— Нет, батюшка, не могу. Этой ночью мне непременно надо уйти из города, а то поздно будет.

— Дело твое, я ведь о тебе пекусь… Хочешь идти — ступай. Только прими на прощание мое благословение.

Священник забормотал молитву.

Тем временем косоглазый звонарь куда-то исчез.

Священником овладел приступ кашля. Демешко начал нервничать. Ему хотелось поскорее уйти, но он боялся обидеть доброго человека, который отнесся к нему с таким участием.

Откашлявшись в отдышавшись, священник продолжал молитву. Минуты казались Демешко долгими, как вечность Слова молитвы эхом отдавались под сводами пустой церкви.

Наконец священник умолк. Демешко направился к двери, но старик удержал его за руку.

— Не спеши, сын мой, — сказал он. — Дай я сначала выгляну, посмотрю, нет ли опасности. Сейчас осторожность — твой самый верный друг.

Священник вышел, прикрыв за собой дверь. Через минуту он вернулся.

— Тихо, сын мой, ступай. На улице никого.

— Благодарю вас, батюшка, — тихо ответил Демешко, приложив к груди перевязанную руку.

Он был уже на пороге.

Вдруг церковные врата распахнулись, и в церковь вбежал Варламов с пятью солдатами.

Не успел Демешко опомниться, как руки и ноги его оказались в кандалах.

Когда его выводили, он на секунду остановился перед священником.

— Спасибо, батюшка! — процедил он с ненавистью и плюнул ему в лицо.

Варламов ударил Демешко прикладом по спине.

Священник растерянно улыбнулся и утер рукой седую бороду.

На следующий день под вечер из Тифлиса приехал жандармский полковник Башинский, которому было поручено произвести тщательное расследование обстоятельств убийства. Прежде всего были допрошены близкие товарищи Демешко. Однако протоколы допросов не дали повода признать их соучастниками убийства.

Подполковник Добровольский был похоронен рядом с крепостью.

По городу разнесся слух, что в ближайшее время в Закаталы прибудут члены Закавказского военно-полевого суда.

На допросах Степан Демешко настойчиво продолжал показывать, что в убийстве Добровольского никто из его товарищей не замешан, что мысль об убийстве командира батальона пришла ему в голову с первых же дней по прибытии в Закаталы. Словом, он сделал все, чтобы отвести от товарищей нависшую над ними угрозу.

Были допрошены солдаты из разных рот. Все в один голос говорили о вспыльчивом, горячем характере Демешко, однако, по их словам, никто из них не подозревал, что Демешко намеревается убить командира батальона.

Был допрошен и городовой Власов, у которого Демешко в тот вечер отнял оружие. Он подтвердил, что в момент нападения на него Демешко был один.

Священник на допросе рассказал о том, как его звонарь утром нашел в кустах солдатскую фуражку и они весь день ждали, не придет ли кто за ней, и как они были перепуганы и обрадованы в то же время, когда к ним заявился убийца.

Военно-полевой суд приговорил Степана Демешко к расстрелу, признав его единственным виновником смерти подполковника Добровольского.

Виктор Бондарчук, Григорий Романов и другие арестованные солдаты были освобождены из-под стражи.

Спустя два дня после вынесения приговора военно-полевым судом рано утром окрестности крепости огласились звуками горнов.

Батальон выстроился перед главными воротами.

Поручик Варламов сновал между шеренгами солдат. Чувствовалось, что он был страшно рад тому, что ему, командиру караульной части, удалось избежать ответственности за смерть командира батальона.

Обязанности командира батальона временно исполнял капитан Гассэ. Раздалась его команда: "Равняйсь!", затем: "Смирно!"

За воротами крепости послышалась барабанная дробь. Ворота распахнулись, из них выехала телега, в которой сидел закованный в кандалы Демешко. Телега была окружена плотным кольцом вооруженных солдат. Проехав вдоль выстроившегося батальона, она начала спускаться в город.

Демешко увидел товарищей, печально улыбнулся. Проезжая мимо солдат седьмой роты, он поискал глазами Виктора. Тот с сожалением посмотрел на него, затем отвел взгляд в сторону.

