— Помилуйте, партайгеноссе Лютер, — улыбнулся неведомый гость, сошедший с небесной колесницы. — Я вовсе не дьявол…

— А почему на тебе шкура саламандры? — подозрительно спросил священник, удерживая, впрочем, руку на весу, чтоб сотворить новое крестное знамение.

— Это попросту маскировочная одежда, — объяснил доверчиво неожиданный незнакомец. — И я к вам по делу, святой отец. Вас срочно просят вылететь со мной в Россию.

— Кто прислал тебя? — недоверчиво прищурясь, спросил Лютер.

— Вечный Жид, — ответил незнакомец в пятнистой одежде.

Его тянуло в сон.

Станислав Гагарин закрыл было глаза и приготовился подремать на заднем сиденье, хотя какой уж тут д р ё м  в автомобиле…

— Не спи, — внятно и наставительно произнес внутренний голос, и сочинитель, вздрогнув, открыл глаза.

— Следи за дорогой, — повторил неведомый указчик. — Будь повнимательней…

К внутреннему голосу надо прислушиваться в с е г д а. Сию истину председатель Товарищества уяснил задолго до того, как стал встречаться с посланцами Зодчих Мира, умеющими читать его мысли и общаться с писателем телепатически. А уже после контактов с вождем и Агасфером Станислав Гагарин постоянно ждал мысленных указаний любого рода.

Поэтому хотя и не понял, кому принадлежал внутренний голос, а только послушался его, превозмог сонливое состояние, выпрямился, стал озираться, стараясь делать это незаметно, дабы водитель не удивился: чего это шеф завертелся на сиденье, будто вошь на гребешке.

Их мышиного цвета м о с к в и ч довольно бойко к о л е с и л по окружной дороге.

Уже промелькнуло слева Строгино, справа ожидался вскоре поворот на Рублево, а там, чуть подале, можно свернуть на любимую писателем дорогу, мимо Барвихи и Дальней дачи Сталина приводящую к родной Власихе.

«Моральное зло суть изначальная порочность человека… Или добродетели рождаются вместе с ним, а затем, вытесняются воздействием аримановского мрака, злобным тщанием л о м е х у з о в, — привычно стал размышлять Станислав Гагарин, ибо примеры проявления отрицательных сторон человеческой натуры множились перед его глазами постоянно. — Видимо, безнравственный тип отличается от нормального человека, а добро есть норма, тут меня не своротишь, разнится с обычным индивидом тем, что а м о р а л у нравятся собственные пороки, он л ю б и т их. Да, но это скорее говорит о распущенности, нежели о космической враждебности вообще…»

Писатель вспомнил о попытке платоновского эпигона Плотина повернуть от этического дуализма к монизму. Материя не содержит в себе ничего от е д и н о г о  и потому есть зло, говаривал Плотин.

«Старик Плотин заблуждался, равно как и афинский корифей Платон, — мысленно усмехнулся Станислав Гагарин. — Вещи разрушают друг друга не в силу хаотического состояния, но именно потому, что обрели некую форму. Там, где отсутствует внутреннее обособление, там невозможен антагонизм. Проявляет зло лишь то, что уже о ф о р м и л о с ь… Вот как этот ж и г у л ь, что пытается зайти к нам справа…»

Писатель уже заметил темно-коричневого ж и г у л е н к а, который опасно зашел к ним с правой стороны и явно пытался выдавить мышиного м о с к в и ч а на встречную сторону.

— Дима, — сказал председатель шоферу, — обрати внимание на соседнюю мандавошку… Чего он трется рядом, скунс замоскворечный?

Водитель чуток сбавил газ, и коричневый ж и г у л ь проскочил несколько вперед. Тогда и увидел сочинитель номер. Девять и пять, а потом единица с нулем…

— Да это же головорез родимый! — возбужденно закричал Станислав Гагарин, — Что ему надо? Может быть, записку от м а д а м ы хочет передать…

Ах, как ему хотелось разрядить обойму с т е ч к и н а по колесам опять сближающегося с ними коричневого ж и г у л я, но после боевой операции в Подмосковье Вечный Жид велел огнестрельное оружие сдать.

