— Это уже слишком, — промолвил Вечный Жид. — Нам, Зодчим Мира, подобные жертвы ни к чему. Да они никак и не связаны с возрождением России. Продолжайте выпускать собственные романы, ваши книги как раз и способствуют прозрению русских людей.

А мы любимому вами Отечеству поможем…

— Наконец-то! — воскликнул Станислав Гагарин.

…Он сам определил себе задачу, пытаясь за день отработать два маршрута, и теперь, добивая второй, сверхплановый, проклинал все на свете: и кадровиков, зажавших полные штаты, и длинный северный день, позволявший ему надрываться сейчас за двоих, и самого себя, собственную жадность к работе, неистребимое стремление быть всегда на коне, если даже нет для того реальных возможностей.

Полный рюкзак с каменюками-образцами неудержимо рвал онемевшие плечи к земле. Ноги скрипели, сгибаясь в коленях. Геологический молоток превратился в двухпудовую гирю, а правая рука отказывалась повиноваться. Он собирался переложить молоток в левую, но сил на подобное движение не сумел приискать и все шел да шел, пока не увидел в сгустившемся, посиневшем окоеме темно-зеленый язык тайги, поднявшийся на обрыв, занятый их палатками.

Поисковая партия геологов была в сборе. Первыми встретили начальника собаки, две лайки с библейскими кличками Хам и Яфет. Люди тоже вышли за сотню шагов, но снимать рюкзак со спины тяжело шагавшего Беглова не стали: не положено по таежному этикету. Раз человек на ногах, он эти метры осилит, а у самой житьевины помощь ему оказывать — значит, обидеть его.

Когда Беглов умывался, отводя холодной водой притомленность, поливавшая ему коллектор Зося не утерпела, шепнула:

— У нас гость, Владимир Петрович! Такой симпатичный… Будто цыган! Брюнет…

У Зоси все мужчины считались симпатичными, кроме тех, кто состоял в их партии. Тут Зося была истинным кремнем, и потому Беглов примечание коллектора пропустил мимо ушей.

Но сообщение о госте его взволновало, в безлюдной тайге новый человек в диковину. Потому, едва обтершись полотенцем, Владимир Петрович отправился в большую палатку шурфовщиков, откуда доносились веселые возгласы и дружный смех.

Он сунул голову в палатку, смех затих, и Беглов дружелюбно сказал:

— Ну, который здесь гость? Выходи на волю, знакомиться будем.

Потом Беглов вспомнил, что больше всего его поразило чисто выбритое лицо незнакомца. Такую роскошь никто себе в тайге не позволяет. И комфорту никакого, и традиция есть запускать бороду, да и от комарья верное спасение, коль до самых глаз зарастешь.

А тут вроде как из салона красоты выломился товарищ. Верно, смуглый оказался парень, только не цыганского, иного типа. А какого — Беглов не определил. Глаза большие, добрые, поражающе глубокие, такие глаза женщин наповал сражают. Нос прямой, с горбинкой, темные волосы зачесаны назад, достают едва не до плеч и волнистые. И улыбается приветливо, первым протянул руку Беглову.

— Дудкин я, — сказал пришелец, — а кличут Иваном… Охотник из Окачурихи. Иду с участка. Сено там косил, зимовье ладил, вот к вам и завернул.

Верно, знал Беглов названную деревню, сто пятьдесят верст назад по Бормотую.

— Ну и ладно, — сказал он охотнику, пожимая его сильную руку. — Погости, Дудкин Иван, а может, и с нами останешься, рады будем.

Дудкин широко улыбнулся.

— Можно и с вами, — проговорил он и пожал плечами. — До сезона далеко, и в деревне скукота да бабы с ребятишками одне…

— Эка, паря, хватил, — роготнул и блеснул глазами шурфовщик Стрекозов, по прозвищу Долбояк, — нешто с бабами-то скукота бывает?

Иван повел плечами, покосил глазом на Долбояка, смолчал.

— Документы какие есть? — спросил Беглов, не веря удаче. Ведь ах как бедствовал он сейчас без людей! — Аль пошутил, охотник?

— А чо шутить? — отозвался Иван, засовывая руку во внутренний карман. — Об работе, чай, не шутят, ее излаживают добром. А вот и бумаги мои.

