В последний день ноября на мой адрес и в советское консульство в Мюнхене поступило официальное приглашение на участие в съезде СТК:
«Уважаемый Вадим Владимирович!
Комитет по международным делам и внешнеэкономическим связям и Оргкомитет Съезда Советов трудовых коллективов и Рабочих комитетов (забастовочных. — В. Б.) приглашает Вас принять участие в работе Учредительного Съезда, который состоится 7—10 декабря в Москве в здании Верховного Совета РСФСР (Краснопресненская наб. дом 2).
Зам. Председателя Комитета Е.А. Амбарцумов
Председатель Оргкомитета Съезда В.А. Андрианов».
Я принес приглашение директору службы (Матусевичу!) и попросил либо командировать меня на съезд, либо дать мне неделю отпуска.
В администрации РС началось волнение, совещания. С одной стороны — беспрецедентный случай: впервые сотрудник «Свободы» получает приглашение от Верховного Совета России! С другой стороны — это пахнет большой политикой... Матусевич тем временем заявил, что не может отпустить меня, так как я очень нужен буду в эти дни на станции, что, разумеется, было ложью. И меня не отпустили!
Я расстроился этим безмерно, сильнее, чем когда Матусевич объявил мне о закрытии моей программы.
Как потом стало ясно, тот первый съезд был самым важным и во многом предопределил судьбу всего движения. На съезд приехали делегаты от более чем 500 предприятий, главным образом тяжелой индустрии, из всех регионов СССР. Было также много делегатов и от крупных научно-прикладных институтов. Примерно две трети делегатов представляли Советы трудовых коллективов, созданных тогда почти на всех предприятиях страны, а одна треть состояла из представителей забастовочных рабочих комитетов. И это были очень разные люди. Делегаты от забасткомов прошли уже школу солидарности, были боевыми и независимыми людьми, у которых мало осталось иллюзий насчет ново-старых властей страны. А среди делегатов от СТК было много балласта, людей, выдвинутых еще парткомами и старыми профсоюзами, а то и «просто» — КГБ. И на съезде делегаты Рабочих комитетов требовали ориентировать создаваемый Союз на забастовочную и политическую борьбу, без которой, считали они, никакой собственности трудовым коллективам не добиться. В президиуме сразу же нашлись оппортунисты, которые стали убеждать съезд в необходимости оставаться общественной организацией и выступать с законодательными инициативами в Верховном Совете. Едва не произошел полный раскол. Но «умеренным» при поддержке «балластных» делегатов удалось утвердить свою линию с небольшими уступками радикалам.
Тем не менее после съезда из созданного Союза начался отток представителей рабочих, забастовочных комитетов. Мои симпатии, разумеется, были на их стороне, и я кусал себе локти, что не мог выступать на том съезде.
После съезда я получил письмо от Владимира Андрианова, который был избран на съезде сопредседателем Совета представителей СТК, руководящего органа Союза, и держался ближе к позиции забастовочных комитетов. В письме, рассказав мне о съезде, он писал:
«В верхних эшелонах власти прекрасно понимают, что против объединившихся трудовых коллективов никакая сила не устоит. Радует то, что за нами не успевают, и мы обязаны сохранять дистанцию. Две вещи мы должны сделать быстро: зарегистрироваться и создать свою независимую газету вместе с издательской базой. Сможем дать информацию в трудовые коллективы — выиграем.
Желаю Вам, Вадим Владимирович, хорошего настроения. Пришло наше время».
Увы, оказалось, что далеко еще не пришло! Володя Андрианов был чудесным парнем, но слишком большим оптимистом.
