— Я этого и хочу. Но если до рабочих дойдет, что Вавилова в полицию вызывали, они могут к нему доверие потерять и слушать перестанут, понимаете?

Савин утвердительно кивнул.

— Сегодня вы часов в десять вечера пришлите его ко мне домой, ну хотя бы с запиской какой, а в следующий раз я и вызывать не буду. Он если что заметит, письмом через вас сообщит, и я ему указания — так-де — сделаю. В том, что вы, Сидор Карпыч, о нашей беседе никому не скажете, я уверен, — заключил Плюхин и взглянул на купца.

Тот только усмехнулся в ответ. Кому, как не ему, помнить пословицу: «Слово — серебро, а молчание — золото»! В золоте он толк понимает.

Гость поднялся, хозяин проводил его до крыльца. После ухода Плюхина Савин принялся просматривать сводки и донесения о степной торговле.

При чтении последнего листка он нахмурился. Новый конкурент в области явился. Перед носом его доверенных дважды скот забрали. Какая это компания и где она орудует? В Петропавловске такой нет. Может быть, ему будут скот сдавать? Он хлопнул в ладоши — явился Митька.

— Позови быстрее Никиту Семеновича, — приказал хозяин.

Управляющий тотчас же пришел.

— Что это за «Самонов и Кº», знаешь? — строго спросил Савин.

— Самонов Антон Афанасьич — богатый акмолинский купец. До миллиона скоро дотянется. Компаньоном у него зять, Мурашев Павел Петрович, с капиталом пустяковым, но делец хороший. Их гурты только что пришли в Петропавловск в сопровождении брата компаньона Акима Петровича. У того и свой небольшой гурт имеется, — коротко, бесстрастно доложил Дорофеев, стоя против письменного стола, только ноздри широкого носа вздрагивали.

Никита безошибочно угадывал приказ хозяина. Предстоящая сделка сулила немалый куш. Счет Дорофеева в банке продолжал расти, а это еще поможет ему округлиться. Надоело Никите стоять вот так навытяжку перед столом, комплекция уже не та. Два-три крупных дельца — и можно свою торговлю открыть. За невестой тоже сотенку дадут, есть такая на примете. Пусть-ка Савин попрыгает без него, а не захочет упустить, придется компаньоном принять, думал он, пока хозяин, покусывая светлый ус, размышлял над его докладом.

— Купить у них весь скот, до одной головы, дать дороже всех и предложить наши товары с самой большой оптовой скидкой. Этого Акима Петровича потом приведи ко мне, — приказал Савин.

«Нельзя раздавить — надо приманить», — решил он.

Когда Никита направился к двери, Савин вдруг остановил его.

— Подожди, Никита! Совсем забыл давеча сказать Плюхину, — говорил он, что-то торопливо черкая на листе бумаги. Потом вложил его в конверт, заклеил и запечатал печаткой перстня. — Пошли письмо полицмейстеру домой, только не раньше часов десяти. Ранее он не вернется, а дело срочное. Экая память стала! — пожаловался Савин. — С Митькой не посылай, неотесан, а барыня-то ядовитая, еще о нас славу пустит. Пошли этого вот, в конторе сидит, такой ловкий, быстроглазый парень, как его?.. — вспоминал Сидор Карпыч.

— Вавилов, может? — помог ему управляющий.

— Во-во! Пошли его. Он представительный…

Вавилов, получив от управляющего указание отнести к десяти письмо полицмейстеру, сразу понял, что это вызов. Тогда, после нечаянной встречи с полицмейстером, когда он выдал Надю и Нюру, не успев подумать о последствиях, Вавилов несколько дней ходил в каком-то оцепенении. Под предлогом хозяйских дел он даже не явился на заседание комитета городской партийной организации. Вавилова обуял страх, что при разговоре об аресте девушек подпольщики по его лицу догадаются о предательстве.

