– Ты умеешь свистеть?

– Как слышал, – засмеялась она. – Могу и ещё громче. Хочешь?

– Давай!

Она – пальцы в рот, и я услышал настоящий посвист Соловья-разбойника.

– Ой, хватит, разбудишь народ! – остановил её я. Потом немного подумал и решил, что её талант можно использовать «на благое дело»:

– Ты свисти мне негромко, когда тебе захочется поваляться на зелёной травке, ага?

– Хорошо, я свистну. Но не тихо, – продолжая смеяться, ответила она.

Мы в это время шли по тропинке, которая петляла вдоль небольшой речки – притока Пышмы. Вдруг я услышал от Ани переливчато-заманчивый свист. Мы в это время проходили по низине напротив пионерского лагеря, расположившегося наверху в бывшем детдоме. Мне оставалось лишь выбрать уютное, удобное местечко в ночи для наших страстных объятий.

Ещё несколько вечеров и ночей мы с Аней ложились на мягкую травку по её свисту, который стал звучать почти как художественный. Я подумал, что, возможно, она тренировалась на работе, слыша пение женщин. Работала она в полеводческой бригаде.

А тут подошёл день, когда я должен был сниматься с временного учёта в военкомате. Сказал Ане, чтобы она отпросилась с работы. Но отпустили её лишь на второй день, поэтому пошли мы уже на одиннадцатые сутки после моей отметки о начале отпуска. Но я не волновался, время в запасе ещё было.

День был чудесный. Мы шли и радовались солнцу (в последнее время-то встречались лишь в тёмное время суток). В Талицу шли не по дороге, а через тот самый лес, который нас сблизил. Через некоторое время я услышал, как Аня насвистывает как-то знакомый мотивчик и сразу понял, что от меня требуется. Заглянул в её хитрые карие глазки.

– Я готов, как пионер! – отрапортовал я. И дальше всё было по знакомому сценарию.

Пришли в военкомат. Я занял очередь, передо мной было человека четыре. Минут через двадцать подошла моя очередь, я зашёл в кабинет, поприветствовал капитана. Он посмотрел мои бумаги и спросил:

– Вы не опоздаете вернуться в свою часть?

– Никак нет. У меня в запасе ещё целый день.

– Когда собираетесь уезжать?

– Сегодня вечером.

Мне поставили штамп со временем убытия на нужном документе. Перед обратной дорогой мы с Аней решили зайти в знакомое нам кафе. Заказали там хороший обед и бутылку вина – того самого, которое брали одиннадцать дней назад, и которое так подняло нам тогда настроение. Не спеша пообедав, мы пошли в сторону дома, где ждал нас наш «знаменитый» лес. Мы решили там отдохнуть. А после любовного сеанса, чтобы не захотелось спать, решили искупаться, благо река была поблизости, метрах в ста. Мы подошли к берегу реки, и с огорчением увидели, что для купания место неподходящее, берег был высоким и крутым. Мы пошли вдоль реки в сторону Луговой и всё-таки нашли некое подобие пляжа. Здесь мы искупались и позагорали. Этот день мы уже использовали сполна и решили вечер и ночь провести каждый у себя дома. С Аней я простился около её дома ещё засветло – день-то в июне ого-го какой длинный.

Когда пришёл домой, то мне первым делом предложили помыться и попариться в бане. Пока я мылся, Иван Гаврилович организовал застолье «С лёгким паром». Мы с ним немного выпили, покушали. Тут я, наконец-то, вспомнил, где и когда его встречал раньше.

В первый год жизни в этом крае меня, четырнадцатилетнего паренька послали в помощь горбуновскому трактористу, который помогал нашему колхозу вспахать какое-то большое поле. Гусеничный трактор с кабиной я тогда видел впервые. Моей обязанностью было набирать воду из находящегося неподалёку болота в ведро кружкой и подносить её трактористу. Тот пахал один, но, сделав круг, его трактору нужна была вода. Радиатор был неисправен, и вода из него постоянно вытекала. Сам я ростом был мал, поэтому трактористу приходилось вылезать из кабины и самому заливать воду. Между делом я поинтересовался:

– Как называется этот трактор?

– «Натик», – ответил он. Этим трактористом и был Иван Гаврилович. Я напомнил ему этот случай. Он сказал, что тоже помнит мальчишку, который набирал ему воду. Но только никак не может поверить, что тем пареньком был я.

