— Устал я от этих громких фраз! Действовать надо, а не болтать! Я убью его! Понимаешь — я убью Добровольского!

— Глупости! Осталось немного ждать. Люди уже почти подготовлены. Восстание близко!

В один из вечеров на пустынной улице, ведущей наверх, к крепости, показался солдат. Он вошел в заросли сирени и спрятался за большим кустом. Солдат этот давно заметил, что по этой дороге ежедневно ходит городовой, хилый, тщедушный человек, живший где-то поблизости.

Было ветрено. С шумом раскачивались кроны деревьев. В конце улицы горел фонарь, и солдату было хорошо видно каждого, кто появлялся на улице. Вот выбежал из-за угла мальчуган и помчался в его сторону, смешно подпрыгивая.

Поравнявшись с кустами сирени, мальчик остановился и сунул руку в карман, но в этот момент завидел на дороге тощую фигуру городового. Мальчишка мог помешать солдату. Поэтому солдат выглянул из-за куста и издал негромкий гортанный звук.

Мальчик вздрогнул и, не оглядываясь, пустился наутек, даже не заметив, что из его кармана выскочили две медные монетки.

Когда городовой приблизился к зарослям сирени, солдат, как кошка, кинулся на него сзади, одной рукой зажал ему рот, а другой проворно расстегнул кобуру на поясе, вытащил оттуда пистолет и переложил его в свой карман. Продолжая зажимать ладонью рот городового, он достал из кармана платок и запихал его в рот своей жертвы. Затем потащил городового в кусты.

Через минуту солдат торопливо спускался к церковной площади. Это был Степан Демешко.

Спустя примерно полчаса почтмейстер Ашот, возвращаясь той же дорогой из церкви, услышал слабый стон. Он остановился. Кто-то стонал за кустами сирени. Ашот раздвинул ветки и увидел на земле человека. Он вытащил его на дорогу, где было светлее, и тотчас узнал его. Это был городовой Власов, живший неподалеку от его дома. Руки и ноги у Власова были крепко связаны веревкой, во рту торчал платок.

Ашот освободил беднягу. Городовой был без сознания. Придя в себя, он начал что-то бормотать. Ашот ничего не понял из его слов. Наконец городовой показал ему пустую кобуру, и Ашот догадался, что у него украли револьвер.

— Да, не повезло тебе, сосед, — посочувствовал он. — Иди, не теряя времени, к приставу и расскажи ему все. Действуй немедленно, иначе потом засудят! — Он помог городовому подняться. — А ты разглядел, кто этот грабитель?

— Разглядел, — с трудом выдавил из себя городовой. — Солдат это был, солдат…

Прижимая к груди пустую кобуру, полицейский заковылял вниз по улице. Пройдя шагов десять, он обернулся и окликнул Ашота:

— Если потребуется свидетель, я назову тебя, сосед. Спасибо тебе, добрая душа, помог мне!.. — и пошел дальше.

Ашот же свернул на ту улицу, где жил кузнец Бахрам, Он хорошо знал его и его старшего брата Улухана, с которым в детстве дружил. Несколько лет назад Улухан уехал в Баку, и с тех пор они не виделись. Но Ашот слышал от людей, что Улухан пользуется большим авторитетом среди рабочих нефтепромыслов, за что хозяева и полиция ненавидят его. Рассказывали, что Улухан не раз был ранен в кровавых схватках с полицейскими, однако от своего дела не отступил. Бахрам был много моложе Ашота, но и он пользовался уважением горожан, которые, случалось, приходили к нему за советом и помощью. Ашот часто мысленно сравнивал его с братом своей жены, и это было не в пользу Айрапета. Когда Бахрам после смерти Кара Насира стал отстаивать интересы его осиротевшей семьи, он еще больше возвысился в глазах горожан, в том числе и Ашота. "Без таких людей мир давно бы пропал, — думал почтмейстер. — Только мало их, надо бы побольше".

Ашот шел к Бахраму, чтобы сообщить важную новость. Днем бы он не решился прийти к нему в дом, так как, по его собственному выражению, в это смутное время даже у стен появились глаза и уши.

Вот и ворота, знакомые Ашоту с детства. Он осторожно постучал.

Калитку открыл сам Бахрам. Увидя почтмейстера, он не мог скрыть удивления.

— Прошу вас! — приветствовал он гостя. — Очень рад видеть, редко вы к нам заходите!..

