Интересен в романе образ старого полковника помещика Петра Александровича Обухова, по-своему понимающего долг перед Россией. Но и он смешон и жалок в упорном желании не сдаваться, не принимать новое. Автор обнажил беспомощность перед силами революции этого по-своему сильного духом человека старого мира. Особенно характерны сцены во второй книге, где Петр Александрович негодует. «Никакой революции, — кричит он, — никакого греха не может быть, не должно быть!» Такая категоричность смешна и свидетельствует о растерянности, обреченности.

Кратохвил понял и с участием изобразил и таких людей, как Соня, незаконнорожденная дочь помещика, девушка интеллигентная, с волнением наблюдающая изменения в стране. Она пока не знает пути к революции, но проявляет решительность и мужество в сложных жизненных ситуациях. Ей симпатичен большевик Ширяев, она всем своим существом потянулась к поручику Томану, почувствовав в нем натуру близкую, человека, тоже ищущего новый жизненный путь. Большой драматической напряженностью отмечены последние, написанные Кратохвилом, страницы третьей, неоконченной книги, где встреча Сони и Томана так и не состоялась, хотя оба они решили наконец соединиться навсегда.

Лирическая струя в романе связана со многими образами, сквозит в картинах русской природы, в восприятии героев, пораженных величием просторов нашей земли. Лиризм в книгах Кратохвила порожден ощущением приближающейся революции, ее размахом, поэтому историческая хроника событий смогла здесь сочетаться с увлеченностью и романтикой.

Роман стал одним из самых значительных произведений чешской литературы. Можно только сожалеть о том, что автору не довелось продолжить повествование…

Р. Кузнецова

Первая мировая война до предела обострила социально-экономические и национально-политические противоречия, раздирающие Австро-Венгрию, одну из самых отсталых из национально пестрых стран тогдашней Европы. Она положила начало подъему освободительного движения угнетенных славянских народов, в том числе чехов и словаков, населявших «лоскутную монархию» Габсбургов.

В чешских землях и Словакии война, развязанная ненавистной монархией, была с самого начала крайне непопулярной. По мере роста стихийного сопротивления чешского и словацкого народов военно-полицейскому режиму, политике голода и национального угнетения в подполье и в эмиграции активизируются чехословацкие политические организации, делавшие ставку на победу держав Антанты и рассчитывавшие с их помощью в той или иной форме добиться воссоздания национальной государственности. При этом одна часть чехословацких политических деятелей ориентировалась на царскую Россию, а другая главным образом на ее западных союзников.

Западные державы Антанты и США, стремясь ослабить, а затем и оторвать Австро-Венгрию от Германии, всемерно использовали чехословацкое национальное движение. Не связывая себя никакими конкретными обещаниями, ибо расчленение монархии Габсбургов не входило первоначально в их намерения, правящие круги Франции, Англии и США поддерживали антиавстрийскую деятельность чехословацких эмигрантских организаций.

В 1915 году в Париже возник Чешский заграничный комитет, который вскоре стал именоваться Чехословацким национальным советом. Во главе его стоял один из политических лидеров чехословацкой либеральной буржуазии Т. Г. Масарик (1850–1937).

Царская Россия, преследуя свои внешнеполитические цели, стремилась противопоставить Чехословацкому национальному совету руководящий центр чехословацкого антиавстрийского движения, находящийся под ее исключительным влиянием. С конца 1914 года при поддержке царского правительства развернул свою деятельность Союз чехословацких обществ в России, во главе которого первоначально стояли русофильски и монархически настроенные чешские и словацкие политические деятели из числа эмигрантов, еще до войны поселившихся в России. Демонстрируя свою лояльность, они сразу же после начала военных действий выступили с инициативой создания чехословацкого добровольческого формирования в рядах русской армии. К осени 1914 года была сформирована так называемая Чешская дружина (около 1000 человек), выполнявшая преимущественно задания пропагандистско-разведывательного характера на Юго-Западном фронте.

