В южной части острова, где жил персонал, вечеринки закончились как обычно — некоторые вернулись домой, другие отправились на виллу с «девочками для комфорта», как здесь называли привезенных бесплатных шлюх. Несколько парочек воспользовались кабинами вертолетов, стоящих у взлетной полосы.

Один из вертолетов облюбовал Моше Вейл. Он привел с собой светловолосую польку-шлюху, которая сопровождала Клингера в полете из Нью-Йорка. Прочитав ее доклад, Вейл решил, что она поможет ему наиболее приятным образом провести ночь.

Она сообщила, что зовут ее Руфь, и он улыбнулся: ну, если уж она еврейка, то это как свиная отбивная в кошерной мясной лавке. Но он принял это как признак ее желания доставить ему удовольствие. И она его доставила. Теперь, далеко за полночь, он был сыт и слегка пьян от бутылки текилы, которую они прикончили вдвоем. Секунду назад она вылезла из кабины, чтобы помочиться, и сразу же крикнула:

— Моше, Моше, пойди посмотри. Быстро!

Возбуждение в ее голосе заставило его подойти к дверце кабины. Она указывала за озеро.

— Посмотри, посмотри на небо!

Над горой Масая медленно и красиво вился пар, освещенный яркими розовыми отблесками.

— Красиво… Как красиво, — произнесла Руфь тем же тоном, каким говорила с ним после завершения любовного акта.

Он взглянул на нее и улыбнулся: она была похожа на ребенка — красивый, взрослый, распутный и совершенно порочный ребенок.

— Мне нравится смотреть, — сказала она, возбужденно хлопая в ладоши. — Так красиво!

На мгновение он тоже застыл, как завороженный — никогда раньше ему не приходилось видеть такого, — а потом спросил:

— Ты правда хотела бы пойти туда и взглянуть?

Она повернулась и уставилась на него.

— А разве можно?

Он ухмыльнулся.

— Запросто — на нашем волшебном ковре-самолете.

Она продолжала озадаченно смотреть на него.

— Я не понимать.

Он похлопал рукой по фюзеляжу вертолета.

— На этом.

Она смотрела не него круглыми от удивления глазами, все еще не веря.

— Ты умеешь летать на этом, Моше?

— Без проблем. Летал на таком в Бейруте.

— И мы полетим и посмотрим?

— Конечно, почему же нет?

Руфь взглянула на дорожку, ведущую к клинике.

— Доктор Ромер. Ему, наверно, не понравится…

— Он уже спит. И потом, мы можем слетать туда и обратно за несколько минут.

Ее глаза стали еще круглее.

— Ты сделать это? Для меня?

Она забралась в кабину, он кивнул ей на кресло второго пилота и велел пристегнуться ремнями.

— Я только один раз летать на вертолет, когда приехать на остров, — сказала Руфь.

— Может, на обратном пути повторишь свой подвиг. — Он подмигнул ей и представил себе предстоящие новые утехи. Она протянула руку и начала легонько массировать его ляжку.

— Может, я сделаю так, что ты немножко готов, Моше.

Он ухмыльнулся ей.

— Просто не убирай оттуда руку, и все.

— Без проблем, — хихикнула она.

Он включил двигатель и нажал кнопку пуска. Раздался глухой хлопающий звук, как от монеток в стиральной машине, а потом двигатель набрал полные обороты и корпус задрожал.

Руфь, пробормотав что-то по-польски, вцепилась в края своего кресла и крепко зажмурила глаза. Вейл усмехнулся: она и впрямь была ребенком. Он выждал, пока то нарастающий, то стихающий звук двигателя не превратился в ровный рев, а потом поднял машину в воздух. Они быстро взлетели.

Впереди на них неслась гора Масая. Полосы испарений поднимались в небо, пересекались друг с другом, образуя причудливые узоры, окрашенные в нежно-розовый цвет — отражения жерла вулкана.

— Хочешь посмотреть поближе? — спросил он, когда они пролетали над нижней частью склона.

— Это есть возможно?

— Я же сказал, все возможно, когда ты на моем волшебном ковре-самолете.

— Тогда мы смотреть, — решительно произнесла девушка.