Ашот вошел. Бахрам пригласил его сесть на деревянную скамейку под ореховым деревом.

— Лучше пройдем в дом, — сказал почтмейстер.

Осторожность Ашота удивила Бахрама.

Миновав комнату, в которой лежала больная Айше, они вошли в комнату Бахрама. Здесь было темно, лишь слабая полоска света проникала сквозь приоткрытую дверь из соседней комнаты.

Бахрам хотел принести лампу, но Ашот запротестовал:

— Не трудись, Бахрам. Так будет лучше. Слушай меня внимательно. Я знаю Улухана гораздо лучше, чем тебя. Но ты, я вижу, тоже неплохой парень. Именно поэтому я и пришел к тебе. Надеюсь, весь наш разговор останется между нами.

— Можете не сомневаться в этом.

— Я хочу сказать тебе одну вещь.

— Не беспокойтесь, я умею хранить тайну, положитесь на меня.

— Бахрам, в нашем городе происходят странные вещи. Всеми уважаемых достойных людей начинают преследовать, и кто — недостойные, скверные людишки. Короче говоря, мне приказали передавать властям письма некоторых жителей нашего города. Этого нельзя ни перед кем обжаловать, об этом нельзя нигде говорить. Таково распоряжение властей. Я решил рассказать об этом тебе, чтобы ты был поосторожней.

— Кто же эти люди, чьи письма вы должны передавать властям? — тихо спросил Бахрам.

— Сейчас узнаешь.

Ашот извлек из-за пазухи свернутый вдвое листок бумаги, развернул его и хотел прочесть Бахраму, но почерк был такой мелкий, что ему пришлось надеть очки.

— Здесь у меня пятнадцать фамилий. Первым идешь ты. Спешу сказать тебе, что я еще не передал им ни одного письма. Тебе только что пришло письмо от брата. Я захвавил его с собой. Вот оно. — Он протянул Бахраму письмо. — Ты спросишь, почему я так обеспокоен? Скажу откровенно, я знаю, что Улухан участвует в стачках. Здешний пристав, надо думать, рад бы содрать с него кожу. Вот я и подумал: мало ли что Улухан может написать тебе в письме. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Как мне отблагодарить вас?! Большое спасибо! Но что будет с другими письмами, которые будут приходить на мое имя? Вы будете передавать их мне?

— Я думаю, надо поступить иначе. Ты должен сообщить в Баку, чтобы на твое имя больше не писали. Не забывай, сегодня я работаю на почте, завтра — нет.

Совет Ашота показался Бахраму разумным. Пожалуй, это был лучший выход из положения. Но главным было то, что Ашот принес ему очень важное письмо, которое он ждал с таким нетерпением.

— Я воспользуюсь вашим советом, Ашот-ами. Все будет, как вы сказали.

— Кроме тебя, здесь есть еще несколько человек. По-моему, ты должен дать понять им, чтобы они нашли иной способ переписки с друзьями и родными. Скажу прямо, мне неприятно видеть в этом списке всех тех, кого я считаю наиболее достойными людьми. Пусть меня уволят с работы, но я должен был сказать об этом. Я вижу, вы — справедливые люди. Когда я слушал твою речь у могилы Кара Насира, по моим щекам текли слезы. Разве это хорошо, что власти преследуют людей за благородные поступки?

— Кто еще значится в списке?

— Твой друг Аршак, учительница Лалезар-ханум… Увидев ее фамилию, я изумился! Ну допустим, власти преследуют вас, мужчин, но в чем провинились женщины? Как можно быть непочтительным по отношению к такой честной женщине?! Муж умер в Сибири — ну и что? — Ашот покачал головой. — Да, мы живем в трудное время… Бахрам, может, ты сам оповестишь этих людей? Я не хотел был заходить к каждому. Не дай бог об этом узнают — плохо мне придется!..

— Спасибо вам большое! Я скажу всем этим людям. А для них сейчас нет писем?

— Для них нет. Ну я пошел, уже поздно. Сейчас такое время, что и по улицам ходить опасно.

— Это почему же?

— Да как же! Шел я к тебе, вдруг слышу, за кустами какой-то хрип, подошел, раздвинул кусты, вижу: на земле лежит городовой Власов, наш сосед, руки-ноги связаны, во рту кляп. Я развязал беднягу, помог подняться. Говорит, какой-то солдат напал на него, отобрал револьвер, а сам бежать!..