— Так ты сегодня не пойдешь на работу? — спросила она.

— Непременно пойду. Из-за них-то я и не брошу теперь почту! Я не могу допустить, чтобы письма людей попадали в чужие руки. Только переступив через мой труп, они смогут добраться до этих писем!

— Успокойся, Ашот, перестань нервничать. Я вижу, ты не владеешь собой. На тебе прямо лица нет!

— Как же мне не нервничать? Эти мошенники могут свести с ума кого угодно! Подумать только — какой-то мерзавец приказывает мне уехать из родного города! Знаешь, что он мне сказал: убирайся вон из Закатал! Ты слышишь, Сирануш?! Я рад бы уехать, да что толку — этих подлецов везде хватает!..

Ашот взял портфель и отправился на почту.

Сирануш, закончив уборку в доме, пошла на огород собирать фасоль.

Жена пристава и подполковник Добровольский все еще флиртовали в саду. Немного погодя Сирануш увидела, что они направляются к дому. Через несколько минут штора окна, выходящего в сад, опустилась.

Сирануш в сердцах плюнула на землю.

Вернувшись домой, Лалезар-ханум начала собираться на базар. Она уже вышла на веранду с корзинкой, как вдруг в калитку постучали.

— Кто там? — спросила она.

Калитка открылась, и она увидела незнакомого человека.

— Вам кого?

Незнакомец, войдя во двор, остановился под зеленым навесом.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал он. — Не сдается ли у вас комната?

Лалезар-ханум удивилась, так как к ней никто никогда не обращался с подобной просьбой.

— Я не сдаю комнат, — ответила она. — Кто прислал вас ко мне?

Незнакомец замялся.

— Никто, просто я захожу подряд в каждый дом и спрашиваю.

— У меня нет комнат для жильцов.

Незнакомец извинился и ушел.

Лалезар-ханум подумала, что, очевидно, это приезжий. Она спустилась во двор и заперла калитку на засов, затем через маленькую калиточку в саду прошла к Сирануш.

Та еще собирала фасоль. Учительница подошла к ней и поинтересовалась, не приходил ли к ним кто-нибудь снимать угол. Соседка ответила, что никого не было.

Лалезар-ханум задумалась: ведь незнакомец сказал, что он заходит в каждый дом. Она зашла к соседям, живущим напротив. Выяснилось, что и к ним никто не обращался.

"Как же это надо понимать? — размышляла Лалезар-ханум. — Незнакомец был только у меня. И явно соврал мне. Может быть, властям уже известно про листовки? Неужели кто-то выдал меня? Тогда надо сейчас же вернуться и спрятать их понадежнее. В городе что-то происходит, это ясно. В последние дни солдат не выпускают из казарм. Почему они и вернули листовки. Все это не зря. Что-то происходит".

Лалезар-ханум стояла на улице, не зная, на что решиться. В конце концов она подумала, что лучше пока не трогать листовки, спрятаны они надежно, а к ней в любую минуту могут нагрянуть с обыском.

Она направилась к базару.

Проходя мимо источника, учительница увидела того самого человека, который приходил к ней с просьбой сдать ему комнату. Он шел с урядником Алибеком и, улыбаясь, о чем-то говорил ему.

Лалезар-ханум поспешила завернуть за угол.

Итак, она не ошиблась в своих подозрениях. Очевидно, мужчина был подослан к ней с определенной целью.

На базаре учительница была недолго. Она твердо решила не трогать листовки. Тайник, в котором они были спрятаны, известен только пастушонку Азизу. А в этом пареньке она была уверена, как в себе.

Лалезар-ханум ждала до вечера. Никто не приходил.

Наступили сумерки. По улице прошло стадо. Пастушо-нок Азиз, загнав корову Сирануш в хлев, через внутреннюю калитку в саду прошел к Лалезар-ханум и передал ей записку, затем тем же путем вернулся на улицу.

Записка была от Бахрама. Он писал, что приставу сообщили о том, что в город тайно привезено оружие. "В городе идут обыски. Будьте осторожны", — писал он в конце, намекал на листовки.

Лалезар-ханум немного успокоилась. "Если они думают найти у меня оружие, пусть приходят. Самое главное, я должна уберечь листовки".

