— Тебя, — сказала она мужу. — Голос незнакомый, женский.

— Станислав Семенович? — осведомилась та, что звонила ему домой. — Здравствуйте! С вами будет говорить товарищ Сталин…

«Вроде бы не было у него в заводе брать в помощники женщин», — отвлеченно подумал сочинитель, которому голос невидимого с л а б о г о существа показался как раз знакомым.

— Слушаю, — нейтральным тоном сказал он.

— Сталин говорит, — услышал писатель характерный, немного усталый голос вождя. — Понравился сценарий?

— Как сценарий!? — вскричал Станислав Гагарин. — Разве вы…

— Не имею права, дорогой письменник, — с нотой глубокого сожаления произнес вождь. — Детерминизм и этика Зодчих Мира не позволяют.

— А что же на экране? — расстроенно спросил писатель.

— Альтернативный мир, понимаешь, — вздохнул Иосиф Виссарионович.

Отмечали день рождения Христа.

Предложил было Станислав Гагарин собраться у него дома, да воспротивился этому Иосиф Виссарионович.

— Не дело, понимаешь, — сказал он. — Вера Васильевна еще от новогодней ночи не отошла… Женщина она весьма, понимаешь, гостеприимная. Даже с той присущей только русским чересчуринкой.

— А разве кавказские люди не потрясают гостей хлебосольством? — с улыбкой спросил товарища Сталина Вечный Жид.

— Эге, — пыхнул дымом из трубки Иосиф Виссарионович, — на Кавказе вовсе другой, понимаешь, компот, партайгеноссе Агасфер. Особенно в Грузии… У них хлебосольство — театр, скорее даже цирк. Показуха, одним словом, пустое, хотя и обременительное, не спорю, бахвальство.

У нас в России — наоборот. Гостеприимство не показное, скромное, но тем оно и святее, понимаешь, краше и божественней, что ли… Воистину христианское, как его понимал наш славный именинник.

Поэтому не будем злоупотреблять сердечностью супруги нашего письме́нника. Соберемся на мальчишник, как обычно. Мы — солдаты Галактического корпуса мира, к бивуачной, понимаешь, жизни не привыкать.

— На этот раз раздобудем и маркитантку, — загадочно промолвил Фарст Кибел и внимательно посмотрел на Папу Стива. — Уху варить…

— Тогда и вовсе, понимаешь, хорошо, — подбоченился вождь и пригладил усы.

Шестого января вечером в квартире писателя раздался звонок.

Трубку подняла Вера.

— Вы знаете, — сказала женщина невидимому собеседнику, — он работает сейчас, в кабинете находится Станислав Семенович. А может быть, и погулять вышел… Сейчас посмотрю.

Этот наивный прием она разработала, чтобы оградить мужа от пустых, отвлекающих Станислава Гагарина звонков, хотя сочинитель считал, что в то время, когда он пишет роман, надо попросту отключать телефон.

— Говорит, что по издательскому делу, важный вопрос, — сообщила Вера Васильевна, входя в писательский кабинет. — И фамилия не нашенская… Вроде бы Лютер.

Про отца Мартина сочинитель жене не рассказывал еще.

— Спасибо, милая, — сказал он. — Его мне сейчас как раз и не хватало…

— Решили пообедать завтра вместе, — сообщил по телефону отец Реформации. — Брат Иисус так пожелал… Станиславу Семеновичу, говорит, сложно будет приехать в Звенигород на ужин. Куда подать машину?

«Прямо-таки заправский шоферюга, — мысленно усмехнулся председатель. — Быстро приобщился партайгеноссе Лютер».

Вслух он сказал:

— Развилку помните, где на б э т э э р е нас с Димой поджидали? Туда и пригребу к двенадцати часам… Годится?

— Вполне, — односложно ответил отец Мартин и отключился.

Домик в Звенигороде был прежним, и пророки находились в сборе, и товарищ Сталин сидел во главе стола, заполняющего горницу, где в красном углу уютно умостилась Матерь Божья с младенцем в руках, и лампадка теплилась под нею, и старомодная нынче, изведенная едва ли не под корень русская печь источала живой домашний дух, и общая а у р а благодушия, приязненного и доброго приятельства царила в сем обиталище святых радетелей Руси Великой.

Не было лишь Вечного Жида.

