Дом был новый, приятно тянуло от него сосновым запахом смолы и еще будто бы ладаном, подумалось сочинителю.
— Недавно срубили, — пояснил Агасфер. — Для новой клиентки, прибывшей для отбытия, так сказать, срока.
Он засмеялся.
— Простите за оговорку… Поднабрался, понимаешь, на вашей планете блатных оборотов. Здесь сроков принципиально не бывает.
«Да-да! — мысленно вскинулся Станислав Гагарин, стараясь унять внезапно возникшую дрожь. — Какие тут сроки… Ведь мы же в аду, в преисподней!»
Но б е з м я т е ж н о е вокруг ничем не напоминало ГУЛАГ, и идиллическая картина контрастирующим эффектом наполняла существо писателя неким дополнительно ожидаемым ужасом.
Едва они приблизились к деревянному крыльцу, как дверь распахнулась. На крыльце возникла крепкая бабища в джинсах и ярко-голубой футболке с надписью на объемистой груди красными буквами: Love men! Люблю мужчин!
— Нам с вами туда не опасно? — протелепатировал Станислав Гагарин, мужественно пытаясь придать вопросу шутливую интонацию.
— Внучка Бабы Яги, — представил даму в джинсах Вечный Жид. И мысленно ответил — Она вовсе не по этой части…
Станислав Гагарин вежливо поклонился внучке, услышал ее воинственное «Хо-хо, парни… Заметайтесь!» и бочком — внучка стояла в опасной близости — проскользнул в дом.
Вся его нижняя часть состояла из просторной комнаты, где высился камин-очаг с пылающими в нем дровами и стоматологическое, зубоврачебное кресло, то есть.
В кресле сидела бывшая гагаринская полиграфистка.
Именно она, Лариса Николаевна Панкова, в прежнем мире жительница города Одинцово, моталась в Электросталь, забирала там готовый фотонабор подготовленных писателем книг и по воле Федотовой безжалостно уничтожала их.
«Вандалистка несчастная!» — подумал Станислав Гагарин.
— Но почему я в уме назвал ее б ы в ш е й?
— А потому, — отозвался мысленно Вечный Жид, — что ее нет уже на белом свете. Мы же в будущем, Папа Стив! А ваша изменница Панкова уже в аду… Здесь же один из его филиалов.
Он обошел кресло и остановился против полиграфистки, которая с ужасом вытаращилась на Вечного Жида. Станислава Гагарина горе-терминаторша пока не замечала.
— Хотите спросить ее о чем-нибудь? — сказал Агасфер. — Тогда торопитесь. Язык ее только что регенерировал, и говорить она пока может.
Тем временем, внучка Бабы Яги подошла к камину и пошевелила лежащие на пылающих углях устрашающего вида щипцы.
При звуках голоса Вечного Жида обитательница зубопротезного кресла затряслась на кожаном сиденье, истошно и надрывно замычала, метнулась взглядом к огневому содержимому камина, страшным орудиям, нагревавшимся там, потом увидела зашедшего с другой стороны Станислава Гагарина.
Появление сочинителя напугало ее. Она попыталась вскочить из кресла, но руки и ноги были крепко схвачены ремнями, а крепкая внучка толчком в грудь вернула Ларису Панкову, вернее, грешную душу ее в зримом земном обличье, на сиденье.
— Зачем вы сделали это? — спросил писатель. — Уничтожили труд многих людей… Лишили духовной пищи миллионы читателей… И ведь пользы для вас от варварской акции не было никакой!
Полиграфистка распялила губы, высунула розовый язык, повертела им, будто желая убедиться в том, что он существует.
— Федотова велела, — произнесла грешница наконец. — Я выполняла приказ…
— Она служила Ваалу, и поклонялась ему, и прогневила Господа, — процитировал Агасфер Третью Книгу Царств. — А коль прогневила…
— И языком шибко много болтала, — проворчала внучка Бабы Яги, ловко выхватившая из пламени раскаленные щипцы.
— Давай-ка, подруга, начнем по-новой… Высовывай язык!
Станислав Гагарин понял, какая ужасная сцена развернется перед ним и, не дожидаясь начала ее, выскочил на крыльцо.
Вечный Жид догнал писателя уже на двухколейной дорожке.
— Напрасно убежали, — сказал он, поравнявшись с быстро идущим от такого уютного со стороны домика прочь сочинителем.