Виктор был во власти противоречивых чувств. Демешко сильно помешал их подпольной революционной работе, но ведь это был их товарищ, и он шел на смерть.

На бледных губах осужденного опять появилась улыбка. Степан прощался с товарищами.

"Скверно ты поступил, Степан, — думал Виктор. — Но в смелости тебе не откажешь. Ты казнил палача, не выдал нас. Ты сделал все, чтобы отвести от товарищей опасность".

Он улыбнулся осужденному. Лицо у того просветлело. Отведя глаза от Виктора, он взглядом обвел товарищей, прощаясь с ними.

Телега начала спускаться по склону. Послышались слова команды. Роты двинулись следом за телегой.

Улицы, по которым проезжала телега с осужденным на казнь, наполнились народом. Многие не скрывали своего возмущения тем, что солдаты так покорно провожают своего товарища на смерть.

— Нечего сказать, хороши! Идут расстреливать своего товарища! Видно, совести нет!

— И правда. Вчера только ели-пили за одним столом, а сегодня ведут его на расстрел! — приглушенно говорили в толпе.

Виктору и его друзьям больно было слышать подобные упреки, но что они могли сделать? Они были бессильны помешать исполнению приговора. Они шли, не отрывая глаз от пыльной дороги.

Толпа горожан следовала за батальоном. Но на окраине города десятка три солдат из караульной роты с винтовками наперевес преградили ей дорогу, приказав людям вернуться в город.

Телега свернула к Талачаю, миновала мост и, проехав еще немного вдоль берега, остановилась.

Солдаты тоже перешли мост и выстроились на том берегу повзводно.

Двое солдат, из тех, что сопровождали телегу, помогли Демешко сойти на землю. Он стоял шагах в пятидесяти от батальона, невесело улыбаясь.

Один из офицеров начал громко зачитывать приговор. Когда он умолк, на берегу стояла гробовая тишина.

К Демешко подошел батальонный священник, желая исповедать его.

— Сын мой, всевышний всем нам, его рабам, велел исповедываться в смертный час. Наш создатель…

Степан перебил его:

— Уйдите, батюшка, прошу вас!

Он продолжал смотреть в ту сторону, где стояла седьмая рота. Ему хорошо были видны лица Виктора и Григорий.

Священник отошел от него и, приблизившись к капитану Гассэ, что-то тихо сказал. Тот кивнул головой Варламову.

Послышались громкие слова команды. Вперед вышли десять солдат с карабинами в руках и стали шагах в десяти от Демешко.

— Прощайте, товарищи! Я…

Возглас Варламова оборвал его:

— Огонь!

Раздался залп. Горы ответили эхом.

Демешко даже не покачнулся, упал как подкошенный.

Двое солдат за руки стащили тело в заранее вырытую могилу, над которой через несколько минут вырос небольшой холм.

Капитан Гассэ приказал батальону выстроиться в три шеренги и пройти прямо по могиле. Он хотел, чтобы солдатские сапоги сровняли могилу с землей.

Под грохот барабана батальон покидал место казни. Когда он вступил в город, Гассэ подал команду затянуть песню. Но солдаты шагали молча. Ни угрозы, ни уговоры младших командиров не помогли.

Утром поручик Варламов доложил ему, что кто-то положил на могилу свежие цветы.

Разгневанный капитан сообщил об этом приставу Кукиеву. Тот послал на берег Талачая городовых, и они убрали с могилы цветы.

Однако на следующее утро на могиле Демешко вновь оказались цветы.

Несколько дней подряд городовые убирали цветы с могилы Демешко, но каждое утро могила опять украшалась цветами.

Капитану Гассэ и приставу Кукиеву пришлось махнуть на это рукой.

Капитан Гассэ строжайше запретил командирам рот отпускать солдат в город. Усилилась слежка за бывшими матросами.

Пристав Кукиев и его помощник Тайтс получили из Тифлиса новые указания. Им было приказано арестовывать каждого, кто вызывает хоть малейшее подозрение.