Во время отпуска я не только занимался донжуанством, но и помогал по хозяйству маме и отчиму. На следующий день после снятия с временного учёта мы с мамой отправились на лошади, запряжённой в лёгкую коляску-двуколку, на пасеку. Там нас уже ждал Иван Гаврилович. Они с мамой оба работали пчеловодами, здесь же и познакомились; позднее сошлись, хотя отношения так и не узаконили.

Я сказал, что вчера был в военкомате и снялся с учёта, а сегодня уже должен быть в пути, но решил ещё два дня побыть дома, а уехать послезавтра. Ещё пообещал, что заеду к сестре Вере в Камышлов. Тут Иван Гаврилович решил отметить мой отъезд, прямо на пасеке. Но не среди пчёл, конечно. На пасеке был построен добротный дом с русской печью. Тут же у них нашлась посуда, выпивка, закуска, и, конечно, мёд. Под хмельком он мне намекал, что я его могу называть отцом. Но у меня «язык не поворачивался». Ещё он высказал такую мысль:

– Если бы я имел такое образование, как у тебя, и был бы грамотен, как ты, то сейчас был бы большим человеком!

– Возможно, возможно, – ответил я, а про себя усмехнулся: «Это у меня-то образование? Семь классов даже не закончил! Да, такому только завидовать». А ведь отчим говорил серьёзно. Вот было время!

Мы с мамой вернулись домой, а Иван Гаврилович остался ночевать на пасеке. Мама занялась домашним хозяйством. Уже вечерело, и я пошёл на свидание с Аней. Сказал ей, что поеду послезавтра в двенадцать часов со станции Поклевская на местном поезде Тюмень – Свердловск до Камышлова. Там я должен буду встретиться с сестрой, а через два часа уже закомпостировать билет до Москвы. Я заранее побывал на станции и ознакомился с расписанием поездов на московском направлении. Выслушав это, Аня произнесла:

– Я хочу пойти провожать тебя на станцию. Ты не против?

– Нет, конечно, – ответил я. – Буду только рад. А тебя на работе-то отпустят?

– Хм, – усмехнулась она. – Не отпустят – убегу!

Вечер мы с ней провели сказочный, постарались подольше побыть вместе и получить больше приятных эмоций.

Дома я сказал, что до станции провожать меня не нужно, я с удовольствием дойду сам пешком. С Аней же договорился встретиться в десять часов на железнодорожном мосту.

Моя семья проводила меня до конца села. Были объятия, поцелуи, но обошлось без слёз. Два километра до моста я прошагал быстро. Аня меня уже там ждала. Справа по направлению движения к станции находился пионерский лагерь, а слева от моста – симпатичный небольшой сосновый бор. До прибытия поезда оставалось два часа, до станции отсюда хода было не более часа, значит, у нас был ещё час в запасе на отдых и развлечения. Решили заглянуть в лесок, используя прекрасную летнюю погоду и замечательную природу в этом месте.

Моя ненасытная подруга была готова лечь «отдохнуть» под любой кустик, да и я был не против. Но только мы облюбовали место для последних любовных утех, как услышали невдалеке многоголосие пионеров. Мы решили удалиться подальше, но голоса продолжали нас преследовать. Пришлось выйти на опушку леса. Оттуда мы увидели поле, засеянное рожью. Рожь была ещё зелёная, но вымахала почти в рост человека. Дети в эту ниву не полезут, решили мы. А если и полезут, то вожатые им не позволят. Вот в эту рожь, пригнувшись, мы и забрались подальше. Тут уже нас никто не потревожил, и мы с упоением отдались «чувствам Амура». Это небольшое приключение, к которому мы отнеслись с юмором, стало достойным завершением моего отпуска.

На станции мы были за полчаса до прихода поезда. Я сразу подошёл к кассе, где закомпостировал билет, затем дал телеграмму сестре Вере-Венере в Камышлов, указав номер поезда и вагон. На вокзале мы зашли в ресторан, скромненько, без спиртного, покушали. Ане я ничего на будущее не обещал, даже про письма речи не было. Но она и не настаивала, приняв это как должное. В любом случае я был ей очень благодарен за то, что она скрасила мне отпуск. За это время она меня в себя не влюбила, мы лишь с ней пользовались друг другом, получая от этого огромное взаимное удовольствие. Правда, ежедневные свидания меня заметно истощили, но я хотя бы не потерял свою спортивную форму.