Ночью были произведены обыски в домах всех тех, чьи имена значились в списке Тайтса.

Обыск был произведен даже в доме лавочника, торгующего письменными принадлежностями, который был включен в злополучный список совсем недавно. Бедняга так перепугался, что ему потребовалось срочно выйти во двор. Его выпустили в одном нижнем белье. Шли минуты, а он не возвращался. Тайтс заподозрил недоброе и велел городовому осмотреть уборную. Городовой постучал, ему никто не ответил; он дернул дверцу и сорвал ее с крючка. Лавочник лежал в глубоком обмороке. Его вытащили во двор, где он вскоре пришел в себя.

Срочный отъезд пристава Кукиева в Нуху, вызов Тайтсом почтмейстера Ашота в участок, грубая слежка за подозреваемыми людьми и, наконец, ночные обыски — все это было связано с действиями подполковника Добровольского. Однажды в полночь командир батальона позвонил приставу Кукиеву домой и сообщил, что в город тайком доставлено оружие для подпольной организации. Он сказал также, что, очевидно, из Нухи скоро выедет еще один фургон с оружием.

Получив эти сведения, Кукиев призвал к себе Тайтса и еще кое-кого из доверенных лиц и сделал срочные распоряжения, возложив ответственность за их выполнение на Тайтса. При этом он сообщил, что сам должен отправиться в Нуху, так как подполковник Добровольский настаивает на его личном участии в поимке лиц, переправляющих оружие в Закаталы.

Надо сказать, что Добровольский направлял пристава в Нуху совсем по другой причине, имевшей отношение к сугубо личным делам, скажем точнее, к делам сердечным.

Бахрам потерял покой. Он решил, что люди, прятавшие оружие, проговорились кому-нибудь. Он разыскал их всех и начал расспрашивать. Но те поклялись, что ни с кем и словом не обмолвились об оружии. Бахрам немного успокоился. Тем не менее он продолжал доискиваться истины. Наконец он решил, что, очевидно, Дружин был схвачен на обратном пути.

Однако в ту же ночь он узнал: об оружии приставу сообщили из крепости. Это известие принес Аршак, один из родственников которого служил в полиции.

Бахрам был поражен, так как считал солдат-революционеров верными, стойкими людьми.

Как же случилось, что кто-то из них выдал тайну? Может быть, Азиз передал его записку не Виктору, а кому-нибудь другому? Едва ли, ведь Азиз хорошо знал Виктора в лицо, не мог спутать его ни с кем. Да и не было случая, чтобы мальчик подвел их.

Прошло два дня. Беспокойство не покидало ни солдат, томящихся в казарме, ни Бахрама и его товарищей. На третий день напряжение в городе начало ослабевать. Рассказывали, что пристав вернулся из Нухи сильно не в духе и якобы сожалел о том, что покинул Закаталы. Он даже сказал кому-то из городовых, что, попадись к нему в руки человек, пустивший слух об оружии, он, не задумываясь, расправился бы с ним. Подумать только, в каком смешном положении он оказался перед приставом соседнего города!

Словом, вернувшись из Нухи, Кукиев велел своим людям выбросить из головы мысль о том, будто бы в город привезено оружие, и при этом всячески поносил тех, кто распространяет нелепые слухи.

Что касается Тайтса, который больше всех проявлял рвение в этом деле, то он был несказанно разочарован — не представилась возможность отличиться.

А еще через три дня в городе появились солдаты. Правда, увольнительные получали лишь те, кто пользовался особым доверием начальства.

Ни Виктор, ни его товарищи пока не появлялись в городе, ибо были на подозрении. Лишь спустя неделю Виктор, Григорий, Демешко и другие получили увольнительные. Из осторожности Виктор в первый день не пошел ни к кому из своих городских знакомых. Он чувствовал: за ним еле-дят. На второй день он прошел мимо кузницы Бахрама. Убедившись, что Бахрам увидел его, Виктор спокойно направился к базару.

Его поведение дало Бахраму понять, что действовать надо осторожно. Кузнец переждал с полчаса, снял передник и тоже пошел к базару.