Подруга. Это было окончательное предательство. Когда-то он называл так ее. Моя подруга жизни, представлял он ее друзьям. Шлюха Элмера украла еще и ее титул.

Именно после того последнего визита Элмера она начала использовать эту квартиру как орудие мести, приводя в постель, которую когда-то делила с ним, череду мужчин, некоторых она едва знала. Один из них был здесь в ту ночь, когда Элмер умер на другом конце света — шесть лет назад. Врач, который позвонил ей, мягко объяснил, что не оказалось сердца для пересадки, которая могла бы спасти его. Она негромко рассмеялась в трубку, наверняка изумив и ошарашив врача.

— Ты простудишься там, — позвал ее Нилс. — И тебя могут увидеть.

— Мне не холодно. И никто меня не увидит. — От дыхания стекло стало запотевать. С озера на другой стороне парка прогудела сирена парохода. Над головой набирал высоту самолет, вылетевший из Арланды.

Шнапс вдруг приобрел привкус ружейного ствола, вот так же было после ее посещения гинеколога в Париже. Это случилось три месяца спустя после последнего визита Элмера. Она оделась для визита к врачу в скромную и солидную одежду, подходящую к такому случаю; она всегда проверялась раз в год. После осмотра гинеколог направил ее к своему коллеге в том же здании. Соня тут же поняла, что что-то не так, поскольку второй специалист принял ее незамедлительно. Когда он закончил осмотр, она поймала его взгляд, и ему пришлось сразу же перейти к делу. Рак зашел слишком далеко, чтоб можно было его оперировать. Ни химиотерапия, ни облучение не остановят процесс. Все, что он мог обещать, это что ее разновидность карциномы почти до самого конца не будет сопровождаться внешними признаками: ни потери веса, ни выпадения волос, ни посерения кожи. Что ж, если смерть неизбежна, она задает всего один вопрос: сколько у нее времени? Максимум год. Это случилось шесть месяцев назад, но даже сейчас признаков надвигающейся смерти почти не было. Ее тело лишь обрело стройность, как в годы самой ранней молодости. Кожа и волосы оставались здоровыми. Она вовсе не выглядела женщиной, которая не доживет до своего сорокапятилетия.

Наконец Соня отвернулась от окна и подошла к кровати, вытащив из ведерка со льдом бутылку.

— Еще выпьем, моя прелесть? — спросила она.

— И так уже слишком, — пробормотал Нилс.

Она улыбнулась: для шведа он слишком плохо переносил алкоголь. Это должно мешать в его работе в такие времена, как сейчас. Нилс был помощником директора Нобелевского фонда; присуждение премий состояло из бесконечных туров выпивки и закуски со служащими фонда. Она все еще улыбалась, загадочным образом не желая входить в его ритм. Ему хотелось секса, а ей была нужна информация — побольше узнать о звонке, о котором он обмолвился, когда она сообщила ему из аэропорта о своем приезде. То, что шлюха Элмера посетит нобелевскую церемонию, не было неожиданностью: она приезжала каждый год. Это был единственный случай, когда они оказывались в одном и том же месте. Но в том, что ей понадобилось звонить Олафу, было что-то новенькое. Соня начала наполнять свой бокал и спросила Нилса, чего хотела шлюха Элмера от графа Линдмана.

— Встречи с лауреатом этого года по медицине.

— Этим Иосифом Крамером, нейрохирургом? — Она издала тихий смешок, верный признак того, что слегка опьянела.

— Именно. Она хотела повидаться с ним до церемонии. Это, конечно, невозможно. Все, что директор мог сделать, это устроить короткую встречу после. Наши лауреаты… они здорово… нарасхват… — Нилс затих и закрыл глаза, а через секунду уже тихонько похрапывал.

Соня снова засмеялась и выпила свой шнапс. Чем больше она пила, тем отчаяннее отупевшие нервы молили о наркозе, который она была не в силах им дать. Но сейчас нужно заставить себя не тянуться больше к бутылке. Стоит начать, и не остановишься несколько дней. А ей нужно быть трезвой на приеме лауреатов, чтобы не унизиться прилюдно перед шлюхой Элмера. Вот это хуже смерти. И все же она поймала себя на том, что желала бы этого. Соня опять тихо рассмеялась — что со мной происходит?