К письму он приложил заявление, сделанное на съезде делегатами забастовочных комитетов. Заявление это достойно опубликования. Вот его текст:
«Делегаты от рабочих и стачечных комитетов как наиболее радикальная часть Съезда констатируют, что:
1. Верховный Совет СССР проигнорировал резолюцию Всесоюзного совещания представителей трудовых коллективов, состоявшегося в г. Тольятти с 31.08 по 04.09.1990 года. Трудовые коллективы не имеют правовой основы для реального участия в управлении государственными предприятиями, что создает благоприятные условия для присвоения государственной собственности представителями административно-командной системы (курсив мой. — В. Б.);
2. На основании п. 13 резолюции Тольяттинского совещания о принятии решительных мер в случае невыполнения данной резолюции Верховного Совета СССР и во избежание стихийных выступлений Рабочие комитеты образовали Объединенный забастовочный комитет для подготовки и проведения всеобщей забастовки.
3. Требуем немедленной передачи прав собственности и имущества государственных предприятий коллективам этих предприятий».
Заявление было подписано большим числом делегатов и к нему были приложены контактные адреса и телефоны (в Перми, Анжеро-Судженске, Минске и Москве).
Выделил я фразу, характеризующую мудрость авторов этого заявления. Тогда еще мало кто предвидел такое развитие событий. Где только сейчас эти люди, и почему они не получили поддержки в обществе?
В январе я получил приглашение на первую сессию Совета представителей СТК. На этот раз я не понес приглашение Матусевичу, а просто взял отпуск на необходимое время и улетел в Москву. В дальнейшем я участвовал почти во всех сессиях Совета представителей и во всех последующих съездах Союза.
Весной 1991 года состоялся 2-й съезд Союза. Он проходил в большом зале СЭВа и собрал представителей уже от полутора тысяч коллективов, но качественный его состав был еще более водянистым, делегатов от забастовочных рабочих комитетов почти не осталось.
Съезд проходил с большой помпой. В качестве гостей съезда выступал тогдашний премьер-министр Силаев и еще какие-то министры. По моему совету на съезд был приглашен Сергей Алексеев. В беседах со мной он соглашался, что Союз должен трансформироваться в политическое движение, бороться за власть и не рассчитывать на содействие любых властей, как горбачевских, так и ельцинских. На съезде Алексеев выступал ярко, но о желательном направлении деятельности Союза ничего конкретного не сказал.
Представители интеллигенции, как и представители левых групп, в работе съезда участие не принимали. И на последующих съездах — также. Разительное отличие от той же Польши!
Меня представили перед выступлением очень неуклюже, как «известного специалиста по вопросам самоуправления трудящихся» и сотрудника радио «Свобода».
Я говорил в своем выступлении о том, что Союз должен надеяться только на себя и «инженерно-рабочий класс» и должен трансформироваться в политическую партию. Я старался доказать делегатам, что никакие номенклатурные группы, стоящие за Горбачевым или Ельциным, ни за что не пойдут на передачу предприятий и учреждений в собственность и управление трудовых коллективов, ибо прекрасно понимают, что вслед за этим им придется расстаться и с властью. Говорил, что большое влияние на Ельцина оказывают элитарные круги так называемой демократической интеллигенции, которые, стремясь как можно глубже затоптать свое «красное» прошлое, слышать не хотят ни о каком кооперативном социализме и уговаривают Ельцина смелее идти к капитализму. «Вы не представляете, — говорил я, — до какой степени они пренебрежительно, а то и презрительно к вам, рабочим и инженерам, относятся!». А ведь именно они сегодня руководят средствами массовой информации и будут игнорировать ваше движение, если вы сами о себе не заявите.
Я предложил включить в резолюцию положение о необходимости перерегистрировать Союз в политическую партию или движение. Значительная часть делегатов приняла мое выступление очень горячо. В зале раздавались голоса с требованием поставить мое предложение на голосование. Но в конце съезда этого предложения вообще не оказалось в проекте резолюции. И никто в зале не запротестовал. Мне это было совершенно непонятно.
Но позднее ко мне подошли двое знакомых мне делегатов и сказали, что утром того дня иногородних делегатов собрали в гостинице, где они жили, и настоятельно посоветовали «не развешивать уши» при выступлениях Белоцерковского, не забывать, что он эмигрант и сотрудник радиостанции, руководимой и финансируемой ЦРУ. И на большинство делегатов это, видимо, повлияло. Их сознание, видимо, было отравлено советской пропагандой.