— Надо было досмотреть процедуру и описать в романе. Вечное страдание вашей бывшей сотрудницы в том, что милая внучка отщипывает ей раскаленными щипцами язык. За пять минут язык регенерирует, восстанавливается, так сказать, боль исчезает и — операция продолжается. И повторяется такое — в е ч н о!
Вы так и намерены бежать до следующего, понимаешь, экспоната пешком?
— А что, — спросил Станислав Гагарин, — объект расположен далеко?
— В другой зоне, — ответил Агасфер. — Туда не мешало бы подъехать…
И тут они увидели, как дорожка вывернула на вполне приличное шоссе. Едва вышли на асфальтированную дорогу, как откуда ни возьмись возник желтый рафик с неясным пока силуэтом водителя за лобовым стеклом.
— Прошу, — сказал Фарст Кибел и открыл дверцу салона.
Станислав Гагарин вошел и остолбенел: с водительского кресла, оборотясь к нему, ухмыльнулся писателю самый что ни на есть классический черт. Со свиным, точнее, мерзко-сатанинским рылом, козлиными рожками, волосатым торсом, который едва прикрывала пижонская, в металлических заклепках, безрукавка, расстегнутая на груди.
Ни дать, ни взять солист какой-нибудь модной рок-группы, вроде Яши Пидоренко из «Стрихнина». На нем, чертяка, сочинитель и штаны пижамные усмотрел.
— Пожалуйте, шеф, — закурлыкал черт в безрукавке. — В любую сторону любой души!
— Болтаешь много, — строго произнес Агасфер. — В ш и з о захотел?
— Никак нет, — явственно скукожился адский водитель. — Прошу пардону, товарищ-сударь… Не угадал-с!
— Кати покудова прямо, — распорядился Вечный Жид. — Потом подскажу дорогу…
Р а ф и к бойко заколесил по асфальту, а Фарст Кибел повернулся к сочинителю.
— Опишите, опишите этот ГУЛАГ в романе, — сказал он. — Пусть грешники знают о том, куда попадут после земной жизни. Возмездие непременно их настигнет. Вот и сейчас мы догоним колонну тех, о ком недавно говорила вам супруга. Помните про киоски на Новом Арбате, где торгуют макетами интимных женских и мужских прелестей?
— Помню, — кивнул Станислав Гагарин.
— Тогда смотрите… Вот что ждет этих продавцов по завершении жизненного пути.
Ведомый дьяволом р а ф и к приближался к колонне. Теперь было уже видно, что гнали ее веселые, резво скачущие на высоких копытах черти, облаченные все как один в красные плавки.
Вооруженные длинными бичами, черти конвоировали абсолютно голых людей, которые тащились, спотыкаясь, по асфальту по четыре грешника в ряд.
В основном это были мужчины, но попадались среди них и женщины различных возрастов.
На шее каждого из них болталась гирлянда искусственных мужских членов и женских… Ну, этих самых, одним словом, г е н и т а л и й, если по-научному выражаться.
— Лихо, — покрутил головой Станислав Гагарин. — Но справедливо… Обязательно Вере расскажу. Уж очень она возмущалась!
Черти, завидев приближающийся р а ф и к, согнали колонну в сторону, на обочину асфальта, и теперь забавлялись тем, что ударами бичей старались достать гениталии грешников, не те, что надели им на шеи, а их собственные, настоящие, весьма чувствительные к любому удару.
Торговцы непотребностями на э т о м свете терпели теперь адские муки на т о м. Они вопили от боли, каждый удар достигал цели, пытались прикрыть руками чувствительные места, вертелись на месте, но искусные конвоиры-черти доставали их бичами, весело заливаясь хохотом и со спортивным азартом настигая очередную жертву.
II
Перед тем, как войти в помещение, его Станислав Гагарин счел поначалу лабораторией, симпатичная в е д ь м о ч к а предложила им, Агасферу и писателю, облачиться в белоснежные и даже накрахмаленные халаты.
Здесь, в напоминавшем некий НИИ здании было прохладно и тихо, пахло лесной свежестью, послегрозовым озоном и некоей домашностью, что ли… После идиллического камина с инквизиторскими орудиями в нем и сладострастным, и садистским щелканьем бичей на пустынной дороге атмосфера нового объекта настраивала на интеллектуальные ощущения от предстоящих контактов с пусть и дьявольской, но учёной общественностью.