Бахрам напряженно о чем-то думал. Но потом лицо его стало проясняться. Он взял за руку фаэтонщика.

— По-моему, Гасан-киши, ты все же напрасно встревожился. Я думаю, что полиции нужен не ты, а пассажир, которого ты вез. Потому-то она и переполошилась. А теперь, когда ты доставил его сюда в полном здравии, в целости и сохранности, полицейские успокоятся. Вот увидишь, никто больше к тебе не придет.

Бахрам взял в руки колесо, принесенное Гасаном-киши, и заговорил совсем другим голосом:

— Ты поздно пришел со своим колесом! Ночь на дворе. Сегодня я не смогу починить. Придется тебе унести его назад!

Он усмехнулся, подошел к горну, погасил его, вышел вслед за фаэтонщиком из кузницы и запер ее большим замком.

До моста они шли вместе. Гасан-киши сообщил Бахраму, что пассажир, которого он привез, — человек замкнутый, молчаливый, а жена его — женщина своенравная, капризная. Слушая фаэтонщика, сопровождавшего свой рассказ шутливыми замечаниями, Бахрам заразительно смеялся.

На небе, затянутом тучами, не было видно ни единой звездочки. Со стороны Талачая тянуло приятной прохладой, которая распространялась по всем темным, пустынным улицам города.

Разогнав коров по дворам, пастушок Азиз пришел к себе домой, где его ждал скудный ужин, приготовленный бабушкой Масмой, — приправленная простоквашей хорра [17]. Наскоро проглотив несколько ложек, он снова повесил через плечо свою пастушью торбу и вышел со двора. Азиз опасался: как бы не хлынул дождь и не помешал ему.

Квартал их, как всегда, был погружен во тьму. В этой части города уличных фонарей не было вовсе. Обычно из грязных, закопченных окон, прикрытых внутренними ставнями, на улицу все же просачивался слабый свет, помогавший кое-как разглядеть неровную каменистую дорогу. Сегодня же, как назло, ни в одном из домов свет не горел, — очевидно, обитатели квартала оберегали себя от назойливых комаров и мошкары, которые перед дождем делались особенно злыми.

Мальчик добрался до городской площади, освещенной двумя фонарями и, чтобы не привлекать ничьего внимания, пошел в тени чинар, обогнул церковь и начал взбираться по крутому подъему наверх, к крепости. В лицо ему пахнул свежий ветер, дувший с горных склонов. Вершины чинар внизу шелестели. Азиз обернулся. По площади двигалась чья-то тень. Послышались тяжелые шаги. Азиз напряг зрение, пригляделся. К нему приближался рослый городовой.

Через какую-то минуту мальчик был уже наверху. Здесь было еще темнее. Азиз не различал даже тропинку под ногами. Только слева широкой, белесой полосой светлела уходящая вниз крепостная стена с башней. Все остальное было затянуто черной туманной пеленой.

Порой снизу доносились лай собак да обрывки чьих-то разговоров.

Азиз пошел вправо, в заросли малины. Несмотря на темноту, идти вдоль крепости было рискованно. Часовые, расхаживающие по стене, если и не могли увидеть его самого, то зато могли услышать его шаги, так как ночь была тихая; словом, идти зарослями было безопаснее.

Вскоре он приблизился к крепостным воротам. Малинник поредел. Азиз прикинул, что до ближайшего куста оставалось шагов тридцать. Бросив взгляд на крепостную стену и не заметив там часового, он кинулся к этому кусту. От него до крепостных ворот было уже совсем близко. Азиз решил подождать, когда часовой пройдет по направлению к угловой башне. Он растянулся на земле и уставился на крепостные ворота.

Прошло более получаса. Глаза Азиза устали смотреть в одну точку. Наконец он увидел на фоне темно-серого неба силуэт часового. Поравнявшись с кустом, под которым лежал Азиз, тот становился. Мальчик даже перестал дышать, сердце у него тревожно забилось.

"Почему он остановился? Неужели заметил?".

Но вот часовой двинулся дальше по стене, медленно, размеренным шагом. Азиз выждал, пока он отойдет подальше, затем поднялся с земли, метнулся к стене, прижался к ней спиной и, затаив дыхание, прислушался. Шаги часового все глуше и глуше. Вот их уже совсем не слышно. Азиз осторожно пошел вдоль стены и приблизился к тайнику в стене, заложенному камнем.

