[1763 г.]

Здравствуй, желание мое, Кт|8о; хе TsproXYj ts тг^ <|д>у/г£ sjxou [910], Михаил драгоценнейший!

Подобно тому как то jj, ooaix6v op^avov [911], если мы его слушаем издали, кажется для нашего слуха приятнее, так беседа с отсутствующим другом обыкновенно бывает намного приятнее, чем с присутствующим. Особенно с тобой у меня получается так, чтоятогда более люблютебяи стремлюсь к твоей xrjv -^uatv irpoaTflopiav [912], когда отсутствую и когда без участия тела душа с душою безмолвно и aao)^i?<p 6(uAs? тг xat auv&taTptfUt [913]. Тогда никакое расстояние и никакое пресыщение не уменьшают сладости, а, напротив, ее увеличивают, наслаждение все более и более возрастает, ибо совсем иное положение и состояние невидимого, чем телесного и тленного. Эти соображения не последнее место занимают среди тех, которыми я обычно смягчаю житейские невзгоды. Ибо что приятнее, слаще и живительнее, чем любовь? Разве мне не представляются подлинно лишенными солнца и даже мертвыми те, кто лишен любви, и я нисколько не удивляюсь, если ош–о; 6 Osof [914].

Далее, хорошая любовь та, которая является истинной, прочной и вечной. Любовь никоим образом не может быть вечной и прочной, если рождается из тленных предметов, то есть из богатства и прочего в том же роде. Прочная и вечная любовь возникает из родства вечных душ, укрепляемых их добродетелью и не подверженных разрушению. Ибо, как гнилое дерево не склеивается с другим гнилым деревом, так и между негодными людьми не возникает дружбы. Поэтому если наша любовь тебе дорога, то не бойся, что она прекратится. Ибо, поколь ты почитаешь добродетель, дотоль и любовь растет, подобно тому как дерево незаметно с годами растет и само становится сильнее, чем смерть. Постоянно находишься перед глазами души моей, и, о чем бы хорошем я ни думал и чем бы я ни занимался, мне кажется, тебя я вижу лицом к лицу. Ты мне являешься, когда я удаляюсь в уединение; ты мой спутник и товарищ, когда я нахожусь в толпе. Когда я скорблю, ты тотчас же берешь на себя часть скорби; если я чему- нибудь радуюсь, ты тоже являешься участником радости, так что я не могу умереть без того, чтобы образ твоей души я не унес с собою, так тень уносит тень, если только это разделение может произвести смерть, которая разрушает тело, душу же делает еще более свободной. Так, свободный от тела, я буду с тобою в памяти, в мысли, в молчаливой беседе: до такой степени любовь сильнее самой смерти. Эта наша любовь к тебе, постоянно помышляющая о твоем благе, пусть теперь также скажет тебе о чем‑либо таком, что послужило бы на пользу твоей душе и твоему телу. Но что же мне сказать тебе? Рассказывают, когда знаменитый мудрец Катон [915] понял, что временно подавленный Карфаген снова помышляет о войне против Рима, то советовал римлянам начать новую войну против карфагенян; когда же римляне его совету не последовали, он, однако, не переставал советовать. И когда в сенате ему нужно было высказать какое‑нибудь мнение, он говорил: «Я думаю так», — (прибавлял): — «Все‑таки нужно начать войну против Карфагена». И он так поступал до тех пор, пока не убедил римлян, и Карфаген был сравнен с землей; таким образом Рим был освобожден от страха. О дражайший! Избегай общества дурных людей! Избегай их! Беги от них далеко! Помни это! Освободи меня от страха! Лх, как я боюсь! Удали от меня, если меня любишь, страх и заботу, которые меня терзают, которые меня теперь жгут и преследуют, скопившись в моем сердце.

Я не успокоюсь, пока не услышу, что ты избегаешь их (злых людей) более, чем ядовитых змей. Помни, что ты храм божий. Сохрани тело в чистоте! А прежде всего сохрани душу! Сохрани не для мира, а для Христа, лучшего господа твоего и моего. Ты сохранишь, если будешь бодрствовать. Будешь бодрствовать, если будешь трезв. Будешь трезв, если будешь молиться, лить слезы и избегать праздности. Пусть не трогают тебя дворцы, замки и храмы рукотворные, но, преклонив колени, возноси постоянные мольбы к единственному тело и душу хранящему, нерукотворному Соломонову храму. / «Да будут очи твои открыты на храм сей… день и ночь»/ и проч. О, если бы можно было писать так же много, как мыслить! Ю *Хрю- то<; [916], да просветит своим светом эти лучшие твои задатки, и руками чистоты, непреодолимыми для дьявола и его слуг, да сохранит твое тело в добром здравии, аминь!

