Николка любил засыпать со мной. На ночь я рассказывал ему сказку, по которой был снят мультфильм «Лесные путешественники» про бельчонка Белоносого, за которым охотилась куница. Она всегда и всюду гонялась за ним, но он был ловок и не попадал в её лапы. В одном из эпизодов Белоносого спасли бобры, переплавив его на кусочке дерева через реку. Куница плавать не умела и осталась «с носом». Я старался по возможности разнообразить сюжет, выдумывая новые эпизоды. Но всегда сказка заканчивалась хорошо, и Николка сразу засыпал. Исключение составляли вечера, когда по телевизору показывали хоккей или фигурное катание – тогда он мог сидеть и смотреть соревнования до полуночи.

Однажды, уже в июне 1967 года, я сидел дома и заканчивал работу над курсовым проектом. На следующий день я должен был оформлять студенческий отпуск. Рая ушла на работу, поручив мне отвести ребёнка в садик. Однако он вдруг заупрямился, и даже в каком-то отчаянии закричал:

– Не пойду, не хочу!

Вообще-то он был послушным мальчиком, не своевольным и не избалованным, поэтому я не мог понять, что на него нашло. Решив, что это обычный детский каприз, и что если я ему уступлю сегодня, то он и на следующий раз решит провернуть подобный номер, я не стал допытываться о причине. Повысил голос и повторил:

– Пошли в садик!

У него на глазах выступили слёзы и он снова заладил:

– Не хочу!

И тут я его ударил, после чего он сдержал в себе рыдания и обречённо согласился идти.

А вечером мы узнали причину «каприза» Николки. Оказывается, накануне в его группе произошёл несчастный случай с девочкой, с которой он дружил, и это его потрясло.

Воспитательница вывела группу на прогулку и позволила детям самостоятельно играть и развлекаться. Сама же на некоторое время отошла по какой-то надобности. На участке была установлена металлическая горка, дети катались с неё. По всей вероятности, Марина поскользнулась на гладкой поверхности, упала и кубарем покатилась, но не прямо вниз, а в сторону и под перила. Голова её попала между стойкой перил и жёлобом горки, и она повисла на шее. Пока детки догадались сообщить взрослым, а те поняли их лепет и поверили – было уже поздно, девочка умерла.

В день трагедии Коленька ничего нам не сказал. Может, их предупредили, чтобы они ничего не рассказывали, а может, просто чем-то отвлёкся и забыл. Когда мы узнали о произошедшем, то спросили сына, пытался ли он помочь бедной девочке.

– Пытался, – ответил он. – Но было туго.

Воспитательницу отдали под суд за халатность, приведшую к столь печальным последствиям. Она получила семь лет общего режима.

А у нас сохранилась фотография их группы, сделанная до этих трагических событий. На ней запечатлена и эта воспитательница, и ещё живая девочка Марина. Когда мы показали эту фотографию сыну и спросили его, кто здесь Марина, он указал, не колеблясь.

Мне же до сих пор стыдно за свой поступок по отношению к малышу.

Новый 1967 год мы не отмечали, поскольку мне по графику выпало идти на работу. Мы менялись в час ночи, а из дома я вышел без малого полночь. Я как раз проходил по дворцовой площади мимо наряженной новогодней ёлки, когда услышал сигналы точного времени по радио. Пожал сам себе руки, поднял их над головой и поздравил сам себя с Новым годом.

В марте нас пригласили на свадьбу моего брата Евгения и Эльвиры. Закончив путешествовать по городам и весям нашей страны, Женя в свои двадцать шесть лет решил остепениться. Эльвиру он знал давно, ещё со школьной поры. Она была дочерью Ивана Андреевича Третьякова, учителя из Горбуново. Если помните, я рассказывал о том, как мы были у него в гостях, когда мама ещё жила в Горбуново.

Свадьбу решили сыграть в Северске у сестры Фаины. У них была трёхкомнатная квартира. В одной из комнат накрыли столы, там же стоял телевизор. Другая была освобождена под танцзал, а третья предназначалась для детей: Фаиных дочерей Лены и Ирины и нашего Николки. Присматривала за ними бабушка Даша.

