Однажды на раскомандировке я заметил, что один из машинистов – Григорьев – явно нетрезв. А ему, как и всем остальным, через десять-пятнадцать минут надо было отправляться на работу в ночную смену. Не знаю, как бы поступил Иванов (кстати, они с Григорьевым были приятелями), а я поступил по-своему.

– Григорьев, сегодня я не допускаю тебя до работы. Можешь идти домой, а утром я доложу начальнику цеха.

– Почему?

– Да потому что ты пьян. Ещё уедешь загорать на Южный рудник. На Северный не поедешь, там холодно.

Кто понял шутку, засмеялся. Григорьев спорить не стал. Мне удалось заменить его другим машинистом, у которого локомотив был на ремонте.

Оставшийся месяц мы проработали спокойно, больше никаких происшествий не было, план перевыполнили. Мне даже понравилось работать без начальника смены. А в октябре мне дали премию с записью в трудовой книжке: «За работу в III квартале премировать в сумме 20 руб.». К слову, на эту сумму можно было купить сто булок белого или сто пятьдесят – серого хлеба, или сто литров молока (у нас в семье ни один день без этих продуктов не обходился).

Ещё весной 1967 года в наш цех поступили два новых тепловоза ТЭМ1[56]. Поскольку ранее у нас таких локомотивов не было, пригласили из Свердловска двух машинистов. Одного звали Дмитрий Косенко, а другого – Николай Андреев. Им сразу выделили благоустроенные квартиры и поручили вести курсы машинистов тепловоза. На курсы записывали желающих машинистов электровозов и их помощников. Я несколько раз, больше ради любопытства, сходил на эти курсы. Но оказалось, преподаватели записали меня в журнал. Когда я уже работал инструктором и заходил к ним на курсы, Косенко и Андреев почему-то решили, что меня прислала администрация, дабы контролировать учебный процесс. Я развеял их подозрения.

На курсах я ближе познакомился с Дмитрием. К осени на тепловозах должны были работать по четыре машиниста, а пока днём работали лишь двое приглашённых. В начале сентября учёба закончилась. Большинство отучившихся получили «права» машинистов тепловоза. Правда, это были права «местного разлива», от Минстройматериалов. С этими документами нельзя было работать в системе других министерств и ведомств.

Однажды я зашёл к начальнику тяги, и он вручил мне свидетельство на право управления тепловозом.

– Вот, Косенко принёс, просил передать. Тебе всё равно придётся обкатывать технику и принимать практические экзамены у двух машинистов своей смены.

– Надо же. Я, конечно, не собирался становиться тепловозником. Но спасибо, может, пригодятся когда-нибудь.

7 ноября, в День Великой Октябрьской социалистической революции нас после демонстрации пригласила в гости чета Косенко. Жену Дмитрия мы уже знали, она работала в магазине хлебобулочных изделий в нашем доме, и мы видели её почти каждый день.

Косенко жили в районе тридцатой школы – в довольно спокойном месте, рядом с лесом. Когда мы пришли к ним, Дмитрий представил нам своих детей. Их у него оказалось аж четверо – сын и три дочери в возрасте от двадцати до десяти лет. Мы пришли вместе с Николкой (обычно мы всегда брали его с собой в гости, он вёл себя хорошо и никому не мешал).

Дмитрий был человеком общительным, компанейским. Среднего роста, коренаст, с тёмными вьющимися волосами. Круглое симпатичное улыбчивое лицо. У нас сохранилась фотография их дружной семьи. Кроме нас, Косенко пригласили своих соседей. А их соседом оказался мой однокашник по школе машинистов Виктор Кутаев. Это был лысенький мужчина, участник Великой Отечественной войны. Он был большим любителем поговорить, мог часами болтать обо всём на свете и ни о чём конкретно. Один шутник из нашей учебной группы, помнится, сказал ему: «Твоим языком только марки клеить на конверты на почте, и то будет больше пользы». Но Витя не оскорбился, он вообще был простецким мужиком.

