Обе птички успели пролететь уже порядочное расстояние, когда дверь в одном из строений без окон отворилась и оттуда вышли двое мужчин в белых халатах с носилками. Тот, кто лежал на носилках, был целиком накрыт простыней.

Мортон направил одну из камер к пруду. На экранчике видоискателя показалась рябь на воде. Он еще раз слегка поднастроил сканер, и в фокусе появилась группа с носилками. Они подошли к пруду, и мужчины в белых халатах стащили простыню. Под ней лежало голое тело мужчины со вскрытой грудной клеткой. Еще одна небольшая подстройка видоискателя, и на экранчике появилось лицо. Хоть оно и было без глаз, ошибка исключалась: он видел однажды О’Нейла в Армахе, на одном пикничке.

Мужчины спихнули труп в воду. Поверхность воды тут же закипела от яростной возни. Так могли жрать только пираньи. Мужчины с носилками вернулись в строение, захлопнув за собой дверь.

Мгновение спустя вторая камера засекла движение на веранде финского домика. Фигура там по-прежнему оставалась в тени, в задней части открытой веранды.

Мортон полез в боковой карман рюкзака и вытащил мощный оптический прицел, специально сконструированный Джонни Куирком для автомата. Он прикрепил прицел к стволу, а потом вытянул ноги, улегшись в позицию для стрельбы. В этот момент инвалидное кресло подкатилось к краю веранды, и длинная узкая голова человека, сидевшего в нем, повернулась в сторону вулкана. Мортон поймал в оптическом прицеле изувеченное лицо доктора Ромера.

Доктор Ромер уставился на кратер вулкана, раздумывая о странности такого сильного интереса Мадам к столь скучному объекту. Вылетев из Калифорнии, она позвонила ему с борта самолета, чтобы выяснить, наблюдались ли какие-то заметные изменения в поведении вулкана. Он уверил ее, что нет. И был вынужден напомнить, что перед выбором острова он лично изучал поведение вулкана.

Хотя белый пепел за ночь явно распространился ниже по склону горы, он придавал этому не больше значения, чем столбу дыма, который секунду назад начал подниматься из кратера. В нескольких тысячах футов над кратером дым принял форму одеяла, сквозь которое с трудом пробивались лучи солнца. Усиления запаха серы, который с чем не спутаешь, тоже следовало ожидать. Тем не менее не было никаких причин для беспокойства, в чем он, оставаясь безупречно вежливым, и уверил Мадам.

С Криллом, пожаловавшимся на запах во время короткого совещания по поводу предстоявшей трансплантации мистеру Фогелю, он разговаривал другим тоном — спросил его со строго отмеренной дозой злобы, не из-за запаха ли тот все время жует эти кошмарные таблетки для освежения рта. Крилл вспыхнул, но ничего не ответил. Не высказал он никаких возражений и относительно того способа, каким будет доставлено сердце для пересадки мистеру Фогелю. В вопросах этики с Криллом всегда получаешь в ответ то, что даешь.

Он не сомневался, что Крилл назначил операцию на время после полудня, чтобы иметь в запасе побольше времени для борьбы с похмельем после вчерашнего возлияния. Когда вернется Фридрих, он велит ему провести тщательные поиски и выяснить, где Крилл прячет выпивку. А потом ему придется решить, какое наказание полагается Криллу за такое грубое нарушение условий контракта.

Но в данный момент было нечто гораздо более возбуждающее и приятное: идея использовать живого донора открывала совершенно новую перспективу. Почему бы вместо непредвиденного риска, всегда сопряженного со сбором урожая — клингеровский выбор донора в Вашингтоне служил хорошим примером — не доставлять сюда живых доноров? Места здесь вполне достаточно, чтобы выстроить абсолютно надежный охраняемый блок. Затем, как только потребуется какой-нибудь орган, нужно будет всего лишь привезти донора на каталке в операционную. Когда Мадам прибудет сюда, он обсудит с ней эту идею. Он посмотрел на часы: скоро ее «Боинг-747» приземлится в Манагуа.

