Тот, вместо ответа, опять обернулся к матросам и стал уговаривать их.

Демешко, Романов и еще двое вышли вперед.

— Пусть нас расстреляют, — сказал Демешко, — но мы и пальцем не пошевельнем. Мы не хотим лишать куска хлеба этих людей. Пусть хозяин поищет других предателей. Мы не будем помогать ему!

— Нельзя так, братишки. — Ефрейтор попытался прибегнуть к ласке. — Уговор дороже денег. Командир батальона обещал помочь этому человеку. Неужели подведем?

Однако матросы были непреклонны. По знаку Демешко они построились и, помахав руками на прощание рабочим, зашагали прочь от фабрики. Кто-то затянул песню, остальные подхватили ее.

Ефрейтору ничего не оставалось, как только последовать за ними.

Гаджи Хейри был вне себя от ярости: ведь он дал вперед половину денег.

— Да накажет аллах этих гяуров! — бранился он. — Зачем я заплатил деньги вперед? Видно, шайтан попутал меня!

Песня удалялась.

Гаджи подошел к лежащим у ворот тюкам, ухватился за веревки, попытался сдвинуть тюк с места. Не тут-то было.

В толпе послышался смех.

— Эй, Гаджи, осторожнее, надорвешься! — воскликнул кто-то.

Владелец фабрики обернулся, желая узнать, кто посмел выкрикнуть такие слова. Но разве узнаешь? Он сделал шаг к окну конторы и позвал счетовода:

— Эй, Исабала, иди помоги мне!

Счетовод подбежал, угодливо поклонился хозяину. На солнце сверкнула его блестящая лысина.

Они вдвоем ухватились за небольшой тюк и поволокли в ворота фабрики. Через минуту хозяин вернулся, запер ворота на замок и поплелся к конторе, бормоча ругательства.

Спустя час Хачатурянц пришел к табачной фабрике, желая узнать, как работают матросы. Увидев на воротах замок, он удивился и подошел к окну конторы.

— Здравствуй, Гаджи Хейри! — сказал он. — Я вижу, солдаты быстро управились с работой.

Можно подумать, что хозяин фабрики только и ждал этого человека, чтобы излить на него всю желчь.

— Послушай, дорогой, — сказал он со злостью, — если ты такой умный и удачливый, пользуйся сам своими советами. Зачем ты явился? Не в свое дело лезешь!

Хачатурянц пожал плечами.

— Что случилось, Гаджи? — спросил он, недоуменно тараща глаза. — Такова твоя благодарность за мой добрый совет?

Гаджи сердито сплюнул.

— Пропади он пропадом, твой добрый совет! Из-за тебя у меня и деньги пропали, и перед людьми опозорился!

— Не понимаю, Гаджи! Ничего не понимаю!

— Ах, не понимаешь?! Я из-за тебя терплю убытки, а ты не понимаешь?! Слышал я, что ты за птица! Много добра видел от тебя твой зять Ашот?! Ступай отсюда подобру-поздорову!

Хачатурянц открыл было рот, желая спросить еще что-то, но Гаджи Хейри крикнул:

— Хватит, хватит, ступай! Будет тебе болтать, катись!

Хачатурянц пожал плечами, потом, важно выпятив живот, пошел прочь.

Гаджи Хейри кричал ему вслед что-то неприятное.

От фабрики Хачатурянц направился к церковной площади. В этот день он поздно вышел из дому и сейчас хотел узнать, чем кончилось дело, о котором он вчера говорил с господином Тайтсом. Идти к нему домой он не решался.

Хачатурянц думал: если прибывший из Баку Улухан схвачен, об этом не могут не говорить в городе.

На церковной площади ему встретился Казарян.

— Ты уже знаешь, Айрапет? — зашептал Казарян, подойдя к нему вплотную.

— О чем?

— Вчера ночью городовые по ошибке набросили на господина Тайтса мешок и уволокли в тюрьму. Сейчас он в больнице. Говорят, умер бы, приди к нему пристав на час позже.

Хачатурянц почувствовал, что ладони у него сделались влажными.

— Как это случилось? Причем тут мешок?

Казарян пересказал ему слухи, которые ходили по городу.

— Говорят, будто они собирались схватить кого-то ночью. Было темно, городовые по ошибке приняли Тайтса за преступника, набросили на него мешок и поволокли в тюрьму. Он до утра пролежал, связанный, на холодном каменном полу!