Попытка правления Союза чехословацких обществ (с середины 1916 года оно находилось в Киеве) добиться разрешения на формирование крупного добровольческого соединения, главным образом из чехов и словаков — бывших солдат и офицеров австро-венгерской армии, оказавшихся в русском плену, — долго не давала ощутимых результатов. Царское правительство в первые годы войны не испытывало острой нужды в людских резервах для армии. Осторожность его в этом вопросе объяснялась и опасением подобных же шагов со стороны правительств Центральных держав. Кроме того, создание крупного национального воинского формирования могло вынудить царское правительство более серьезно считаться с другими пожеланиями и требованиями чехословацких организаций, а также послужить «дурным примером» для угнетенных народов России.

В феврале 1916 года Дружина была преобразована в стрелковый полк, а затем в бригаду. Однако численность бригады была невелика (около 2,5 тысяч человек) и количество добровольцев, бывших военнопленных, среди солдат и офицеров — ничтожно.

Не дала результатов и попытка правления Союза добиться массового освобождения военнопленных чехов и словаков из лагерей для последующего направления их на промышленные предприятия, работавшие на войну (см. примечание к стр. 74), Кроме противодействия властей, осуществление широко задуманных Союзом мероприятий тормозилось борьбой различных группировок в чехословацких организациях, в известной мере являвшейся как отражением противоречий в правящих классах России, так и противоречий в лагере держав Антанты.

Руководство Союза было далеко не единодушно в своих целях, политических взглядах, симпатиях и антипатиях. На крайне правом фланге находились ярые монархисты, сторонники создания Славянской империи во главе с Романовыми, в которую должны были войти чешские земли и Словакия. Им противостояла русофильски настроенная чехословацкая буржуазно-либеральная группировка, связанная с российскими оппозиционными кругами октябристско-кадетского толка. По мере увеличения численности военнопленных все более заметным в чехословацких организациях в России становилось влияние единомышленников Масарика, сторонников создания независимого чехословацкого государства и признания Чехословацкого национального совета в Париже единственным руководящим органом освободительного движения.

События, разворачивающиеся на страницах неоконченного романа Ярослава Кратохвила «Истоки», происходят в хронологических рамках лета 1916 — осени 1917 года. К этому времени в России, стоявшей на пороге величайшей в истории революции, оказалось более двухсот тысяч военнопленных чехов и словаков. Это была масса чрезвычайно пестрая по своему социальному происхождению и положению, по политическим взглядам и убеждениям. Часть ее, воспитанная в традициях славянской солидарности, искренне руководствуясь антиавстрийскими настроениями и наивной верой в «белого царя — надежду и защитника славянства», сдалась в плен добровольно. Другая, не менее значительная, — в основном слепо, но иногда и по убеждению, выполнявшая «свой долг перед австрийской родиной и императором», была захвачена с оружием в руках.

Судьбам этой многоликой массы главным образом и посвящена книга Яр. Кратохвила.

Следует сразу же отметить, что в романе социально-политические противоречия русского общества показаны более ярко, чем в среде военнопленных. Гораздо рельефней предстают перед читателем противоборствующие группы военнопленных, разделенные противоречиями национально-политического характера. Это в известной степени, видимо, отвечало действительному положению, однако лишь в первые годы войны. Царское правительство, как и правительства всех других воевавших государств, рассматривало военнопленных солдат как свою военную добычу, которой можно бесконтрольно распоряжаться. Солдаты, в отличие от офицеров, фактически были отданы на произвол местных военных и гражданских властей, комендантов лагерей и охраны, предпринимателей и землевладельцев, с каждым военным годом все шире использовавших их труд в промышленности и сельском хозяйстве. При этом всемерно использовалась и разжигалась вражда между военнопленными-славянами, с одной стороны, немцами, австрийцами, венграми — с другой. Нельзя не отметить, что деятельность чехословацких буржуазных организаций среди военнопленных в значительной мере содействовала обострению межнационального антагонизма. Военнопленных стремились не только разобщить, но и противопоставить трудящемуся населению России и прежде всего ее рабочему классу. Их пытались использовать, и первоначально иногда не без успеха, в качестве штрейкбрехеров и доносчиков.