К нам иногда приезжал председатель Архангельского сельсовета Вершинин, крупный мужчина с покалеченной на войне рукой. Он являлся непосредственным начальником моего отца. Бывало, они за столом беседовали на разные темы. На столе стояла бутылочка, которая помогала поддерживать беседу, особенно о войне. Отец показал гостю своего младшего сына – Женьку. Тому было около года. Усадил его на стол. Он был беленький, «пушистый», ухитрялся передвигаться, прыгая на попе. И вот эти два мужика надумали игру с ребёнком. Они оба курили и сидели на разных краях стола. Один из них дул на Женьку табачным дымом, а тот, хохоча, разворачивался и «скакал» на другой конец стола, где получал новую порцию «аромата». И эта игра длилась довольно долго, пока мама не увидела и не забрала сыночка.

В другой раз приезд Вершинина мог повлиять даже на мою судьбу. Не знаю, с кем он приехал, но к вечеру ему нужно было вернуться в Архангельское. Отец решил, что его отвезу я. Послал меня на конный двор. Там я сказал, что мне нужна лошадь, запряжённая в кошеву, чтобы отвезти председателя сельсовета в Архангельское. Конюхи мне запрягли довольно шустрого молодого мерина. «Ну, прокачусь!» – подумал я. Хотя, надо признать, тогда имел довольно малый опыт управления лошадьми. Подъехал к дому, привязал к забору лошадь и скорее домой с докладом:

– Подвода подана!

На мой рапорт собеседники особого внимания не обратили. Отец просил выделить колхозу бочку керосина из сельпо для колхоза и колхозников. Вершинин вначале не соглашался, но позже всё-таки пообещал посодействовать. Начало темнеть и меня снова отослали на конный двор, отвести лошадь. Я был сильно огорчён, что поездка не удалась. А так хотелось совершить «подвиг», промчаться одному по тёмному лесу ночью! Хотя в этом, конечно, был большой риск. В то время в лесах было много волков. Охотники-то все на войне, волков никто не отстреливал. А из брянских и белорусских хищники ушли от войны в более спокойные места. Доходило до того, что волки ночами бродили по деревне около хлевов. Утром обнаруживали их следы. Когда мы ходили в школу, то видели следы целой волчьей стаи, пересекавшие нашу дорогу. Зимой волки чаще ходят друг за другом «след в след», но когда они вынуждены пробираться по глубокому снегу, то получается целая тропа. В деревне у нас была одна собака, у Викентия, и ту волки задрали.

Вероятно, что-то подобное промелькнуло в мыслях у собеседников, и они решили отложить поездку до утра. Вершинин переночевал у нас. А поутру я отправился пешком в школу.

Кстати, Вершинин своё обещание выполнил. Нашему колхозу выделили двухсотлитровую бочку керосина. Как уж его делили, я не знаю. Но целый год керосиновые лампы по вечерам горели у всех. Лучину временно забыли.

После окончания третьего класса начались летние каникулы. Погулять, поиграть не довелось, как и прошлым летом. В то трудное время каждый должен был приносить посильную пользу государству. Мне отец сказал:

– Будешь в это лето работать в поле на лошади.

– А на какой?

– Выбирай сам из двухлеток.

– Хорошо.

Двухлеток у нас было три: Шутка, Зайчик и Звезда. Я обрадовался, что мне дали возможность выбирать, но волновался, поскольку предстояло самому научиться верховой езде и обучить не бывавшую в упряжке лошадку.

Правда, у меня был, ещё годом ранее, опыт верховой езды, но успешным назвать его было трудно. А дело было так. У нас в хозяйстве был маленький бычок. И я надумал на нём прокатиться верхом. Сделал самодельную уздечку из лыка, которую надел ему на голову – он спокойно мне это позволил. Я его гладил, почёсывал и вдруг оседлал, запрыгнув ему на спину. Происходило это во дворе нашего дома. Бычок ка-а-ак рванёт с места! Понёсся прямиком в хлев, дверь которого была открыта. Я ударился о дверной косяк, сорвался и шмякнулся прямиком в навоз. Я-то по молодости лет думал, что бычка придётся подгонять, чтобы он сдвинулся с места, и никак не мог ожидать от него такой прыти. Но получилось интересно, до сих пор кажется смешно! А тогда, конечно, было не до смеха.

