Мюллер пояснил, что на Кайзер-аллее, несмотря на ее название, люди содержат своих птичек в сравнительно простых клетках, а не в роскошных вольерах, которые обожают жители Энглештрассе. Это и подсказало Мортону одну идею. Он спросил, как обслуживаются вольеры. Ответ повлек за собой все остальное.

Миновав номер 47 — дом биржевого маклера и его семьи, — Мортон увидел, что часы на приборном щитке показывают 7:15. Мгновение спустя рация в машине подтвердила, что все оперативники из команды наблюдения на своих местах.

Он въехал на Кайзер-аллею и миновал ремонтный фургон телефонной компании с командой прослушивания БНД. Они уже сняли крышку люка и спустились в туннель — проверить проводку.

Два часа назад, когда «Боинг-747» Мадам прилетел во Франкфурт-на-Майне из Стокгольма, машина БНД проследовала за ней во Франкфурт-отель. Тем временем от другой части оперативной группы потребовалось все их искусство, чтобы подключиться к телефонной сети отеля, прежде чем она займет свой номер в пентхаусе. Первый же ее звонок Фогелю домой, подтвердивший их встречу за завтраком, был прослушан Мортоном и всеми остальными из группы наблюдения.

После этого Мюллер сделал еще одну отметку в своем блокноте, вновь восхитившись тем, как великолепно Мортон ориентируется в ситуации. И это была правда: десятками различных способов он задавал один и тот же вопрос — поможет ли это? — тем, кому продолжал дозваниваться, сначала с «Чинука», доставившего их с Вальберга в мюнхенский аэропорт, а потом, во время полета во Франкфурт, с «Конкорда».

В этот период от Лестера пришло известие о том, что его программистам наконец удалось написать программу, необходимую для установления связи между похищениями человеческих органов; уже были прослежены первые предварительные цепочки. Лестеру также удалось восстановить Медитэйл, чтобы найти способ миновать блокировку на дискетах Транга. За блокировкой оказались тоже ряды цифр. В момент озарения Лестер просмотрел записи о спортивных победах Транга и обнаружил, что цифры обозначают вес, поднятый Трангом на Олимпийских играх перед тем, как его дисквалифицировали. Остальное довершило то, что Лестер называл рутинной проверкой и подгонкой. Номера в конце концов подошли к списку имен, принадлежавших всевозможным главарям банд, которым сделали пересадку органов.

Такие же проверки и подгонки дали возможность Лестеру разгадать тайну значков, похожих на номера на авиаталонах. Это и были номера. С этого момента, по словам Лестера, они просто стали плыть по течению. Дюжине его лучших ищеек потребовался остаток ночи, чтобы обнаружить, что номера соответствовали историям болезней пациентов центра трансплантации «Дар Жизни».

Где-то севернее Вюрцбурга вышла на связь Шанталь и объявила, что готова присягнуть в суде, что значительная сумма денег на депозитный счет ныне покойного пилота Отто Проеля — место гибели Эквадор — была переведена из банка в Лихтенштейне, целиком принадлежащего другому банку на Каймановых островах, а главным держателем акций этого самого банка является Симона Монтан. Тот же самый банк два года назад перевел 409 миллионов долларов на счет «Дара Жизни Инк.» в отделении Калифорнийского банка на Малибу. Наркреаб тоже открыл здесь свой счет. Все было сделано совершенно легальным способом. И в том, и в другом учреждении не сомневались, что до скандала никогда не дойдет.

До самого приземления во Франкфурте Мортон продолжал проверять время, соотносить расстояния и принимать решения. Одно из них заключалось в том, чтобы не прослушивать телефон в доме Фогеля. Ганс-Дитер сказал, что там стоит система защиты, которая по иронии судьбы была установлена самой БНД; чтобы обойти систему, его людям в лучшем случае понадобится целый день. Мортон сказал, что в этом нет необходимости.

Он выехал с Кайзер-аллеи и двинулся к окружной дороге, ведущей обратно в город. Проехав милю, он увидел съехавший с шоссе фургон и припарковался перед ним.

Бока фургона были разрисованы изображениями экзотических птиц. За несколько часов отделу художников БНД удалось скопировать отличительный знак франкфуртской фирмы, торгующей редкими птицами. Оперативник, сидевший на пассажирском сиденье фургона, подошел к машине. Он занял место Мортона за рулем и уехал, чтобы присоединиться к одной из групп наблюдения.

Водитель фургона носил зеленый комбинезон и выглядел как любой другой разносчик, остановившийся позавтракать в перерыве между заказами. Он был стрелком из БНД; его «узи» был закреплен под приборным щитком. Он кивнул и продолжал есть, пока Мортон отодвигал панель за его сиденьем и пробирался в кузов фургона.

