Шесть месяцев спустя герр Штум появился снова, на этот раз с мистером Селби, американским адвокатом. Всю беседу провел мистер Селби. Возникла проблема: в одном из заключений речь шла, как оказалось, о токсичном препарате. К счастью, никто не умер, но Глобакс выплатил значительную компенсацию. Мистер Селби, официальный представитель компании, прибыл сюда сообщить, что его клиент собирается подать в суд на консультанта. Грубер еще не успел оправиться от глубокого шока, а мистер Селби после многочисленных юридических хождений вокруг да около объявил, что возможен другой выход. Волею случая он представляет еще одну фармацевтическую компанию, чье название не хочет называть; эта компания собирается купить Глобакс. Мистер Селби может устроить так, чтобы частью сделки стала отмена официальной жалобы со стороны покупателя. Все, что для этого нужно, — это подписать признание своей ответственности. Он подписал.

Через три месяца ему позвонили и сообщили, что другая компания, по-прежнему анонимная, раздумала покупать Глобакс. Звонивший назвался мистером Умбото и говорил с явным нигерийским акцентом. Он никогда не слышал ни о герре Штуме, ни о мистере Селби.

Неделю назад мистер Селби позвонил снова. В перерывах между тягостными паузами он был предельно откровенен.

— Грубер, когда то дело накрылось, к нам пожаловали люди из служб безопасности. Они просматривают все документы. Грубер, вы будете по уши в дерьме — и без весла, чтобы выбраться, если они наткнутся на подписанное вами признание, — сказал мистер Селби, а потом объяснил, что за «весло» он может предложить.

Грубер слушал и испытывал такое ощущение, будто он бредет по длинному темному тоннелю к месту публичной казни. Словно издалека доносились увещевания Селби:

— Как врачу, вам будет легко это сделать, Грубер. Вы знаете, что Фогелю нужно новое сердце. Вы просто предложите ему достать сердце, сделаете все необходимое, а потом отмените заказ. Если вы это сделаете, у вас больше не будет никаких неприятностей.

Теперь, выполнив все, он чувствовал себя вымотанным до предела. Ему совершенно необходимо взять короткий отпуск. Доктор Грубер снова потянулся к телефону.

Инвалидное кресло мягко жужжало, катясь вниз по бетонной дорожке за главным зданием клиники. Доктор Ромер подъехал к тяжелой металлической двери с надписью: «Вход воспрещен!» и нажал кнопку на панели кресла. Дверь открылась, за ней находился маленький тамбур с голыми стенами и еще одна дверь без всяких надписей. Он подождал, пока не закрылась внешняя дверь, потом снова воспользовался панелью и въехал в подземную оперативную комнату клиники. Отсюда Организация контролировала всю свою разнообразную деятельность.

Именно здесь, помимо всякого другого, была придумана и терпеливо разработана операция по завлечению в ловушку Маркуса Грубера: устройство компании Глобакс; документация, придающая достоверность побочной компании, и исполнение ролей тремя членами Организации. Отсюда был отдан приказ купить крайне порочащие видеопленки и негативы Дитера Фогеля, а потом команда разобраться с вмешавшимся в это дело бывшим офицером КГБ Кранским. Все эти вопросы были улажены наряду с непрерывным потоком приказов по купле-продаже, контрактов, счетов за фрахты, разрешений на полеты и всей прочей бумажной рутиной, которая по сути дела обеспечивала безопасность Организации и невозможность выследить ее деятельность по следам документов.

Помещение было размером с теннисный корт, с низким потолком и обитыми плотным материалом стенами — еще одна мера предосторожности от подслушивания. Пол сделан из материала, поглощающего звуки. Тусклое красное освещение никогда не менялось. Лишь по часам на стене сотрудники могли определить, день сейчас или ночь во всех тех частях света, где Организация вела свои дела.

Посередине комнаты стоял огромный стол, накрытый картой мира, с островом в центре. Вокруг стола размещались рабочие стойки, за которыми круглые сутки сидели сотрудники.