Повинуясь управлению, вертолет ринулся вверх, как скоростной лифт, и очень скоро оказался над верхушкой. Здесь, наверху, свечение, вырывавшееся из глубины кратера, было ярче.

Руфь подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть.

— Видеть не так хорошо, — сказала она тоном разочарованной маленькой девочки.

— Сейчас мы это устроим. — Он направил вертолет прямо к горловине кратера.

— О-о, как красиво… Как здорово, — крикнула она, смеясь.

Действительно, красиво, подумал он. Как восход солнца над пустыней. Только здесь был их собственный восход — прямо посреди ночи. Он взглянул на Руфь: широко раскрытыми глазами она уставилась на это зрелище.

— Знаешь что, я разок перелечу через верхушку, и тогда ты посмотришь как следует.

Она кивнула, слишком завороженная зрелищем, чтобы отвечать.

Он направил вертолет через край горловины кратера. Неожиданно струя воздуха подбросила их на добрых пятьдесят футов. Он прибавил обороты и начал пересекать жерло вулкана.

Руфь рядом с ним прижала лицо к стеклу, глядя вниз.

— Как ад, — выдохнула она. — Ад на земле.

Далеко внизу под ними пузырилась красная лава.

— Ага. Ну, ладно…

Что-то произошло. Мгновение назад рычаг двигался свободно, теперь он застрял. Руль высоты не слушался. Винты замедляли вращение.

Руфь, прижимаясь лицом к стеклу, закричала:

— Не видеть! Не видеть!

Вулканический пепел! Он укрывал все вокруг. И тянул их… Упрямо тащил их вниз.

Руфь уже вопила во весь голос.

— Заткнись! — проорал он.

Ему нужно было больше силы. Больше подъема. Больше… всего!

Вертолет опустился ниже края горловины кратера.

Руфь завопила еще сильнее. Плексиглас лопался от жара, и кабина наполнилась противным запахом. Сера. Контрольный кабель руля высоты стал плавиться. Вейл едва мог дышать. Руфь тихо стонала. Бока кабины раскалились так, что до них нельзя было дотронуться. Плексиглас таял на глазах. Жар стал невыносим. Весь мир окрасился в ярко-красный цвет.

Вертолет коснулся кипящей лавы. На мгновение он застыл на ее поверхности, словно пузырящаяся, кипящая, плавящаяся жижа держала его. Потом медленно, страшно медленно вертолет погрузился в лаву и исчез.

Анна сделала знак официантке, чтобы та принесла еще кофе.

— Я провела там уже три дня, — сказала она, — но никто не говорил и не делал ничего такого, что могло бы вызвать хоть смутные подозрения с точки зрения медицины.

Они ели крабов и жаркое, поглядывая на перекормленных американцев, входящих и выходящих из придорожного бара-ресторана на северной стороне Малибу. По молчаливой договоренности они поддерживали разговор на уровне «как-прошла-твоя-поездка — а-как-твоя» и часто улыбались в ответ на реплики друг друга, но каким-то образом умудрялись держать головы в таком положении, чтобы каждому было трудно прочесть выражение лица другого. Только когда пустые тарелки унесли — у нее был фруктовый салат, а у него клинообразный кусок домашнего яблочного пирога и небольшая горка крема, — Томми выудил из кармана маленький блокнот, а Анна положила локти на стол и начала со свойственным ей пролетарским акцентом, которым отличались обитатели кварталов между Фулхем Роуд и Уондсвортской общиной, говорить о том, ради чего они встретились здесь.

— Но? — подсказал Томми, не отрывая глаз от блокнота.

— Но, — повторила вслед за ним и она. — Как я уже говорила, все эти забавные правила. Вроде выдачи всем пациентам номеров, вместо того чтобы называть их по именам. Это делается вроде как для гарантии неприкосновенности их частной жизни. А медсестры, когда им нужно обратиться к ним, говорят лишь «сэр» или «мадам». Так или иначе контакты с пациентами сводятся к абсолютному минимуму. Только старшие врачи по-настоящему долго занимаются ими. Истории болезни тоже никогда не остаются в палате пациента, а хранятся под замком у старшей сестры на каждом этаже. И все указания по уходу и лечению выписываются доктором Литтлджоном.

Томми опять сверился с блокнотом.