В сотне миль от Шеннона «Боинг-747» с коротким интервалом получил две шифрованные радиограммы. Расшифровав тексты, машина, скрытая за приборной панелью, запечатала их в конверты, которые затем скользнули в корзину. Об их прибытии оповестил звуковой сигнал. Главный стюард самолета тут же извлек конверты. Хотя на них не стояло никаких имен, он знал, что они предназначены для глаз только одного человека на борту — Мадам.

Стюард прошел по мягко освещенному центральному проходу. Высокий и красивый, он был одет в ту же алую униформу, что и официанты в Малибу. Поначалу он чувствовал себя в этой одежде слегка неловко, но жалованье с лихвой компенсировало неудобство. Подойдя к апартаментам хозяйки, он постучался и вошел. Гостиная была пуста, звук двигателей превращался здесь в едва слышимый рокот. Даже Первый Самолет Военно-воздушных Сил — президентский, — на котором он служил раньше, не обладал такой звуконепроницаемостью. Он прошел к закрытой двери в спальню и просунул конверты в прорезь для почты, потом прижал ухо к двери. Изнутри не доносилось ни звука. Стюард повернулся и вышел.

Мягкий шорох упавших на ковер конвертов разбудил Мадам. Как всегда, она спала голая поверх одеяла на большой кровати. Она встала, подняла конверты и вернулась к кровати, присев на краешек, прежде чем распечатать их. Первое послание содержало краткое описание подробностей взрыва в Вашингтоне. В другом сообщалось, что Дитер Фогель благополучно прибыл во Франкфурт. Она смяла второе и сосредоточилась на первом известии.

Неожиданно Мадам услыхала свое собственное дыхание и почувствовала, как ее соски затвердели. Первый запах опасности всегда возбуждал ее, а теперь это было единственное, что еще могло возбудить. Импульсивно она принялась трогать свое тело, чтобы усилить, а потом удовлетворить болезненное напряжение в паху. Это было все, что ей осталось. Со стонами она начала двигаться в такт пульсирующей боли. Это все, что мне осталось!

Вскоре после того, как «Конкорд» миновал французское побережье, возвращаясь из Вашингтона, радист повернулся к Мортону и со вздохом объявил:

— Битбург настаивает, что должен поговорить с вами.

Уолтер Битбург был администратором службы Хаммер. Мортон вытянулся в кожаном кресле с высокой спинкой, утомление выдавали лишь его глаза. Во время полета он сосредоточился на материалах, полученных по факсу.

Программисты Лестера обнаружили, что у фирмы «Держим-в-Форме» были клубы в Лондоне, Париже, Берлине и Риме. Еще один должен был вот-вот открыться в Сиднее, другой — в Токио. Дэнни доложил, что его команда на месте, фальшиво небрежным голосом, каким разговаривал всегда, когда пахло горяченьким. Ученые мужи Джонни Куирка из технической службы уже начали копировать стрелки с капсулами и разрабатывать стреляющие ими устройства. В двух десятках разных офисов — каждый со своим видом на Женевское озеро — агенты службы Хаммер начинали маршировать под единый ритм барабанного боя. Отсюда, кажется, с сорока тысяч футов над Руаном, этот бой звучал многообещающе. Единственным разочарованием был доклад Шанталь о том, что ни Анна, ни Томми ничего пока не раскопали в прошлом Стампа. Впрочем, такое случалось и раньше.

Среди весьма впечатляющего потока другой информации был факс Профа — сведения о Ромере с разъяснением, что они в основном взяты из старых архивов Штази и крайне скупы на подробности личной жизни — ни единого намека на развлечения Ромера в так называемых дрезденских райских кущах. «Извини, что не могу предложить ничего лучшего на данный момент», — нацарапал Проф своим почерком, по которому было похоже, что он вечно пишет в темноте. В последних словах было косвенное обещание, что, возможно, нечто лучшее появится, и это подбодрило Мортона.

— Битбург грызет удила, — сказал радист.

— Соедини. — Тон Мортона не выразил ни досады, ни раздражения. Он повернулся к экрану, встроенному в приборную панель. Мгновение спустя на экране возникло лицо Битбурга, сидящего в центре связи штаба службы Хаммер.