Вот в такой компании мы и отмечали праздник. Дима был настоящим весельчаком: играл на гармошке плясовые и танцевальные мелодии, красиво пел. У Раи с ним получился хороший дуэт, но и остальные ему тоже подпевали. А младшая дочка Косенко, Лариса, показала нам сольный танец, который всем понравился. В остальное же время она играла с нашим Николкой. Старшие ребята Косенко – сын и дочь – ушли гулять, а средняя дочка, красавица Таня, оставалась с нами и помогала своей маме. Хозяйку звали Шурой. Она была женщина степенная, немногословная, чем разительно отличалась от своего мужа. У неё было овальное лицо, высокий лоб, тёмные завитые волосы. Фигура была стройной, рост – довольно высоким, одинаковым с мужем. Шура производила впечатление интеллигентной женщины.

Мы хорошо и весело провели время у Косенко и пригласили их к нам на встречу Нового 1968 года.

Да простит меня читатель за излишнее увлечение техническими подробностями, но всё-таки приведу здесь некоторые характеристики поступивших к нам тепловозов ТЭМ1. Кузов их располагался на двух трёхосных тележках, нагрузка на каждую ось – 20 тонн. Общий вес локомотива 120 тонн. Двигатель внутреннего сгорания (дизельный) работал на солярке. Его мощность – 1000 лошадиных сил. На конце коленчатого вала жёстко установлен главный генератор, который вырабатывал электроэнергию для питания шести тяговых электродвигателей, которые через зубчатую передачу вращали колёсные пары так же, как и на электровозе. Вспомогательное оборудование получало вращение через карданную или ременную передачу. Кабина одна, располагалась в задней части, пульт управления тоже был в единственном числе. Доступ в электроаппаратную осуществлялся прямо из кабины машиниста, дверь располагалась посредине.

У нас эти локомотивы использовались на маневровых работах, в основном на прокладке новых передвижных путей в карьере и на отвале. К тепловозам почти постоянно был прицеплен железнодорожный кран и две платформы.

Один из тепловозов (на котором старшим был Андреев) «взбунтовался» – стал сходить с рельс в кривых, причём даже на главных постоянных путях. Он не мог вписаться в поворот, продолжая движение по прямой. Его поднимали на рельсы, но в тот же или следующий день он снова оказывался несколькими колёсами на шпалах. Дошло до того, что к нему прицепили аварийный крытый вагон, в котором находились подъёмные средства. Промучившись так недели две, вызвали представителя завода, который, поездив денёк, догадался, в чём причина сходов.

Как выяснилось, одна из четырёх опор кузова на тележке заклинивала из-за отсутствия смазки. Трубка, подающая смазку, оказалась засорена металлической стружкой ещё на заводе. Пришлось поднимать кузов краном и шлифовать трущиеся поверхности. После ремонта машина стала работать без перебоев.

Декабрь 1967 года выдался на Урале суровым. Температура падала ниже –40 градусов. 5 декабря вся страна отмечала День Конституции. В этом году праздновалось и пятидесятилетие Великой Октябрьской социалистической революции, и, наверное, поэтому руководство города вдруг решило День Конституции объявить днём отдыха практически для всех предприятий, даже горнодобывающих (которые обычно работали в любые праздники).

Четвёртого декабря в 24:00 в карьере всё замерло. Наши поезда – сколько вошло – остановились на станции Новая, остальные разместились на более-менее ровных участках пути, а два тепловоза поставили на деповские пути. Электровозов было около трёх десятков. Все поезда были заторможены ручными тормозами и зафиксированы тормозными башмаками.

А теперь про то, как «отпраздновал» День Конституции ваш покорный слуга. В этот день номинально была наша смена, поэтому пять человек из неё назначили на дежурство: меня старшим (Иванов отдыхал), один машинист и помощник на все электровозы, дежурная на станции Новая и один машинист тепловоза (в его обязанности входило слежение за тем, чтобы двигатели тепловозов постоянно работали, иначе могли «замёрзнуть»).