Беглов посмотрел документы Ивана, нашел их приемлемыми и тут же за ужином у костра написал чернильным карандашом в блокноте приказ о зачислении Ивана Дудкина временным рабочим геологоразведочной партии.

— Мы, Зодчие Мира, поможем вашему Отечеству, — буднично произнес Вечный Жид.

— Наконец-то! — воскликнул писатель. — И слава Богу…

Агасфер улыбнулся.

— Но вы, кажется, человек неверующий, а Бога поминаете, — скорее констатируя, нежели осуждая, мягко произнес пришелец.

— Традиция, знаете ли… Разумеется, я не верю, что в облаках обитает некий дедушка Саваоф с седой бородою, окруженный бесполыми национальными гвардейцами с крылышками за спиной, — объяснил Станислав Гагарин. — Я скорее славянский язычник, коему Перун с Даждь-богом симпатичнее иудейских апостолов.

И одновременно живет во мне стихийный христианин, ибо верю в незыблемость нравственных принципов, провозглашенных при посредничестве Иисуса в Слове Божьем.

— А как же в отношении веры в социализм? — спросил Вечный Жид.

— Без проблем… Для русского народа социализм духовно весьма близок, ибо мы люди а р т е л ь н ы е. Маммоне, богу Наживы, не служили и служить не будем. Конечно, ныне приемлем лишь д и а л е к т и ч е с к и й социализм, с метафизикой и антилогикой мы нахлебались сполна.

— Диалектический социализм? — повторил Агасфер. — Это нечто новое… До сих пор я полагал любой социализм карикатурой на Евангелие. Разве не так?

— Вам виднее, — заметил Станислав Гагарин. — Вы лично знали Христа и его учеников, вам и судить, что называется, из первых рук.

— Ну, с Христом я вас еще познакомлю, — сказал Вечный Жид. — Сочинителю Станиславу Гагарину и Иисусу из Назарета будет интересно пообщаться. И полезно…

— Вы и на это способны?

— Я способен на все, Станислав Семенович, — скромно сказал Агасфер. — Здесь, на Земле, мне придется решать задачи куда более сложные, требующие огромного расхода космической энергии. Но Совет Зодчих Мира, в порядке исключения, решил пойти на любые затраты. Помогать так помогать!

— Нас ждет нечто ужасное? — тихо спросил писатель.

— Не то слово, — вздохнул могущественный пришелец. — Но кажется я сказал вам больше, чем следовало…

— А как же этический закон, запрещающий инопланетянам вмешиваться в земные дела? Именно поэтому две тысячи лет тому назад вас, значит, того…

— Зодчим Мира надоело наблюдать, как гибнут цивилизации, предоставленные самим себе, — с неожиданной жесткостью проговорил Агасфер. — Неслучайно мы создали модель Земли в системе Звезды Барнарда, неслучайно присылали к вам на разведку товарища Сталина, этого незаурядного землянина, аналога которому не было в истории человечества.

— Да, его не с кем сравнить, увы, — согласился Станислав Гагарин.

Он чуть более года общался с вождем и имел право сказать именно так.

— Наш посланец пытался поставить на Президента, наивно полагая, и товарища Сталина можно понять, что он сумеет активизировать человеческие качества этого субъекта, пробудит в нем патриотические чувства. Но агентам Конструкторов Зла после возвращения товарища Сталина на Звезду Барнарда удалось з а м е с т и т ь Президента. Он получил иную личность, которая и управляла действиями главы государства, втянула его в августовские события прошлого года, а затем по подсказке л о м е х у з о в этот монстр вообще разрушил страну. Вернее, поставил Великую Державу на грань катастрофы.

— Какая жалость, что в романе «Вторжение» я не позволил кастрировать его! — воскликнул сочинитель.

— Может быть, это и спасло бы ситуацию, — улыбнулся Вечный Жид. — Во всяком случае, мы с вами не раз еще используем эту возможность…

— Возможность вырезать ему яйца? — живо спросил писатель.

Агасфер от души расхохотался.

— Нет, яиц мы резать не будем, — сдержав смех, заверил он Станислава Гагарина. — Но монстрам и самим л о м е х у з а м придется туго.

— Вы их, как товарищ Сталин, будете уничтожать огненными стрелами из глаз? — спросил писатель.