Халиль собирался гладить, он уже разложил на столе рубашку и прыскал на нее водой. Увидев Сейиду, он тут же оставил свое занятие и рассыпался в любезностях:

— Ай, кто к нам идет! Добро пожаловать.

— Где Дукдук? — не теряя времени, спросила Сейида.

— Пошел относить белье.

— А когда вернется?

— Скоро. Зачем он тебе?

— Я хотела попросить его сбегать к нам домой.

— Зачем?

— Позвать Аббаса. Он мне нужен по очень важному делу.

— Что ж ты сама не сбегаешь?

— Не хочу, чтобы его мать меня видела.

— Ай, как загадочно! — протянул Халиль. — Вот бы узнать ваши секреты!

Разговор грозил затянуться, и рассерженная Сейида собралась уходить. Но Халиль метнулся следом.

— А не могу ли я быть тебе полезным? Или только султан Аббас?

— Можешь дать взаймы пять пиастров? — выпалила Сейида.

— Целых пять? Зачем тебе?

— Да или нет?! — крикнула она, разозлившись.

— Сначала скажи зачем.

Девушка тяжело вздохнула.

— Куплю масла, чтобы отнести хозяйке.

— Пролила?

— Ага.

— Какая неприятность!

— Так есть у тебя пять пиастров? — раздраженно повторила Сейида.

Халиль вытянул шею и заговорщически произнес:

— Найдется, конечно, но… чем отдавать будешь?

— Отдам с божьей помощью.

— Ну а как не поможет?

— Ты скажешь по-человечески?!

— Э-э, нет, сначала ты скажи…

— Что?!

— Чем заплатишь?

— Заплачу, не бойся.

— Когда?

— Хоть сейчас.

— Смеешься?

— И не думаю.

— Значит, ты серьезно?

— Конечно.

— Прямо сейчас?

— А что нам мешает?

— Вроде бы ничего.

— Никто не увидит?

— Тут есть местечко — за сундуком для белья.

И все-таки Сейиде не верилось, что Халиль способен заводить шашни с ровесницей своего сына. Он просто шутит.

— Хорошо, давай деньги!

Халиль хитро улыбнулся и еще больше вытянул шею.

— Пять пиастров?

— Я же тебе все объяснила.

— Не много ли, Сейида?

— Согласен ты или нет? — закричала девушка.

— Слишком дорого, злюка!

Конечно же, он смеется! Сейида решительно повернулась и вышла. Куда теперь? Надо что-то предпринимать. И немедленно. Вряд ли стоит искать посыльных к Аббасу. Ну, найдет она кого-нибудь, а его нет дома или он без денег. А может, пойти и во всем признаться? Довериться милосердию хозяйки? Ни за что на свете! Уж лучше сбежать куда глаза глядят!

И тут у нее промелькнула спасительная мысль: а почему бы не вернуться в лавку и не попросить масла в долг? Это выручит ее хотя бы на время. Но Абдель Муаты продает только за наличные. В ответ на просьбы о кредите он обычно показывает на объявление: «В долг не отпускаем. Бог подаст!»

Но все-таки надо попытать счастья. Ведь лавочник встречает ее такими жадными взглядами — весь извертится, норовя заглянуть за пазуху.

Была ни была — надежда без действий подобна дереву без плодов.

Второй раз за какие-нибудь полчаса Сейида подходила к бакалейной лавке, в которую уже набилось множество ребятишек. Ей пришлось потрудиться, чтобы протолкаться к прилавку. Поставив миску на мраморную доску, Сейида крикнула так, чтобы перекричать галдящую толпу мальчишек и девчонок:

— Фунт масла, дядюшка Абдель!

Лавочник отозвался только на второй раз — голос Сейиды потерялся в окружающем гаме.

— Ты ведь только что брала?! — удивился он.

— Значит, не хватило.

— Ладно, обожди минутку.

— Я очень тороплюсь.

— Ничего с тобой не случится, подождешь! — Лавочник крутился как заведенный, подхлестываемый криками покупателей. — Вот твое масло, красавица!

Сейида взяла протянутую миску и помедлила, набираясь решимости перед тем, как обратиться с необычной просьбой. Галдеж вспыхнул с новой силой. Со всех сторон неслись крики:

— На полтора пиастра яиц!

— На два с половиной сыру!

— Четыре куска хозяйственного мыла и два — туалетного!

