— Тебе не нравится эта тюрьма?
— Поговорили — и будет… — примирительно заключил Абу Зейд, отправляясь на свое привычное место в углу кофейни.
Наверху Тавхида долго не могла успокоиться — ходила по комнате, переставляла какие-то вещи, двигая стульями. Сейида украдкой осмотрелась. В ‘большой просторной зале стояли диван и несколько кресел. На одном из подоконников — поднос с остатками сладостей и пустыми бутылками. Наконец бандерша уселась, и диван затрещал под ее тяжестью. Внимательно оглядев Сейиду, Тавхида спросила:
— Ну, и кто ты такая?
— Сейида, — просто ответила девушка.
Хозяйка повернулась к Люхез, ожидая от нее более развернутых объяснений.
— В какую историю она впуталась?
— Ничего особенного. Просто хочет к нам поступить.
Тавхида воззрилась на новенькую:
— У кого ты раньше работала?
— Ни у кого…
— Значит, неопытная?
— Она тебе понравится, хозяйка! — вмешалась Люхез.
Бандерша немного пододвинулась и сказала:
— Поди-ка сюда! Присядь… Так как, говоришь, тебя зовут?
— Сейида.
— Теперь будешь Наргис. Твое имя не очень подходит для нашего дела[28]. Согласна?
— Ваша воля, хозяйка!
— Что ж, ты мне нравишься… Расскажи о себе.
Сейида послушно рассказала историю своей жизни.
Тавхида внимательно выслушала, почмокала губами в знак сочувствия и изрекла:
— Тяжелая штука жизнь… Всем на этом свете крутиться приходится… Как говорится: «Спи на том боку, на котором удобнее». Вот каждый и ворочается… Никому не дано отдохновенья. Куда ни взгляни — ни одного довольного человека. Никто не знает, на каком боку спать… Оставайся. Может, тебе у нас повезет.
И Сейида, теперь уже Наргис, осталась в доме Тавхиды. Началась новая жизнь, появились новые подруги: Зуба, Алият, Тахия, Рора… — пустоватые, немного вздорные девушки, быстрые и на любовь, и на злобу.
Дни шли за днями, Сейида чувствовала, как в ней возникает то же покорное равнодушие, которое отличало всех обитательниц этого заведения: она уже ничему не удивлялась и не возмущалась. Ее нынешнее занятие было работой — только и всего. Она даже получила официальное разрешение, как какой-нибудь хозяин лавки, или парикмахер, или владелец маклерской конторы.
Нельзя сказать, чтобы ее дела шли плохо — молодость и красота быстро создали рекламу «обольстительной Наргис». Но ощущение желанной свободы не приходило. Оставаясь одна, Сейида часто спрашивала себя: где же та независимость, ради которой она пошла за Люхез? Хороша свобода, если приходится раздеваться по первому требованию любого, у кого есть деньги!
Что рассуждать о свободе и независимости, Сейида? Откуда тебе знать, что это такое? С детства ты работала на других. Так что ничего не изменилось, только хозяев больше, но зато тебя с ними мало что связывает — как пришли, так и ушли.
Теперь на Сейиду смотрели как на старожила квартала. Она знала подноготную всех его обитателей. Абу Зейд, как она узнала потом, был сердечным дружком хозяйки. Кофейню она открыла специально для него. Бандерша щедро тратилась на эту гору жира и мышц, лишь бы ее сокровище не сманила какая-нибудь другая покровительница. Пустые, сонные и бесцветные глаза Абу Зейда точно выражали его духовную сущность. Когда разговор заходил о нем, Тахия и Рора насмешливо покачивали головами: «Сколь мало мозгов вложил Аллах в это большое тело!»
Хозяйка зорко следила за своим любовником, стараясь пресечь малейшие заигрывания с девицами. В первый же день Люхез предупредила Сейиду:
— Послушай, Сейида, берегись Абу Зейда. Хоть глаза у него и сонные, но каждую юбку провожают. Хозяйка все может простить, однако избави тебя Аллах даже словом перекинуться с этим остолопом! Попадись на чем угодно: утаи деньги, лови клиентов на стороне, чтобы она не знала, — Тавхида на все посмотрит сквозь пальцы. Только держись подальше от Абу Зейда!
Но хозяйкин дружок не давал прохода Сейиде. То игриво обнимет за плечи, то подстережет на темной лестнице. Всякий раз она зло вырывалась и спешила убежать, пока никто не видел.