Станислав Гагарин, Иисуса он предварительно поздравил с днем рождения, обошел стол, здороваясь с соратниками, пожимая им руки, и присел рядом с вождем, на место справа от Иосифа Виссарионовича, на него с тактичной повелительностью показал Отец народов.

— Товарищ Вечный Жид скоро будет, — не дожидаясь вопроса, сказал товарищ Сталин. — Просил начинать, как только вы прибудете, Папа Стив.

— Неловко, знаете ли, — засомневался писатель, но вождь уже не слышал его.

Он постучал ножом о тарелку, призывая к вниманию и поднялся над столом с бокалом апельсинового сока.

У пророков в бокалах были разные напитки, на их вкус и привычки, но Станислав Гагарин знал, что никакого алкоголя в застолье этом не должно быть, равно как и то, что ни одна религия мира не приемлет употребления собственными приверженцами спиртного. Наоборот — категорически осуждает пьянство, вплоть до наказания смертью в религии меча, основанной Магометом.

«И правильно, товарищ Магомет», — мысленно послал пророку Станислав Гагарин.

В ответ на переданную ему телепатическую реплику Абуль-Касим, Отец Касима — почетное и приятное прозвище пророка Аллаха, благодарно глянул на сочинителя, кивнул ему.

Станислав Гагарин невольно залюбовался Магометом.

Пророк был человеком среднего роста, плотного телосложения, руки и ноги его были налиты силой и отличались ловкостью, надежностью и в ходьбе, и в трудах праведных, и в рукопашном бою. Крепость Магомета будто излучалась им и внушала интуитивное уважение тех, кто с ним общался.

Прекрасной формы голова гордо и ладно высилась на мощной шее. Широкий лоб над черными, глубокими, завораживающими глазами, их сторожили, охраняли, подчеркивали близко сходящиеся к переносице густые смоляного цвета брови.

Чувственный и выразительный рот под орлиным, изящным носом украшали лицо пророка. Зубы, хотя и редкие, несколько неправильной формы, но отличались исключительной белизной.

Станислав Гагарин знал, что у себя дома Магомет носит длинную бороду и черные волнистые волосы спадают кудрями на плечи.

Но сейчас пророк острижен был коротко, и бороду он сбрил.

«В современном бою надо избавляться от любых излишеств», — улыбаясь, объяснял Абу Касим товарищам нетрадиционное обличье.

После Иисуса Христа, гость из Медины был ему, пожалуй, самым близким. То ли от того, что среди друзей писателя всегда находились мусульмане, да и сам он носил имя Сиражутдин, которое присвоили ему дагестанские братья в аварском ауле Телетль, то ли от извечного евразианства, которого ой как много в любой душе русской… Но Конфуций, Будда и Заратустра казались сочинителю несколько экзотическими существами, обитавшими в феерических з а б у г о р н ы х пространствах, хотя никакой чужеземности, будто бы исходящей от них, Станислав Гагарин не ощущал.

Наособицу относился он к Мартину Лютеру, но тут виною были шквальные попытки нынешних ура-радикалов прозападного режима пересадить в головы русских людей менталитет протестантского толка, буржуазную идеологию, которая и возникла на основе пропагандистского толковища, его поначалу и затеял в средневековые времена именно отец Реформации.

В нынешней искренности отца Мартина, который не задумываясь ни на мгновенье, рванул в Россию помогать ее обитателям, Станислав Гагарин, разумеется, не сомневался. Только некий осадок, вызванный общей духовной опустошенностью, которую принесла советскому народу пресловутая д е р ь м о с т р о й к а, мешал сочинителю в его симпатиях — общее дело свершаем! — к вождю протестантов. Хотя Станислав Гагарин отдавал должное литературным заслугам Лютера. Как ни крути, а именно с его перевода Библии на немецкий язык, последний и встал для собственного отечества вровень с латынью и даже — обиходно! — выше ее.

…На этом месте сочинитель поставил точку, было около двенадцати дня четвертого февраля 1993 года, четверг. В последнее время у председателя было много забот. Тут и подземная война, к описанию которой он все не мог перейти, и собственный день рождения, и приезд гостей — сестры Людмилы с зятем Геннадием Кустовым из Харькова, визит командира ракетной дивизии Василия Руденко с Надюшей-супружницей, выход первого тома «Русского сыщика».