Дав глазам привыкнуть к освещению, доктор Ромер огляделся вокруг. Стойка у противоположной стены управляла Общей транспортировкой. Главный экран, возвышавшийся над рабочей поверхностью стола, показывал, что весь флот грузовых самолетов находится в воздухе. За примыкавшими стойками операторы отслеживали непрерывный поток информации, стекающийся в их наушники от промышленных, химических и прочих корпораций, целиком принадлежавших Организации. Бросив беглый взгляд на экран, он увидел, что в сотнях стран филиалы функционируют нормально, и подъехал прямо к большому столу.

Один из сотрудников отодвинул свое мягкое кресло, чтобы доктору Ромеру было лучше видно. Сотни клубов «Держим-в-Форме» усеивали карту, каждый был отмечен крошечной фигуркой Аполлона с флажком в руках. Один флажок над клубом в Вашингтоне был приподнят, и еще один — над клубом в Мюнхене. Такое положение означало предстоящий сбор урожая.

— Каково их нынешнее положение? — бесцветным тоном спросил он.

Оператор повернулся к своему модему.

— Вашингтон докладывает о хорошей перспективе. Цель вскоре отправляется в отпуск. Он летит в Сиэтл, откуда собирается уехать в горы и бродить там пешком. Это время рекомендуется как наилучшее для сбора урожая.

Доктор Ромер изучил информацию на экране. Вашингтон был прав. Тренировки в клубе сделали из мишени прекрасный физический экземпляр на весьма продолжительное время. При умелом подходе можно будет извлечь все органы.

Часом позже с другой стороны озера донесся приглушенный рокот, напоминающий гром. Однако звук шел не с неба, а из самых недр земли, и быстро смолк. Гора Масая в конце концов пробудилась от векового сна. Но пробуждение это было столь мягким, что никто так и не понял, что произошло.

Прежде чем покинуть остров, Клингер наклеил черный парик, усы и бороду, скрывшую бритвенный порез. Черные контактные линзы довершили преображение. По костариканскому паспорту и соответствующим документам он был товарным брокером и совершал деловую поездку в Вашингтон. В международном аэропорту Даллес он взял такси и приехал на Дюпон Серкл. Зайдя в здание «Держим-в-Форме», он не заметил никаких признаков недавнего взрыва бомбы.

— Pura vida, — приветствовал он Карла-Вольфа Транга в его кабинете самым распространенным словосочетанием в Центральной Америке: — Чистой жизни.

— Я предпочитаю, чтобы вы говорили по-английски, — сказал Транг с сильным прусским акцентом.

— Стали аборигеном, да? — спросил Клингер без тени юмора. Он любил задавать тон с самого начала.

— Как я понимаю, на острове все разговаривают на английском.

— А когда вы там были? Не помню, чтобы я видел вас там, — бросил Клингер, рассматривая Транга через воображаемый ружейный прицел.

— Я никогда там не был.

— Так откуда же вам знать, как мы там разговариваем?

Намеренно или нет, в пожатии плеч Транга проскользнуло что-то женственное.

— Итак, чем я могу вам помочь, Клингер?

Клингер сделал то, что делал всегда: он выиграл время. Транг оказался выше, чем он предполагал, ближе к семи, а не к шести футам, и тяжелее — пожалуй, стрелка весов поднялась бы за триста фунтов, и все тело — сплошные мускулы под тщательно выглаженным костюмом. Да, безусловно, на персонал этого заведения тратились немалые деньги; этот двубортный костюм обошелся бы кому-то в пятьсот долларов, со всей его ручной выделкой и фигуркой Аполлона, вышитой золотой ниткой. Руки Транга походили на два окорока и вполне соответствовали его стрижке штангиста — короткому ежику. Загар выглядел постоянным. Но Клингера все это не могло обмануть: расширенные поры кожи и обвислые щеки свидетельствовали о том, что Транг был напичкан зельем под завязку. По-настоящему его выдавали глаза. Они всегда выдают. Глаза человека, который, приняв дозу, с нарастающим отчаянием жаждет следующей. Судя по трескающейся коже вокруг носа, сидит на кокаине. Ну что ж, подумал Клингер, ничего удивительного, что ты ни разу не был на острове — там бы уж тебя раскусили.