— Отцепись, бесстыжий ты человек! Тебе-то ничего не будет, а меня выгонят!
Абу Зейд как ни в чем не бывало спускался в кофейню и садился играть в нарды или курить кальян.
Вздорный характер Тавхиды тоже успел раскрыться во всей полноте: бандерша была вспыльчивой, но быстро отходила, она любила пожаловаться на судьбу, на свою доверчивость, однако вела дела жестко и расчетливо. Впрочем, ее нельзя было назвать и скупой, она по-своему заботилась о девушках, с пониманием относилась к их маленьким слабостям и не жалела расходов, когда этого требовала репутация заведения. Школьники и солдаты, чиновники и торговцы, холостые и женатые — кто только не входил в распахнутую дверь дома Тавхиды.
Встретила Сейида здесь и своего соблазнителя. Как-то вечером в ее комнату громко постучали, она открыла — перед ней стоял Аббас. Он нисколько не изменился, только над верхней губой появились тоненькие рыжеватые усики, казавшиеся такими же грязноватыми и неухоженными, как и его маленькая, черепашья головка. Оба застыли от изумления.
— Сейида?!
— Аббас?!
— Вот так встреча! Ты что здесь делаешь?
— А что здесь делают, господин Аббас? — насмешливо спросила Сейида-Наргис.
— Ты все так же остра на язык! — с облегчением засмеялся Аббас. — И то правда — с твоей красотой грех заниматься чем-нибудь другим. Я это всегда говорил!
— И сейчас зашел поговорить?
— А что — выгонишь?
— Раньше надо было бы гнать… Когда ты только приставать начинал…
— Может, все-таки пройдем в комнату?
— А деньги у тебя есть?
— Талоны.
— Что за талоны?
— Не попадались еще? Хозяйка ваша завела книжечки для постоянных клиентов. И нам скидка, и ей выгода — тут уж все деньги ее, не утаишь!
Проходившие по коридору Тахия и Рора узнали завсегдатая и затараторили:
— И не стыдно тебе, Аббас? Где ты пропадал столько времени? Совсем нас забыл!
— Что поделаешь — дела, дела!
— И о нас надо побеспокоиться, миленький, — ответила Тахия и, лукаво посмотрев на стоящую в дверях Сейиду, весело продолжала: — Нашел же ты время познакомиться с Наргис!
— Она стоит того. Разве нет? Ишь какая пава!
— Оставь, Аббас, свои насмешки, — сказала Сейида, которой начала надоедать глупая болтовня.
— Ты обиделась, Сейида? Прости — Наргис…
— Вы и раньше были знакомы? — вновь оживилась Тахия.
— Мы с детства друзья… — Аббас демонстративно обнял Сейиду за талию. — Вот и довелось свидеться.
— Ну, не будем мешать вашим воспоминаниям! — засмеялись девушки и, многозначительно переглянувшись, удалились.
— Поведай же, что тебя сюда привело? — спросил Аббас, когда они остались одни.
— Что-то не хочется… Лучше ты расскажи, что нового дома.
— Мать приказала долго жить!
— Давно?
— Два года назад…
Они помолчали.
Вот и Умм Аббас со всей ее ненавистью к людям, злобой и жестокостью ушла в небытие… Как и отец, как и господин Мухаммед… Такова судьба всех живущих — после утомительного, безрадостного пути они наконец-то находят вечное спокойствие. А тебе, Сейида, долго ли еще продираться сквозь джунгли человеческих отношений, сквозь бесчисленные шипы, которые безжалостно изранят твою душу и тело? Да, мы не сеем колючек, но мир полон жестоких, ядовитых терний. И приходится шагать через эти чудовищные заросли. Будто к цели какой-то… Будто заранее не известно, чем все это завершится!.. Умерла Умм Аббас… Сколько раз Сейида желала ей смерти, да еще какой мучительной и жестокой. И все же при известии о ее кончине что-то защемило в груди.
— А как отец?
— Ничего, все по-прежнему. Ты ведь хорошо его знаешь. — Аббас состроил грозную мину и передразнил отца: — Шалопай! Ни миллима не дам!
— А почему бы тебе и вправду не заняться чем-нибудь?
— Чем прикажешь?
— Выбери, что тебе по нраву.
— От зари до зари сидеть в типографии? Чего ради?
