Через несколько минут все остальные получили свои инструкции и вышли. Остался лишь путешественник автостопом. Когда он вышел вперед, доктор Ромер внимательно оглядел его.

— Фридрих, ты отправляешься в Баварию. Твой урожай — специальное требование. Все, что тебе нужно знать, найдешь в конверте. Прими все возможные меры, чтобы это походило на ритуальное убийство. Я полагаю, теперь на нашей родине они стали вполне обычным делом со всеми этими иностранцами.

Фридрих кивнул, взял чемоданчик и вышел из комнаты. Провожая его глазами, доктор Ромер в очередной раз восхитился, как ловко Мадам справляется с потенциальными затруднениями.

Дайсон Тилинг, вице-консул Соединенных Штатов, а на данный момент самый главный чиновник, представляющий свою страну в Никарагуа, смотрел на первые капли дождя, забарабанившие в окно кабинета. Шум послеполуденной грозы заглушал тиканье антикварных корабельных часов на каминной полке. Вместе с полкой книг в кожаных переплетах и настольным портретом матери часы сопровождали его во всех новых назначениях. В этом регионе у него их было пять, и нынешнее — худшее. Негативное отношение к Соединенным Штатам ощущалось очень явственно: он чувствовал его во взглядах людей, в том, как они открыто выражали свою враждебность.

Тем не менее сегодня утром он подписал приказы, отзывающие шестерых политических консультантов — распространенный термин, под прикрытием которого сотрудники ЦРУ работали за границей. Он проводил сотрудников в аэропорт, а когда вернулся, обнаружил факс от Бюро штатов Центральной Америки, сообщающий, что вскоре прибывает группа сейсмологов из американского Геологического общества, чтобы осмотреть вулкан и проверить вероятность разрушений от землетрясения. Все это было частью дурацкой идеи госсекретаря Армстронга — так, видите ли, можно завоевать умы и сердца этих людей. Приедь он сюда, сразу бы понял истинное положение вещей.

Дождь кончился так же пунктуально, как и начался. Тридцать минут — каждый день после полудня. Единственное, по чему он мог сверять свои часы в этой проклятой стране.

Он подошел к окну. Тучи плыли мимо пика горы Масая и почему-то придавали вулкану еще более безжизненный вид.

Сопровождая Томми в служебную столовую ЦРУ на шестом этаже в Лэнгли, Гейтс извиняющимся тоном произнес:

— Еда, конечно, не ресторанная.

Да и картины на стенах в коридоре тоже не вызовут у критиков большого восторга, подумал Томми. Основное их достоинство, по-видимому, низкая цена.

— Но после еды в самолетах эта должна показаться пищей гурманов, — сказал он.

Отслеживая отпускной маршрут Стампа по Америке, он почти не пробовал другой еды — закуски в самолетах перемежались короткими урывками сна в креслах, совершенно не предназначенных для этой цели.

Гейтс ухмыльнулся.

— Спросил бы у своего отца или у Мортона, как мы проводили время, когда мотались в Кабул и обратно на афганских авиалиниях. В любое время дня там подавали овечьи потроха в кислом твороге. Мортон говорил, что в Калифорнии они запродали бы это как самую модную диету для похудения.

— Вы давно знаете полковника, мистер Гейтс?

— Зови меня Билл. Пожалуй, единственное, что тут не изменилось, это отсутствие формальностей. Да, я знаю его дольше, чем могу припомнить. И твоего отца тоже, — он кинул взгляд на Томми. — Сколько тебе лет?

— Двадцать девять.

Было довольно трудно определить возраст парня по внешности. Кожа для мужчины очень гладкая, прекрасная физическая форма. Даже в этом путешествии умудрялся пробегать три мили в день. Единственный признак того, что через месяц ему стукнет тридцать, это начинающие появляться крупинки «соли» на висках. Гейтс с одобрением заметил, что Томми не пытался скрыть раннюю седину. У него было приветливое лицо и редкое в их работе качество — в его присутствии люди чувствовали себя свободно. Похоже, почти все любили Томми Нэгьера.

— Давно ты работаешь на Мортона?

— Три года. Лучшего шефа, чем полковник, просто не бывает.

Он по-прежнему называл Мортона только по званию. Казалось вполне естественным выказывать такое уважение человеку, который подходил к каждому с одной меркой: если ты не часть решения, значит, ты часть проблемы.