У хозяина голова шла кругом. Непонимающим взглядом он уставился на Сейиду, которая продолжала молча стоять у прилавка.

— А деньги?!

— Какие деньги? Ты уже взял, — неожиданно для себя выпалила она.

— Когда?

— Да вот только что!

Лавочник растерялся: ему отлично помнилось, как Сейида протягивала пять пиастров, но было ли это один раз за сегодняшний день или два, он уже запамятовал. А вокруг шумела толпа покупателей, и собраться с мыслями не было никакой возможности. Наверное, девушка заплатила. Он просто забыл. Она не лжет, у нее такой ясный, открытый взгляд!..

Сейида облегченно вздохнула, выбралась из толкучки и, крепко прижимая миску, чтобы не повторилась утренняя катастрофа, поспешила домой. Слава Аллаху, на сей раз обошлось! А ведь казалось, расправы не миновать — разве Аббас заступился бы за нее?! Он только о себе думает.

И до чего просто! — восхищенно размышляла Сейида. Почему бы не повторить, только уже с чем-нибудь другим? Нужно все получше обдумать и действовать с оглядкой, не зарываться, а то попадешь в беду. Ни в коем случае нельзя проделывать это в одной лавке, тем более что их так много: зеленные, мясные, хлебные, бакалейные… Да, она будет осторожна, она станет придерживаться твердого правила: всякий раз забегать в новую лавку и рисковать только в том случае, если хозяин вконец издерган назойливыми покупателями.

Подходя к дому, Сейида еще издали увидела хозяйку — высунувшись из окна, та болтала с соседкой Умм Рашван. Заметив девушку, она с издевкой воскликнула:

— Так быстро?.. Где это ты разгуливала?

Занятая своими размышлениями, Сейида совсем забыла придумать какое-нибудь оправдание и поначалу замешкалась.

— Я не разгуливала, — сказала она, наконец, — в очереди простояла.

В другой раз это секундное замешательство дорого обошлось бы Сейиде. Хозяйка медлить не любила и чуть что — пускала в ход руки. Твое счастье, Сейида, что она поглощена разговором! Девушка прислушалась. Соседки жаловались на жизнь, на судьбу, на людскую черствость…

— Взять хотя бы толстомясую Валию, чтобы она усохла!.. Собиралась эта корова в мануфактурную лавку, а я ей и говорю: скажи, когда пойдешь, мне крепу купить надо. Так что ты думаешь — поленилась зайти!

— Она такая, сроду добра не сделает, — поддержала собеседницу Умм Рашван.

— Будто я невесть что у нее попросила! Да больно она мне нужна — просто приказчик у нее знакомый, как увидит ее телеса, расплывается и отдает почти задаром…

— Не трудно быть добрым за хозяйский-то счет!

— Твоя правда, сестрица! Умеют люди устраиваться — ни дна ей ни покрышки, этой зазнайке!

Когда Умм Аббас перемывала кому-нибудь кости, для Сейиды наступала минута передышки. И вот теперь, услышав шаги на лестнице, хозяйка даже не вышла навстречу.

— Поставь масло на кухню и займись посудой, — крикнула Умм Аббас, не отрываясь от окна.

Девушка совсем успокоилась — беда миновала. Удача была полной, и после этого счастливого дня ее не покидала неотвязная мысль: а что, если попробовать еще в какой-нибудь другой лавке!

Постоянное стремление извернуться, словчить, выгадать порождалось не только желанием полакомиться. Теперь Сейиде нередко удавалось раздобыть что-нибудь из сладостей. Ее не очень беспокоило, откуда брались деньги, главное — чтобы никто не узнал. Даже мысли о кражах, за которые можно было попасть в тюрьму, не слишком докучали Сейиде — она верила, что все останется между ней и Аббасом, который сам привык брать, что под руку подвернется и не считал нужным осведомляться, кому это принадлежит.

Мелочь, которая перепадала от Аббаса, обычно уходила на всякие нехитрые удовольствия, но теперь Сейиду начинали привлекать не только лакомства и уличные развлечения. Ей хотелось обзавестись зеркалом, чтобы иметь возможность заниматься туалетом, когда остаешься одна на кухне. Да и гребешок теперь был просто необходим — не вечно же ходить растрепанной. И самым заветным ее желанием было приобрести платок и нормальное платье вместо этой драной галабеи, не просыхающей от стирки и уборки.