Прошлое, от которого он бежал в Сибирь, вновь настигло его в Петропавловске. Полицмейстер сказал, что дело получил, и назвал прежней проклятой кличкой. Теперь ему и здесь придется выдавать тех, с кем он решил было идти одной дорогой. Механически переписывая ведомости, Вавилов-«Верба» вспоминал…

В революционную организацию он попал случайно. Вместе с несколькими старшими гимназистами стал ходить в кружок, привлеченный его таинственностью. Потом пошел на демонстрацию, боясь, что за отказ товарищи назовут трусом. Его вместе с другими арестовала полиция. При допросе следователь грозно закричал на него, он испугался и рассказал про кружок, назвал всех товарищей, руководителя кружка и все, о чем говорил тот на занятиях. Следователь внимательно поглядел на него и заговорил мягко, поучающим тоном:

— Эх, молодой человек! Плохой дорогой вы пошли. Да понимаете ли, куда вас вовлекли, против кого заставили выступать и что теперь вас ожидает? Вы изломали себе всю жизнь…

Константин горько расплакался. Ему показалось, что никогда он не выйдет из тюрьмы. Да если и выпустят, куда пойдет? Узнает отец, маленький управский служащий, о его похождениях — проклянет, из дома выгонит…

Его охватил гнев против членов кружка и особенно его руководителя — они во всем виноваты. Когда следователь сказал ему, что есть легкий способ все поправить, искупить свою вину, он обрадовался и дальше все делал, как велел его покровитель. В то время и дал подписку и получил кличку «Верба».

Потом Константина еще продержали две недели в тюрьме и даже в одиночке, но создали там для него условия лучшие, чем были дома, — его учили будущей профессии провокатора. В последний день следователь легким ударом посадил ему синяк под глазом, и его выпустили.

Скоро Вавилов, пострадавший за дело рабочих, перенесший одиночку и побои, вступил в подпольную организацию. Товарищи ему доверяли, охранка платила деньги, жизнь стала легкой и приятной. Кроме того, он служил писцом в городской управе. Так шло несколько лет, пока работал в охранке следователь, который сделал Вавилова провокатором. Когда арестовывали кого-либо из особо значительных подпольных работников, Константин оказывался всегда в стороне и вместе со всеми искал провокатора, проникшего в ряды организации.

Но при новом шефе от него стали требовать выполнения все более рискованных поручений, не давая времени на подготовку. Обостренным чутьем шпиона он своевременно почувствовал опасность разоблачения. К его счастью, вернулся старый покровитель. Выслушав Вавилова, он сказал:

— Вы правы! Оставаться здесь по нашей работе опасно. Уезжайте в Омск. Пока что уйдете из подпольной организации неопороченным. За верную службу я вам помогу. Расскажите, что у них делается, а аресты проведем спустя месяца два после вашего отъезда. Желание уехать мотивируйте опасностью вашего ареста. Покажите вот это подметное письмо, о нем никто у вас не знает. Оно без обращения и подписи.

Получив последнюю плату от охранки, Вавилов уволился из управы, показал письмо в комитете и с явкой, полученной от партийной организации, уехал в Омск.

Он надеялся, что работа в полиции для него закончилась, и собирался быть честным. В омской организации Константин познакомился с меньшевиками, и их программа понравилась ему. Но те открыто против большевиков не выступали — они составляли ничтожное меньшинство, то же делал и он — школа, пройденная в охранке, пригодилась и здесь. Способность Вавилова умно лицемерить большинство омских меньшевиков высоко оценило, и когда петропавловская подпольная организация связалась с Омским комитетом, то, по настоянию тайных меньшевиков, послали туда Вавилова — он должен был, по их плану, петропавловскую организацию сделать меньшевистской. «Там ты можешь смелее выступать с нашей программой, профессионалов революционеров в Петропавловске нет», — говорили они ему.

Константин все время старался выполнить задание. Кое-чего достиг, но успехи могли бы быть значительно большими, если бы не мешали Антоныч, Алексей и еще несколько их крепких сторонников В последнее время из Омска дважды приезжал еще большевик. Рабочие звали его «наш товарищ».

Исподтишка борясь с большевиками, Вавилов начал мечтать о большой политической карьере в будущем, после победы революции. Ведь о том, что был когда-то «Вербой», никто не знает, часто думал он. Поэтому слова полицмейстера ошеломили его в первый момент. К тому же проснулся страх перед разоблачением. Привычка, приобретенная годами, заставила, не раздумывая, выдать девушек.