Из трёх лошадок я выбрал Зайчика. Это была купленная отцом ещё прошлой осенью полуторагодовалая кобылка вороной масти, которая весной вдруг полиняла и стала серой. И поэтому ей дали кличку Зайчик. Она мне понравилась своим спокойным нравом и небольшим ростом.

Обычно работе «под седоком» и в упряжке обучают молодых лошадок с трёх лет. Но в годы войны все делали взрослую работу: как мальчики с десяти лет, так и лошади с двух. Из конного двора я привёл Зайчика на поводке, обузданным, к своему дому. Решил научиться ездить верхом. Подвёл коня к ограде нашего огорода, встал на верхнюю жердь, чтобы его «оседлать», то есть сесть на него верхом. Но во время моего прыжка Зайчик сделал шаг в сторону, и я свалился мимо него на землю, но поводка не отпустил. Вторая попытка тоже оказалась неудачной. К третьему разу я подготовился более основательно, подвёл лошадку к самой ограде, решил сделать прыжок дальше и попытка удалась. Хорошо, что не было ни свидетелей, ни помощников – некому посмеяться или посочувствовать.

Зайчик впервые ощутил на себе седока и тут же решил от него избавиться. Начал метаться в разные стороны, брыкаться, становиться на дыбы. Но я вцепился в него мёртвой хваткой: босыми ногами в бока, одной рукой за повод, другой за гриву. Удержался! Зайчик рванул галопом, я его направил по крутому подъёму деревенской дороги, и минут через пять скачки он уже перешёл на рысцу, а потом и на шаг. Проехав деревню от начала до конца, я для тренировки направил коня по полю и приехал на конный двор верхом. Лихо спрыгнув, передал Зайчика конюхам. Теперь я знал, что укротил коня, и он будет мне послушен во всём. Разумеется, лишне говорить, что я был собой доволен.

Лошадей колхозу больше приобрести не удалось. Стали обучать быков. Были в колхозе два молодых взрослых быка. У одного была кличка Партизан, а у другого – Добрый. Они довольно быстро привыкли к упряжке, и возили летом грузы на телегах, а зимой на санях. Быков, как и лошадей, эксплуатировали нещадно и беспощадно. На Партизане стал работать Викентий – мой одноклассник (я о нём рассказывал раньше). К Партизану он был именно беспощаден, пользовался не только кнутом, но и другими способами. Если от усталости бык останавливался, то Витя ему крутил хвост так, что мог и сломать. Конечно, бык от боли пускался даже бежать. А когда, выбившись из сил, бык прямо в упряжке ложился на дорогу «передохнуть», у Вити находился ещё один способ заставить его встать и тащить повозку – это разбойничий свист прямо в ухо лежачему быку.

Ещё купили крупного быка. В ноздрях у него было пропущено стальное кольцо, и к нему привязан поводок, за который его водили. Думали, такой бычина будет таскать по тонне груза. Изобрели для него хомут, запрягали в «круг» вращать молотилку. В привод молотилки были вделаны два прочных деревянных бруса, а впереди – по две тонкие жердочки, за которые подвязывали поводки лошадей. Они шли по определённому кругу и тянули постромками брусья. Лошадей было две по разные стороны, погоняли их мальчишки 10–12 лет. При необходимости останавливали. Мне тоже иногда приходилось ходить по кругу. И вот решили вместо двух лошадей и погонщиков использовать одного быка и погонщика постарше. Бык походил по кругу, повращал молотилку около получаса и вдруг взбесился. Начал прыгать, метаться в разные стороны. При этом обломал брус, разорвал на две части хомут, сломал жердочку, к которой был привязан поводком, и умчался в неизвестном направлении. Нашли его только на следующий день. Не стали больше пытаться его запрягать, а от греха подальше сдали на мясозаготовки.

В мае 1943 года создали мини-бригаду из четырёх человек – дед Осип и мы, трое мальчишек. Старшим из ребят был Сашка Ворончихин – на два года старше нас со Степаном Фёдоровым. Дед Осип привозил на телеге зерно и наш инвентарь, в который входили деревянные бороны с металлическими зубьями – хомуты и вожжи. Утром на выгоне мы вылавливали своих лошадок и верхом направлялись в поле. Сашка на Шутке, я на Зайчике, Степан на Звезде. Шутка была высокая, упитанная и быстрая, Зайчик – вынослив, но с придурью (о которой я узнал гораздо позже), Звезда была потощее и послабее.