Мериам. Он быстро поднялся, выбрался из своего тайника, перегнулся над темными балками.
— Ты зовешь меня? — спросил он.
— Скорее... Как можно скорее!
Он стал пробираться по балкам. Подошел к двери. Он двигался уже смело, быстро, даже не глядя, куда ставит ногу. А достаточно было одного неверного шага, и он полетел бы вниз.
— Входи, — шепнула Мериам.
Он сделал еще шаг. И оказался в коридоре. Над ними, на верхнем этаже, топали ногами, что-то передвигали, стучали.
— В комнату, — Мериам подтолкнула его.
Он вошел в ее каморку. Лампы не было. Горела только одна свеча. Пламя ее заколебалось от движения воздуха и едва не погасло. Андреа прикрыл дверь.
— Что такое? — спросил было он и в ту же минуту понял: комнатушка Мериам была пуста. Ни кровати, ни сундука, ни батистовых занавесок. — Уезжаете?
Она затрясла в отчаянии головой. В глазах ее был страх. Свеча бросала трепещущий свет на ее овальное лицо.
— Папаша Жану требует... Папаша Жану сказал девушкам... Страшно, Андреа!
— А что так пугает вашего папашу Жану?
— Турки говорят, что они подожгут город...
— Подожгут город! Что ты сказала? Повтори! — Он схватил ее за плечи.
Она утвердительно кивнула.
— Консулы сказали: нельзя поджигать! Главный паша сказал: не буду поджигать... Обещал.
— Тогда зачем же ты болтаешь...
— А папаша Жану не верит. Не верит папаша Жану.
— Подожди... Почему он не верит? Он убежден в другом? Может, слышал что?.. Говори! Говори скорее!
— Черкес Галиб-бей тут, Андреа. Очень пьяный... Очень плохой... В Софии, говорит, много продовольствия, хоп — и в огонь! Патронов много, хоп, кричит — и в огонь! Ничего не оставим московцам, кричит!
Он отпустил ее. Галиб-бей. Он слышал такое имя.
А она продолжала рассказывать:
— Папаша Жану сказал... быстрее, быстрее, мадемуазель — все в огонь, дом, товары, девушки... Надо бежать, Андреа! Бежать! Хочешь с Мериам? — она прижалась к нему и виновато заглядывала в глаза. — Мериам сказала папаше Жану — или красавчик Андреа, или не будет Мериам...
Кто-то шел по коридору. Отворял двери, кричал:
— Давайте, быстрее... Выходите все...
Это был папаша Жану.
Мериам сразу же накинула на дверь крючок. Андреа не шелохнулся. «И чему тут удивляться, — думал он. — А прошлый год что? Панагюриште, Копривштица, Клисура, Батак, Перуштица... Удивительно было бы, если б они не сожгли город. Если они на этот раз не сожгут его... Ясно, ясно. Этому воспротивились консулы, отказались покинуть город. Осман Нури вынужден был согласиться. А черкес Галиб-бей все же подожжет его».
Папаша Жану стукнул в дверь....
— Нашла время для работы... Эй, поскорей там! Не то останешься!
Он ушел. Его визгливый голос доносился из другого конца коридора. Потом он вернулся.
— Мы трогаемся! — крикнул он угрожающе и застучал кулаком.
Андреа и Мериам молчали.
— Иди! — сказал он, когда шаги удалились.
Она не двигалась. Грудь ее высоко вздымалась. Она глядела на него с отчаянием. Плакала.
— Мы никогда... — проговорила она. — Мы снова никогда...
— Иди, Мериам, — сказал он. И подумал: «Несчастная, она действительно меня любит». — Иди, Мериам, — повторил он. — Прощай... Мериам очень хорошая... Андреа очень плохой...
— Нет! Нет! Андреа очень... очень... — Она разрыдалась, кинулась к нему, обняла его.
Он взял ее за подбородок. Поцеловал в губы. На его глазах тоже стояли слезы. Она не могла поверить.
— Прощай, — сказал он, оторвав ее от себя, и ласково подтолкнул к двери. Снял крючок. Отворил. — Прощай, Мериам!
И сразу же запер дверь. Она постояла минуту. Потом, всхлипнув, побежала по коридору.