Там в тесном пространстве находилось с полдюжины людей, стоявших или сидевших на корточках перед рядами приборов по обеим стенкам. С ними был Мюллер, одетый, как и все остальные, в зеленый комбинезон. Все внимательно слушали Джонни Куирка.

Он прилетел ночью из Женевы с несколькими карманными сканерами и летающими камерами Дэнни. В одной руке он держал муляж попугая в натуральную величину. Секунду назад он вытащил его из клетки, снятой с крыши фургона. Куирк кивнул Мортону и продолжал свои объяснения:

— Вот что вам следует помнить: камера управляется по такому же принципу, как и летающая модель самолета. Она легко сделает все, что вы захотите: усядется на ветку дерева, пристроится на оконном карнизе, сядет на верхушку печной трубы. В глаза птички вмонтированы объективы. Каждая камера работает тридцать минут, потом вам надо отозвать ее на подзарядку.

Куирк поднял маленький пульт:

— Сканер запрограммирован на прием звука, идущего вместе с изображением. — Он поднял в другой руке лопатку. — Она крепится к днищу клетки. Будет выглядеть так, словно вы несете птичий помет.

Техник в задней части фургона, сидевший на корточках перед небольшой приборной панелью, поднял голову.

— Номер третий докладывает: она только что покинула отель. Тот же самый «мерседес».

Мюллер взглянул на крупномасштабную карту, пришпиленную к стенке фургона.

— У нас есть двадцать минут, не больше, — сказал он.

— Отлично, — Мортон улыбнулся. Никто не видел его улыбающимся с того момента, как он прилетел во Франкфурт.

Удобно устроившись на мягкой обивке заднего сиденья «мерседеса», Мадам открыла изящный «дипломат» и вынула оттуда два документа, которые получила по факсу, стоящему у нее в номере. Оба были подготовлены «Теодор, Малдрейк и Ко.» — солидными бухгалтерами лондонского Сити, работавшими на Элмера, а после его смерти они помогали ей в создании Организации. Постепенно она убедила фирму отказаться от всех престижных клиентов и сосредоточиться исключительно на делах Организации.

Ей хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: документы составил сам Арчибальд Теодор, старший партнер фирмы. Никто кроме него не обладал таким каллиграфическим почерком. То, что он писал от руки, подчеркиваю его полное понимание всей важности отчета. Она начала читать первый документ.

Под заголовком «Точная смета» шел подробный перечень пакета вложений Сони Крэйтон, который составлял основу ее соглашения о разделе имущества с Элмером. Теодор подсчитал, что нынешняя стоимость ее акций исчисляется суммой, чуть меньшей четырех миллиардов долларов.

Мадам просмотрела список. Ей казалось, состояние окажется больше. Вдова Элмера управляла финансовыми делами не лучше, чем всей остальной своей жизнью. Мадам отложила документ, на мгновение задумалась, вспоминая охватившую ее дрожь, когда Элмер показал ей соглашение: слишком щедро, сказала она себе тогда.

Однако не финансовое соглашение привело ее в конце концов к решению убить Соню. Она никогда не отдавала приказ убить кого-то только по причине финансовой выгоды. Вдова Элмера стала позором. Пока она оставалась скрытой от глаз общества, еще можно было терпеть ее поведение. Но постепенно, когда она вернулась в тот мир, где к Мадам относились как к идеалу светской хозяйки в любом обществе, поведение Сони стало обсуждаться открыто. Чего стоил только один инцидент, когда она схлестнулась с младшим президентским адъютантом на приеме в Белом доме! А в другой раз пригрозила устроить сцену на приеме в Букингемском дворце, поскольку оскорбилась, что ее поместили не в тот ряд при встрече королевы. «Я — миссис Элмер Крэйтон, — набросилась она на королевского лакея. — Если бы здесь был мой муж, мы стояли бы рядом с Ее Величеством». Было и еще несколько случаев, когда она вела себя так же неумно, а иногда просто по-идиотски. С недавнего же времени она стала, как сказал бы Элмер, хуже дешевой шлюхи, словно за годы жизни с ним так ничему и не научилась в оценке людей. Все эти ничтожные занудные типы, которых она затаскивала в свою постель, думая, что никто ничего не знает… Соня никогда не понимала, что каких-то вещей просто нельзя делать, если ты — вдова Элмера; что ты обязана вести себя определенным образом и выказывать надлежащее уважение к памяти самого замечательного человека из всех когда-либо ступавших на эту землю. Напротив, она, казалось, нисколько не заботилась о том, что ее запои и вереницы случайных связей все больше порочат само имя, с которым она связана — имя Элмера. А Элмер говорил, что во всем всегда есть последняя черта, за которую нельзя заступить и при этом не подвергнуть себя смертельной опасности. В конце концов Соня ухитрилась сделать этот шаг. Остался единственный способ застраховаться от того, что она когда-нибудь повторит это. Жаль, что ее внутренние органы остались при ней; в какой-то степени они могли послужить искуплением всех ее ошибок.