Сердце у Хачатурянца сжалось от страха. Он даже не сказал приятелю, кого городовые собирались схватить минувшей ночью. Он решил, что будет лучше, если вся эта история останется тайной, известной только ему и Тайтсу.

"Странно, очень странно, — размышлял он. — Почему же им не удалось схватить Улухана? Может, его и не было в Закаталах? Может, жена Казаряна обозналась? Если это правда, как я покажусь теперь Тайтсу? Позор!"

Он даже не стал добиваться уверений Казаряна в том, что Улухан действительно был в городе.

"Казарян не должен ничего знать. Но как я опозорился! Теперь хоть не попадайся на глаза Тайтсу!"

Когда он пришел домой, сестра, взглянув на него, всплеснула руками.

— Что с тобой, Айрапет? На тебе лица нет!

— Голова болит, — буркнул Хачатурянц и, не глядя на сестру, прошел в комнату.

После того как Тайтс пришел в себя, жена не отходила от него ни на минуту. Под вечер проведать пострадавшего пришел пристав Кукиев.

Тайтс пытался казаться бодрым, однако это у него явно не получалось. У бедняги не хватило сил даже подняться с постели. Варвара Степановна то и дело подносила к его рту ложку, заставляла пить свежий яблочный сок.

Тайтс боялся, что пристав начнет насмехаться над ним. Он давно чувствовал: каждая его неудача вызывает у пристава радость. Однако на этот раз он не заметил на лице Кукиева ни насмешки, ни торжества.

Приставу было искренне жаль этого человека, обессиленного и измученного. Тайтс лежал в постели, худой, изможденный и смешной, совсем как Дон-Кихот в иллюстрированном издании Сервантеса, которое довелось ему читать в детстве.

Если бы пристав Кукиев не был хорошо осведомлен о прежних заслугах Тайтса, он ни за что не поверил бы, что это слабое, худое существо, столь похожее на цыпленка, когда-то разоблачило несколько крупных революционных организаций. Ах, какую жалость вызывает сейчас этот человек! Нет, сейчас приставу не хотелось смеяться, как прежде. Тем не менее какой-то голос, казалось, говорил ему:

"Посмотри, это тот самый Тайтс, который всегда разговаривал с тобой высокомерно и кичливо. Пусть он теперь поймет, как он слаб перед тобой. Да не только он один, но и те, кто прислал его сюда, те, кто взял под сомнение твою работу, всю твою деятельность. Пусть станет стыдно тем, кто направил сюда это хилое существо. Может ли помочь тебе этот человек, которого легко раздавить одним мизинцем? Извините, господа, вы ошиблись. Лев и в молодости и в старости — лев!"

Пристав Кукиев почувствовал, что и самому Тайтсу стыдно за ночное происшествие. Он не стал задавать никаких вопросов, дабы не бередить свежую рану. Более того, он принялся утешать Тайтса.

— Мой вам совет, Игнатий Игнатьевич, не спешите выходить из больницы, отдохните здесь несколько деньков.

Варвара Степановна поддержала Кукиева:

— Николай Константинович верно говорит. Ты так обессилел, что не в состоянии ложку держать в руках. Ах, я словно в воду глядела! Вспомни, когда мы ехали сюда, я говорила тебе: напрасно ты дал согласие. Вот он — результат.

Несмотря на плохое состояние мужа, Варвара Степановна с жаром принялась доказывать безошибочность предчувствий, которые овладели ею, когда они ехали в Закаталы.

У Тайтса не было сил остановить жену или даже просто ответить ей. После ухода Кукиева он также не нашел в себе сил упрекнуть жену за болтливость.

После той ночи, когда Гачаг Мухаммед побывал у Вейсала-киши, он принялся искать Расула.

Расул не мог жить далеко в горах, в труднопроходимых лесных зарослях, вдали от дороги, ибо эта местность была подконтрольна Мухаммеду и его товарищам. Расул отлично знал это.

Мухаммед начал свои поиски в лесах вблизи Закатал и окрестных деревень, — там, где были дороги и тропы, которыми пользовалось местное население. Днем он устраивал в кустах засады, а вечером, с наступлением сумерек, или рано на заре выходил к перекресткам дорог и ждал, ждал, спрятавшись в укромном месте.