— Это мое первое задание. Вы еще помните, что при этом чувствуешь, Билл?

Томми унаследовал манеру отца — разговаривая, смотреть вам прямо в глаза. А крепкое телосложение и глубоко посаженные глаза, выражавшие полное отсутствие страха, лишь усиливали сходство.

— Еще как. И каждое задание все равно первое. Когда я забуду это, настанет время подавать в отставку.

Мортон всегда говорил: подбирай их молодыми, выжимай все соки, тогда добьешься самых лучших результатов. Но парень выглядел утомленным.

— Полковник всегда чувствует себя на коне, когда не за что зацепиться. Беда в том, что маршруту Стампа можно присудить главную премию за Скучнейший Отпуск Года. Никто его даже не помнит, — сказал Томми.

— То же самое и в мотеле.

— И все равно я проверю. Другого полковник от меня не ждет.

Гейтс провел его в столовую — приятный мягкий свет, полированная деревянная мебель, стены и пол с приглушающим звуки покрытием. Почти никто не тревожил тихую атмосферу, словно в добропорядочном клубе: до обеденной суматохи оставался еще час. Официантка проводила их к столику у окна с видом на лес. Заказав по дежурному блюду и салату, Гейтс снова извинился:

— У нас нет лицензии на спиртное. Так что или кола, или пепси — диетическая и обычная.

— Воды вполне достаточно, — сказал Томми. Он уже перевыполнил свою норму газированных напитков за все эти перелеты.

Гейтс заказал «Спрайт» и закурил сигарету.

— Раз в три месяца пытаюсь бросить, а потом вспоминаю про свой возраст и думаю: да какой смысл? Если Большой Рачок собирается сцапать меня, он уже наверняка запустил лапу в мои легкие. — Он затянулся и взглянул на Томми. — Ладно, к делу. Сначала немного о прошлом. Спонсор Транга — Наркреаб. Или, если называть полным титулом, Фонд Реабилитации Наркоманов для Создания Свободного от Вредных Привычек Мира. — Гейтс утонул в клубах дыма. — Мечта Нэнси Рейган покончить с наркотиками расплодила кучу контор с идиотскими названиями, теперь они только и мечтают о федеральных фондах и налоговых скидках на помощь наркоманам. Некоторые занимаются исключительно детьми, беременными женщинами и стариками. Какие-то имеют дело лишь с белыми представителями среднего класса, торчащими на пилюлях. Другие — с черными или испанцами. В Сан-Франциско есть один фонд, который берет только китайцев, любителей опиума. Когда Нэнси Рейган покинула Белый дом, большинство фондов по-тихому свернули свои палатки или переключились на другие выгодные дела: СПИД, голодающие в Африке… Ну, словом, ты сам знаешь.

— Конечно, — кивнул Томми. — Но почему Наркреаб остался?

Гейтс стряхнул пепел.

— Он помогает только неамериканцам, которые хотят справиться с этим. Каждый год по квоте приезжают иностранцы, отлично понимающие: работать они могут, только если не употребляют зелье. Подразумевается, что наши наркоманы должны воспитываться на их примере. — Гейтс говорил, с видимым усилием подавляя раздражение.

— Я понимаю, что вы чувствуете. Но как во все это вписывается Транг? Я слышал, что он был личным тренером у одного главаря наркобизнеса в Колумбии.

— Да, черт бы его побрал. Какое-то время был. Потом его там подобрал Наркреаб и спрятал в одном из своих укромных местечек. У них есть несколько таких потаенных уголков, где эти таблеточники ждут разрешения приехать сюда. В случае с Трангом это, очевидно, было несложно. Знаменитость, публично вляпавшаяся в лужу и готовая вернуться в лоно добропорядочности, идеально подходит для профиля Наркреаба. Когда он впервые приехал сюда, они таскали его на все свои передачи и шоу, подавали как заново родившегося. Потом Наркреаб нашел для него работу в «Держим-в-Форме». Они держат кое-кого из подобных типов в своих оздоровительных клубах. Но Наркреаб никоим образом не выставляет себя напоказ. Никаких публикаций или лоббистов, никаких обычных уловок или организованного нажима, хотя заправляют там птицы высокого полета.