— Не хватало, чтоб м е н т ы двести восемнадцатую статью вам припаяли, — ворчал Агасфер в ответ на робкие попытки Папы Стива оставить хотя бы завалящий м а к а р о в на разживу.

Правда, после указа Президента сочинитель приобрел шикарный ч е м п и о н, забугорный с т в о л  с шестикамерным барабаном, но из этого м а л ы ш а только вырубить противника и можно, а вот даже хреновенький корпус вазовского драндулета не прошибешь.

Чувствуя к е р о с и н н ы й оттенок возникшего ситуационного з а п а х а, Станислав Гагарин достал ч е м п и о н, ласково поерзал правой ладонью по изогнутой рукоятке и взвел курок револьвера.

— Дима! — крикнул он водителю. — Сделай так, чтоб мое окно пришлось на окно водителя…

В этот момент ж и г у л ь ударил в правый борт м о с к в и ч а, и шофер, стараясь смягчить удар, машинально выскочил на встречную полосу.

Идущая с противоположной стороны машина едва увернулась от лобового удара.

— Сучья морда! — выругался Станислав Гагарин. — Пришмандовка…

Но как ни ругайся, а  п и д о р прижал их к разделительной черте и не давал уйти на свободу, тем более, что ж и г у л ь лучше маневрировал и быстрее набирал скорость.

Только теперь, когда враждебный автомобиль маячил перед глазами меньше чем в метре, сочинитель рассмотрел, что стекла на нем зеркальные, через них ничего не увидишь, отражается лишь корпус попавшего в беду м о с к в и ч а.

Собственное стекло Станислав Гагарин уже опустил, напряженно всматривался он в переднюю дверцу противника, к которой приближалось его окно. Револьвер ч е м п и о н он держал до поры на колене, стискивая рукоятку правой рукой.

И когда его открытое окно поравнялось с зеркальным стеклом передней левой дверцы, Станислав Гагарин что есть силы ткнул по нему стволом.

Стекло разлетелось с первой попытки.

Сочинитель обомлел.

Он готовился увидеть за рулем хорошо знакомую о т в р а т н у ю морду, но морды председатель не обнаружил.

Сквозь разбитое стекло глянуло на Станислава Гагарина гнусное свиное рыло. Нет, это не была розовая и добродушная мордочка веселого Хрюши или достойная голова почтенной Хавроньи.

За рулем громоздился безобразный худющий и хищный х р я к  с двухдюймовыми клыками, с которых капала желто-зеленая пена. На втором сиденье еще один монстр козлиного — дьявольского? — обличья. Впрочем, пассажира-сообщника писатель рассмотреть не успел.

Не задумываясь, выхватил писатель револьвер и дважды выстрелил в свиное рыло.

— Гони! — крикнул председатель Товарищества Диме.

М о с к в и ч рванулся что есть сил, сразу оставив монстров позади. И тут же возник невесть как оказавшийся на кольцевой трассе зеленый бронетранспортер. Он подался чуть вправо, освобождая им дорогу, и едва м о с к в и ч обошел БТР, тот закрыл массивным корпусом свободное пространство и резко затормозил.

Что происходило за кормой бронетранспортера, ни водитель, ни его шеф видеть, разумеется, не могли. Но оба они чуть ли не физически ощутили, как преследовавший их ж и г у л ь со всего маху врезался в стальное тело боевой машины.

Вновь они увидели БТР, когда вышли на развилку, с которой можно было повернуть на совхоз «Горки Вторые», на Одинцово или ехать прямо — на Власиху.

Бронетранспортер, невесть как опередивший наших героев, как ни в чем не бывало стоял на обочине.

— Тормози, — сказал писатель водителю.

Едва Станислав Гагарин вылез из машины, с бронетранспортера спрыгнули два мужика в танкистских шлемах и пятнистых десантных робах, направились к председателю.

— Придется вас всюду на этой к о р о б к е сопровождать, — вместо приветствия сказал тот, что был высок рос том.

Он снял шлем и оказался писаным красавцем, брюнетом с голубыми глазами, мечтой всех, наверное, женщин.

— Охотятся на вас, партайгеноссе письме́нник, — проговорил второй десантник, белобрысый обладатель невыразительной наружности, добродушный на вид, но по глазам — самостоятельный и серьезный мужичок. — Здравствуйте, Станислав Семенович…