Алибек, решив, что наступил подходящий момент, вынул пистолет и прицелился.

Кладбищенскую тишину разорвал выстрел.

Люди обернулись: урядник Алибек стоял, прижимая к груди окровавленную правую руку; рядом на земле валялся его револьвер.

Кто же ранил Алибека?

Мухаммед стоял спиной к толпе, и все видели: в руках у него не было оружия. Люди поняли: Алибек хотел застрелить Мухаммеда, но кто-то опередил его, выстрелил раньше и выбил револьвер из его рук. Но кто же это сделал?

Зашевелились ветки густого тополя на краю кладбища, и люди догадались: оттуда и был сделан выстрел.

Мухаммед, не меняя позы, стоял у могилы Насира, скорбный и строгий.

Когда толпа начала расходиться, Мухаммед подошел к двум мальчуганам, старшим сыновьям Насира, привлек их к себе и что-то шепнул им. Затем, не торопясь, подошел к тополю, под которым стояли три лошади, вскочил на серого жеребца, пришпорил его и в мгновение ока умчался.

С дерева прямо на спины лошадей соскочили два вооруженных человека и поскакали вслед за атаманом.

Алибек, бледный и растерянный, стоял, прижимая к простреленной руке платок. Повстречать Мухаммеда средь бела дня, почти в самом городе, и упустить!.. Как он будет оправдываться перед приставом?!

Группа молодых рабочих, принимавших участие в похоронах Кара Насира, прямо с кладбища направилась к табачной фабрике Гаджи Хейри.

Бахрам не успел узнать, с какой целью ребята надумали собраться там, но их решительные лица и частые перешептывания свидетельствовали о том, что затевается что-то серьезное.

Бахрам сказал Аршаку о своих подозрениях, и они после похорон пошли за молодыми парнями.

Подойдя к фабрике, которая была уже на замке, молодые рабочие принялись осыпать ее камнями. На землю со звоном посыпались стекла.

— Что вы делаете? — закричал Бахрам. — Не смейте!

Один из парней, подняв над головой кусок кирпича, сердито ответил:

— Прочь с дороги! Мы вдребезги разнесем эти проклятые машины! Нас никто не остановит! Пусть хозяин знает, как сиротить детей!

— Не позволю! — Бахрам рванулся к парню, который норовил швырнуть осколок кирпича в окно. — Разве окна и машины виноваты? Ребята, бросьте камни!

Парни остановились в нерешительности. Аршак подошел к Бахраму. Некоторое время они молча стояли друг против друга, — с одной стороны человек пятнадцать парней, с другой — Бахрам и Аршак.

Увидав, что парни колеблются, Бахрам заговорил спокойно и мягко:

— Наши враги — не машины. Не с них — с хозяев спрашивать ладо! С Гаджи Хейри мы побеседуем. И от вашего имени тоже. А сейчас расходитесь, пока не поздно. Могут нагрянуть городовые!

Слова Бахрама заставили молодых рабочих призадуматься. Руки сами собой опустились, камни попадали на землю. Недовольно ворча, переглядываясь, бунтовщики зашагали прочь.

Не успели молодые рабочие скрыться за углом, как появился запыхавшийся Гаджи Хейри. Смешно переваливаясь на коротеньких ножках, он подбежал к фабричным воротам и застыл, потрясенный. Глаза у него готовы были выскочить из орбит. Он смотрел то на окна с выбитыми стеклами, то на Бахрама и Аршака. Хотел сказать что-то, но из горла у него вырвался только хрип. Наконец он откашлялся и, размахивая руками, двинулся на Бахрама и Аршака.

— Разбойники! Я знаю — вы поклялись сжить меня со света! Мало того, что рабочих с толку сбиваете, — теперь за окна принялись. Душегубы! Что вам надо от меня?..

Гаджи Хейри потряс кулаками.

К нему подошел толстый мясник, который первым прибежал из своей лавки, заслышав звон стекла, и был свидетелем того, что здесь произошло.

— Напрасно ты кричишь на них, Гаджи! — басом сказал он. — Если бы не эти ребята, от твоей фабрики остались бы одни развалины. Я своими глазами видел, как вот этот парень, сын Араза, грудью своей защищал твое добро. А ведь один из этих камней мог бы достаться и ему! Он — настоящий мужчина, молодец!