Народу было немного. Со стороны Эльвиры вообще не было никого, несмотря на то, что она имела много братьев и сестёр. От нас же не было лишь Веры. Кроме родственников, приглашена была знакомая Фаи по работе, которая, в свою очередь, пригласила молодого мужчину. Итого, если считать детей, получилась дюжина гостей.

Торжество началось с тостов, пожеланий, и, как обычно, хорового скандирования «Горько!». Но тут в свадебное торжество вмешался… хоккей. В этот же день и час начался матч чемпионата мира СССР – Швеция. Кто-то предложил смотреть хоккей и выпивать по рюмочке за каждую заброшенную нашей командой шайбу. Сидящие за столом не возражали. Первый период закончился со счётом 3:0 в пользу сборной СССР. В перерывах хоккейного матча после успешного отмечания голов гости выходили на танцы. Во втором периоде наши продолжали забивать, и вскоре женская половина отказалась продолжать хоккейный марафон. После пятой шайбы в ворота шведов я тоже решил «попридержать коней» и стал лишь слегка пригублять. Игру мы досмотрели до конца, но последние шайбы уже не отмечали, иначе можно было упиться. Как-никак, матч закончился со счётом 9:1 в нашу пользу. К слову, в тот год наша сборная завоевала золотые медали чемпионата мира.

После хоккея все пошли в танцзал. Я танцевал с Раей и Тамарой – так звали Фаину гостью. Она была раскованной и общительной, не то что молодой человек, который её сопровождал – он не нашёл дружеского общения ни с мужской, ни с женской половиной нашего общества. Да и пригласившая его Тамара не обращала на него особого внимания, а танцевала то со мной, то с Володей. Тогда он пошёл в зал, налил две рюмки водки и подошёл ко мне:

– Давай, выпей со мной, – и протянул одну рюмку. А потом со значением добавил: – Я начальник колбасного цеха.

– Извини, но я не хочу больше пить, – отказался я. И правда, я чувствовал, что ещё одна рюмка была бы лишней. Мужчина же обиделся и вскоре ушёл.

После окончания торжества молодожёны ушли на съёмную квартиру. Мне же Фая с Раей предложили проводить до дома Тамару. Я согласился. Мы шли по заснеженной улице, полуобняв друг друга. Когда добрались до её дома, мне захотелось на прощание её поцеловать, но она не позволила. Я не настаивал, сказал «до свидания» и ушёл.

На следующий день торжество продолжилось в том же составе, не было лишь колбасных дел мастера. И тут Тамара за столом при всех объявила, что я ночью покушался на её алые губы. Возможно, она хотела посмотреть, как среагирует на это Рая, полюбоваться на семейную сцену с выяснением отношений. Рая же отнеслась к этому заявлению спокойно, посмеялась вместе со всеми. Я не отпирался, но всё прошло, как и не было.

После обеда мы поехали домой. Наш Николка как в гостях, так и в дороге вёл себя прекрасно.

Мы с Анатолием Жезловым учились в одном институте, я отставал от него лишь на полкурса. Мы вместе ездили на сессию, вместе жили в общежитии, но экзамены сдавали разные.

После окончания летней сессии мы решили устроить совместный семейный отдых. Поехали на пруд купаться и загорать. Мы взяли с собой Николку, у него же с женой детей ещё не было, хотя дело было не за горами – Вера была в «интересном положении», где-то на седьмом-восьмом месяце беременности, с солидным животиком. Несмотря на это, она вела себя очень активно, купалась, бегала, а когда мы стали играть в волейбол, она тоже встала в круг. Мы попытались её отговорить, но куда там! Стала играть со всеми на равных.

После отдыха на пляже мы пригласили Жезловых зайти к нам. Собрали на стол, «что бог послал». Осмотрев нашу обитель, Вера немного удивилась:

– У вас даже дивана нет! Да и зеркало вам бы не помешало. Хотите, я могу вам помочь?

Как выяснилось, Вера работала в универмаге заведующей мебельным отделом. Она рассказала, что у них на складе имеется товар, который считается бракованным.