Весьма тебе преданный Григорий Саввич

12 июля /из Белгорода/

Желаннейших твоих писем жду. Напиши, что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал. Ты получишь от меня все, что в твою пользу и в моей возможности. Но и ты желаешь только самого лучшего, да и я, кажется, свободен для всего святого. Об этом письме, кроме твоего хозяина, почтеннейшего о. Бориса [917], никому не сообщай. Ибо ты знаешь, как безмерно завистлива и лжива человеческая чернь. Прощай! Будь здоров!

49

[1763 г.]

Желаннейший Михаил — радуйся в господе!

Уже три дня, как готова ода, обещанная мною. Что касается меня, то я не проводил бы ни одного дня без беседы с тобою. Никогда не спит этот лев — дьявол, поэтому нам всегда надо бодрствовать. Как нежданным ударом поражает тело враг, так и этот духовный враг никогда не перестает бросать в нашу душу огненные стрелы страстей и ими поражать. Ты погасишь их, если подумаешь о том, что у тебя есть все, в силу чего ты можешь сделаться великим, т. е. святым, мужем. Из‑за чего ты мог бы мучиться, страдать? Из‑за того, что ты не участвуешь в попойках с обжорами? Что в дворцах князей не играешь в кости? Что ты не танцуешь? Что не находишься на военной службе? Если все эти жалкие вещи составляют предмет твоего восхищения, то ты еще не мудр и являешься одним из многих. Ты еще не блажен, если вне себя ищешь какие‑то блага. Собери внутри себя свои мысли и в себе самом ищи истинные блага. Копай внутри себя колодец той воды, которая оросит и твой дом, и дома соседей. Внутри тебя находится то основание, как говорит Плутарх, источник спокойствия; старайся этот источник очистить, черпая не из свиных луж, а из священных книг святых людей. Пусть не увлекает тебя толпа, гоняющаяся по морям и сушам за непостоянным, но, пребывая в своем доме, смотри, что делается худо или хорошо. Что тебе поможет скипетр, или дворец, или золото, если ты потеряешь и убьешь ценнейшую душу свою, то есть самого себя? Разве не из болезней души рождаются и телесные болезни? Лишь только греховная страсть воспламенит твою душу, знай, что она поражена и даже мертва. Почему не заботишься ты о том, чтобы извергнуть страсть — смерть драгоценнейшей части самого тебя? Зачем ты блуждаешь умом? Зачем вожделеешь, когда внутри себя имеешь все блага, если будешь благоразумен? Зачем стремишься к пирам и к толпе, к собраниям недостойных? Что видишь там доброго? Подави и обуздай та? брца; [918] души своей и уже теперь привыкай быть царем. О, если бы у меня был ^ too TveojiaTo; {ld^aipa [919]! Я бы отрубил у тебя скупость и уничтожил бы роскошь и дух нетрезвости, поразил бы честолюбие, сокрушил бы y. svoSoSiav [920], пронзил бы страх смерти и бедности. О святейшая трезвость! О благая бедность! О спокойствие душевное! Как мало людей вас знает! Если ты еще не видишь, что в грехе заключаются все виды зла, ты еще не мудр, не обладаешь богословскою верою. Однако верь, не видя. Если ты еще не видишь, что весь рай заключается в твердом сохранении и соблюдении заповедей божиих, ты еще не имеешь божией благодати; верь, однако, и возглашай с Давидом: «Открой очи мои и уразумею»//' и проч., пока, уразумев несказанную, заложенную в них пользу, ты не скажешь: ^«Наследовал откровения твои век за воздаяния»^ Это ищи, это… призывает Вергилий. Если ты это будешь всем сердцем искать, найдешь… Постараешься? Какая это неправда? Не вводи себя в заблуждение. Христос господь да убережет душу твою и тело твое от ядовитых сотоварищей, от всякой нечистоты, от огненных стрел! Будь здоров, дражайший, и нам пиши! Жажду знать, как ты поживаешь.