Гаджи Хейри, услыхав слова мясника, недоуменно захлопал глазами. Как поверить тому, что эти два отъявленных бунтаря, Бахрам и Аршак, защищали его добро? Разве не они — злейшие его враги? Ведь ему только что передали, что вот этот самый Бахрам полчаса назад поносил его на кладбище. Отчего это они вдруг принялись оборонять от погромщиков его фабрику? Не иначе как для отвода глаз!

Гаджи Хейри обернулся к мяснику.

— Ты принимаешь все это за чистую монету?! Они же ненавидят меня! Что им мое добро?! Сами небось и подбили парией на погром?! Я вижу их насквозь, этих негодяев!

Собравшаяся к этому времени у фабрики толпа стала возмущаться. Кто-то насмешливо крикнул:

— Вот предел людской неблагодарности! Оказывается, во всем виноват Бахрам, сын Араза… Не нужно было ему останавливать парней. Лучше бы он позволил им разнести всю фабрику! Тогда бы Гаджи, наверное, успокоился.

Бахрам тронул друга за плечо.

— Пошли.

— Да, здесь нам делать нечего, — ответил Аршак.

Но Гаджи Хейри преградил им дорогу.

— Скажите хоть, кто устроил погром? Кто мне возместит убытки?

Бахрам пожал плечами и, проходя мимо Гаджи Хейри, спокойно сказал:

— Какие-то парни кидали в окна. Я их не знаю. А тебе, Гаджи, придется раскошелиться — помочь детям Насира! Не сделаешь — рабочие не выйдут на работу. Тебе же будет хуже!

Бахрам и Аршак ушли.

Гаджи Хейри обернулся к толстому мяснику и, хлопнув себя руками по бедрам, воскликнул:

— Я же говорил! Все это они сами подстроили. Ты слышал, как он меня запугивал? Говорит, на работу не выйдут!.. Плевать! Я найду других рабочих. Теперь мне все ясно: эти двое подбили парней разгромить мою фабрику. — Гаджи Хейри простер руки к собравшимся. — Мне нужны свидетели! Неужели никто не видел, как все произошло? Городовых здесь не было?

Кто-то из толпы сказал:

— Что городовым тут делать? Гуляют себе по церковной площади, там спокойнее…

Гаджи Хейри злобно выругался. Переваливаясь с боку на бок, он подошел к фабрике, заглянул в окно. Кирпичный пол был весь усеян осколками стекол, под столами для резки табака валялось несколько булыжников. Большая керосиновая лампа под потолком была разбита. Гаджи бросил взгляд на прессовальные станки. Им тоже досталось.

Прикинув, что ущерб, причиненный погромщиками, все же невелик, Гаджи Хейри несколько успокоился. Однако он поклялся отомстить этому дерзкому Бахраму: "Не быть мне сыном своего отца, если он не заплатит мне сполна за все потери!"

Хозяин фабрики без промедления направился в полицейский участок. Пристав Кукиев был у себя. Выслушав рассказ Гаджи Хейри, он насупил брови, прикусил ус. Ему не терпелось сорвать на ком-нибудь зло за неудачу, которая постигла урядника Алибека, за то, что Гачагу Мухаммеду снова удалось уйти.

Пристав Кукиев стукнул кулаком по столу. Надо проучить этого дерзкого кузнеца! Он вызвал одного из городовых и велел ему отправиться на табачную фабрику, чтобы составить протокол.

Однако полицейский документ пошел Бахраму на пользу. Свидетели, поставившие свои подписи под протоколом, все, как один, утверждали, что, если бы не Бахрам, сын Араза, молодые парни не оставили бы камня на камне от табачной фабрики Гаджи Хейри.

Пристав, прочитав этот акт, только глубоко вздохнул.

Июнь принес небывалую жару. Дождей давно не было. Земля ссохлась и превратилась в камень. Листва на деревьях покрылась тонким слоем пыли. С утра до вечера на небе ни единого облачка. А ведь всего неделю назад они мчались по голубому небесному полю нескончаемым стадом белошерстных овец, гонимых пастухом-ветром. Город сделался истинным царством пыли. Едва по улице проезжал фаэтон, как весь квартал окутывался серовато-желтой пеленой.

После полудня на город со стороны равнины, расстилавшейся перед крепостью, стала надвигаться огромная туча пыли, — это взвод солдат возвращался с учения. Один из солдат затянул высоким голосом песню, которую тут же подхватили десятки голосов.