Справа, в ущелье, по дну которого проходило высохшее русло, послышался глухой грохот.

"Наверно, камень со стены сорвался, — подумал Азиз. — Или, может быть, кто-нибудь пробирается сюда от ущелья?"

Не теряя ни минуты, он бросился назад и опять спрятался за куст. Сердце у него колотилось.

Спустя несколько минут со стороны ущелья раздался шорох, будто кто-то шел сюда. Азиз замер, еще сильнее прильнул к земле. Вскоре он увидел человеческую тень, которая двигалась от обрыва вдоль крепостной стены. По спине у него пробежал мороз.

Человек остановился возле того места, где был тайник, нагнулся и долго возился у стены, даже зажег спичку, стараясь что-то разглядеть. За те несколько секунд, пока горела спичка, Азиз увидел, что это вовсе не светловолосый солдат по имени Виктор, который, как говорил Бахрам, был единственный среди солдат, кто знал о существовании тайника в крепостной стене.

По всей видимости, не найдя того, что искал, человек повернул назад и скоро исчез во тьме. И опять сверху на дно ущелья полетели камни, порождая глухой шум.

Скоро стало тихо. Только редкие капли дождя шуршали в сухой траве и ветвях куста. Временами вдали, очевидно, за горной грядой, вспыхивали молнии, озаряя край неба. Но грома слышно не было.

На щеку Азиза упала крупная дождевая капля. Мальчика все больше охватывало чувство тревоги. Он был поражен тем, что увидел. Ведь, кроме него да светловолосого солдата, которого он хорошо знал в лицо, никому не был известен этот тайник в крепостной стене, куда он уже не раз прятал листовки. Кто же этот высокий человек, пробравшийся ночью к их потайному месту? Зачем он приходил сюда? Неужели их выследили? Кто знает, а вдруг и те листовки, которые он, Азиз, спрятал в тайнике неделю назад, взял не светловолосый солдат, а этот ночной вор? Однако Азиз тотчас разуверил себя в последнем. Случись подобное, об этом непременно узнал бы Бахрам. Очевидно, ночной вор напал на их след совсем недавно, в последние дни.

"Хорошо, что я не успел положить листовки в тайник! — обрадовался Азиз. — Приди я раньше, случилось бы непоправимое, они оказались бы в руках этого человека. Кстати я задержался дома! А теперь надо уходить. Выберусь ползком из зарослей — и скорей к Бахраму!"

Азиз пополз.

Когда он осторожно постучал к Бахраму, шел проливной дождь. Открыл ворота сам Бахрам. Увидев промокшего с головы до ног Азиза, он быстро провел его в дом.

— Что случилось, Азиз?

От волнения мальчик не сразу смог ответить. Отдышавшись и придя немного в себя, он рассказал Бахраму все, что с ним произошло у крепостной стены.

Рассказ этот глубоко взволновал Бахрама. Переведя взгляд на пастушью торбу, висевшую на плече у парня, он спросил:

— Листовки при тебе?

— Да.

Бахрам понял, что на их след напали. Нужно было срочно принимать какое-то решение. Прежде всего следовало спрятать листовки в надежном месте.

— Видел тебя кто-нибудь, когда ты шел сюда?

— Нет, никто не встретился. И за мной никто не шел. Я все время оглядывался.

Бахрам задумался. Раз тайник, в котором прятались листовки, выслежен, возможно, этой ночью произойдет еще что-нибудь неприятное. Он вспомнил, что говорил фаэтонщик Узун Гасан, который приходил к нему вечером. А что, если над их организацией действительно нависла серьезная угроза? Неужели они недоглядели? Как бы там ни было, события этого дня были не очень отрадные…

Бахрам велел Азизу идти к учительнице Лалезар и передать ей листовки. Они условились: если Азиз благополучно передаст листовки Лалезар-ханум, то, возвращаясь, он пройдет мимо дома Бахрама, напевая песенку.

Азиз ушел, Бахрам потушил лампу и лёг, оставив дверь дома приоткрытой, чтобы услышать Азиза.

Дождь прекратился. Время шло. В доме, во дворе, на улице царила тишина. Вахрам лежал, облокотившись на подушку, курил и ждал. На улице по-прежнему было тихо. По подсчетам Бахрама Азиз давно уже должен был пройти.