В районе взлетной полосы он увидел самолет, взмывший над верхушками деревьев. Должно быть, «Лира» отправилась забирать группу Мадам. Однако вместо того, чтобы направиться через озеро к Манагуа, самолет взял курс к побережью Коста-Рики. Нахмурившись, доктор Ромер въехал внутрь коттеджа и набрал номер службы охраны.

— Кесслер… Этот самолет. Куда он направляется?

Хмурясь все больше, он нетерпеливо выслушал объяснения Кесслера — про звонок министра и визит американских сейсмологов.

— Кесслер, вы превысили ваши полномочия. Мы поговорим об этом позже.

Доктор Ромер повесил трубку и набрал прямой номер президента Никарагуа в Манагуа. Линия не отвечала. Он набрал еще несколько номеров, по которым мог дозвониться президенту, — с тем же результатом. Он попробовал другие правительственные номера. Безуспешно. И в лучшие времена телефонная связь в стране была непредсказуема. На экране спутниковой связи сигнал пульсировал бесперебойно, но ни у кого в Манагуа не было спутниковой связи — ближайший приемник находился на борту самолета Мадам.

Некоторое время он обдумывал сложившуюся ситуацию. По всей вероятности, не стоит волноваться из-за этого визита американцев. Однако в разговоре с президентом следует держаться твердо и напомнить ему, что никто и ни при каких обстоятельствах не может быть допущен на остров без его личного разрешения. Коль скоро Организация заплатила ту сумму в виде взятки, которую потребовал президент, доктор вправе выставлять собственные требования.

Со взлетной полосы снова донесся гул реактивных двигателей, набирающих обороты. Мгновение спустя он увидел «Лиру» клиники, взявшую курс на Манагуа.

Доктор Ромер отвернулся и хлопнул в ладоши. Тут же появилась горничная с его ножными протезами. Молча она искусно прикрепила протезы к культям и аккуратно поставила ботинки в обычное положение. Убедившись в том, что из рукавов его любимого темно-синего костюма аккуратно выглядывают манжеты — ровно на нужную длину, — женщина вышла из комнаты, так и не произнеся ни единого слова. Доктор Ромер был готов к встрече с Мадам.

Мортон увидел, что обе камеры прекратили передачи. С разряженными батарейками они так и будут неподвижно торчать на своих местах. Один попугайчик устроился на ветке позади финского коттеджа, другой уселся на подоконнике одного из окон клиники и оттуда успел передать довольно сносное изображение санитара и сморщенного китайца, лежавшего на кровати в окружении всевозможных жизнеобеспечивающих систем. Мортон узнал и его — это был Фунг, неоспоримый крестный отец всех гонконгских Триад.

Обе камеры снабдили Мортона бесценными кадрами внутренних помещений финского домика и клиники. Помимо Ромера, единственным обитателем коттеджа была женщина-прислуга. После того как она одела его, Мортон проследил, как Ромер подъехал к скоплению телевизионных экранов. Должно быть, они относились к системе охраны, о которой упоминал министр. Потом Ромер вернулся на веранду и укрылся там в тени.

Другая камера показала хирургическую бригаду в разгаре подготовки к операции. В халатах и масках все были похожи друг на друга. Только Мортон собрался переместить камеру, как одна из медсестер уронила поднос с инструментами. Мужской голос сердито оборвал ее смущенные извинения. Прошу прощения, доктор Крилл. Так, еще один кусочек мозаики лег на свое место. Но ему нужно было подобраться поближе.

Он вычислил, что ближайшее строение находится ярдах в двухстах отсюда. На пути туда не было ни одного укрытия. Похоже, ничего не оставалось делать, кроме как просто пересечь это пространство, надеясь, что все будут слишком заняты, чтобы заметить его. Он принялся рассматривать этот участок через оптический прицел в поисках хоть каких-нибудь зацепок. Проверив половину пути, он застыл.

Вот в этом месте земля выглядела иначе — словно здесь была прорыта какая-то канава. Он подправил фокус: под тонким слоем почвы угадывался бетон. Труба. Он проследил ее путь. Труба начиналась возле строения без окон, из которого выходили те двое с носилками, и исчезала в джунглях, ярдах в пятидесяти слева от него.