Мериам ушла. Они уезжают. Андреа долго стоял посреди комнаты и никак не мог собраться с мыслями. Взглянул на часы. Семь. Пока он дойдет до комендатуры, будет половина восьмого. Он вздрогнул: кого теперь он сможет испугать там поджогом мечети? Ведь они сами хотят поджечь все склады. Мысль эта поразила его. А как же тогда он доберется до Неды? Черкесы Галиб-бея подожгут город. Кому-то, может, удастся убежать, и они убегут, а узники? Не хотят ли они и их сжечь в этом пожарище? Напротив, в квартале, есть склад снарядов, если их не вывезли, они взорвутся и поднимут на воздух комендатуру и Черную мечеть, и дома, где содержатся русские пленные. Но что тут сделаешь, если у тебя только две руки?
Шантан опустел. Догорела свеча. Андреа шагал из угла в угол каморки и ничего не мог придумать. Тогда у него появилась последняя надежда: он спрячется где-нибудь возле Черной мечети и, если пожар приблизится, ворвется туда... Будет стрелять во всех, кто подвернется... Но ведь турки и без того уже бегут. Чего ж мудрить, надо идти...
Он наклонился, чтобы взять огарок, но огонек его затрепетал и погас. Он выпрямился. В комнатке вовсе не было так темно, как он ожидал. Непонятно. Сквозь маленькое окошко проникало какое-то далекое сияние. Отблеск орудийных выстрелов? Нет. Выстрелов в эти минуты не было слышно. А на востоке небо было красным. Пожар! Пожар! Они уже начали...
Он выскочил в темный коридор, ударился о стену, споткнулся о ступеньки. Осколки стекла похрустывали под его тяжелыми башмаками. А что, если папаша Жану запер его здесь? Нет. Двери были открыты — для чего было запирать шантан, ежели он все равно сгорит?
Андреа остановился. Стоял в нерешительности. Как ему идти? Через гетто или перебраться в болгарские кварталы? Какой путь будет короче? Он решил пойти мимо постоялого двора Анани. Позвать его сыновей. Все же будет подмога. К Велину постучаться... Он пустился бежать через болгарские кварталы, но, едва сделал шагов пятьдесят, услышал частую стрельбу. Вопли... Из каких-то ворот выскочили всадники. С дикими криками. Они стреляли. Мчались навстречу ему. Он замедлил шаг и буквально прилип к стене. Черкесы с шумом промчались мимо него, и он выстрелил им вслед. Он видел, как один из них свалился... Раздались выстрелы оттуда. Снова крики. Он побежал, но никто за ним не гнался.
Фонари не горели. Город освещало только далекое зарево, от которого крыши ближних домов казались темно-фиолетовыми. Он добежал до постоялого двора. Как он того и ожидал, ворота были заперты. Надежно заперлись люди. Он застучал рукояткой револьвера.
— Анани!.. Бай Анани! Отвори! Это я, Андреа...
Что-то зашевелилось — и там таились. Были начеку.
— Отворите, братья... Они поджигают город! Скорее!
— Андреа, это ты?
Изнутри раздался стук. Щелкнул засов. Отворилась калитка.
— Входи, быстро!
— Не могу! Идемте со мной! Идемте, — звал Андреа и старался сосчитать в темноте, сколько их там.
Кто-то сзади поднял фонарь. Только теперь Андреа увидел самого хозяина, его сыновей и еще пятерых его соседей, среди которых был и здоровяк Велин. Они собрались здесь, чтоб защищаться сообща. Жены их и дети находились, вероятно, в доме. Все они были вооружены — у кого ружье, у кого старинный пистолет. А у брата Велика был только топор.
— Смотрите! Видите! Это пожар. Они уже начали. И поглядите, на западе то же. Они поджигают нас со всех сторон. А вы заперлись!
— Что же можно сделать, Андреа? Сколько тут нас?
— Сколько вас? Восемь. Со мной — девять. Соберем еще столько же соседей — и к тюрьме. Освободим наших людей! Там их, должно быть, человек двести! После пойдем к складам, вооружимся.
— Ну да!
— Хватит! Димо! Беги к попу Христо, у него трое сыновей. Мастер Велин, Матеа! Ступайте за Герасимом, за Стойко! Стучитесь во все дома подряд... Мне нужны десять человек немедленно. Вы, братья Пано, Свитка, Михал...
Пока Андреа рассылал во все стороны парней, женщины вынесли фонари, бурки, шубы. А он сбросил с себя шинель, сорвал с головы феску. Скоро начали сходиться мужчины.
— Эй, глядите, сам дедушка поп! Поздненько для тебя, святой отец!
— Ничего, я еще вижу... Вижу и в темноте...
Пришел и Герасим. И еще десять человек. Еще двадцать. Каждый имел при себе какое-то оружие.
