

Воздух и солнце всегда с тобою, везде п туне; все же то, что бежит от тебя прочь, знай, что оно чуждое и не почитай за твое, все то странное есть и лишнее. Что же тебе нужды? Тем‑то оно и трудное. Никогда бы не разлучилось с тобою, если бы было необходимое. Благодарение блаженному богу.

Счастие ни от небес, ни от земли не зависит. Скажи с Давидом: «Что мне есть на небесе? И от тебя что восхотел на земле?»

Что же есть для тебя нужное? То, что самое легкое. А что же есть легкое? О друг мой, все трудное, п тяжелое, и горькое, и злое, и лживое есть. Однако что есть легкое? То, друг мой, что нужное. Что есть нужное? Нужное есть только одно: «Едино есть на потребу».

Одно только для тебя нужное, одно же только и благое и легкое, а прочее все труд и болезнь.

Что же есть оное едино? Бог. Вся тварь есть рухлядь, смесь, сволочь, сечь, лом, крушь, стечь, вздор, сплочь, и плоть, и плетки… А то, что любезное и потребное, есть едино везде и всегда. Но сие едино все горстию своею и прах плоти твоей содержит.

Благодарение ж блаженному богу за то, что все нас оставляет и все для нас трудное, кроме того, что потребное, любезное и единое.

Многие телесные необходимости ожидают тебя, и не там счастие, а для сердца твоего едино есть на потребу, и там бог и счастие, не далече оно. Близ есть. В сердце и в душе твоей.

В сей ковчег ведет и наша десятоглавая беседа, будто чрез десять дверей, а я желаю, дабы душа твоя, как Ное- ва голубица, не обретши нигде покоя, возвратилась к сердцу своему, к тому, кто почивает в сердце твоем, дабы сбылося оное Исаипно: «Будут основания твои вечные родом родов, и назовешься создателем оград, и пути твои посредп успокоишь».

Сего желает Григорий, сын Саввы Сковороды.

«Истина господня пребывает вовеки».

«Вовек, господи, слово твое пребывает».

«Закон твой посреди чрева моего».

«Слово плотью было и вселилось в нас».

«Посреди вас стоит, его же пе знаете».

Весь мир состоит из двух натур: одна— видимая, другая — невидимая.

Видимая натура называется тварь, а невидимая — бог[155].

Спя невидимая натура, или бог, всю тварь проницает и содержит; везде всегда был, есть и будет. Например, тело человеческое видно, но проницающий и содержащий оное ум не виден.

По сей причине у древних бог назывался ум всемирный. Ему ж у них были разные имена, например: натура, бытие вещей, вечность, время, судьба, необходимость, фортуна и проч.

А у христиан знатнейшие ему имена следующие: дух, господь, царь, отец, ум, истина. Последние два имени кажутся свойственнее прочих, потому что ум вовсе есть невеществен, а истина вечным своим пребыванием совсем противна непостоянному веществу. Да и теперь в некоторой земле называется бог иштен[156]. Что касается видимой натуры, то ей также не одно имя, например: вещество, или материя, земля, плоть, тень и проч.

Как теперь мало кто разумеет бога, так не удивительно, что и у древних часто публичною ошибкою почитали вещество за бога и затем все свое богопочитание отдали в посмеяние.

Однако же в то все века и народы всегда согласно верили, что есть тайная некая, по всему разлившаяся и всем владеющая сила.

По сей причине для чести и памяти его по всему шару земному общенародно были всегда посвящаемы дома, да и теперь везде все то же. И хотя, например, подданный может ошибкою почесть камердинера вместо господина, однако ж в том никогда не спорпт, что есть над ним владелец, которого он, может статься, в лицо не видывал. Подданпый его есть всякий парод, и равно каждый признает пред ппм рабство свое.

Такова вера есть общая и простая.

Сия‑то блаженпейшая натура, плп дух, весь мир, будто машинистова хитрость часовую на башне машину, в движении содержит и, по примеру попечительного отца, сам бытие есть всякому созданию. Сам одушевляет, кормит, распоряжает, починяет, защищает и по своей же воле, которая всеобщим законом, или уставом, зовется, опять в грубую материю, или грязь, обращает, а мы то называем смертию.

По сей причине разумная древность сравнила его с математиком или геометром, потому что непрестанно в пропорциях или размерах упражняется, вылепливая по разным фигурам, например: травы, деревья, зверей и все прочее; а еврейские мудрецы уподобили его горшечнику.