Через час, направляясь в штаб-квартиру Добровольского доложить о выполнении его приказа, Варламов услышал шум голосов, доносившийся от крепостных ворот. Ему пришлось почти бегом вернуться назад. Шумели по ту сторону крепостной стены.

Варламов не сразу поверил своим глазам. Солдаты, крепко взявшись за руки, стеной стояли перед воротами. В нескольких шагах перед ними остановился взвод, откомандированный в Марийский полк. Путь был прегражден!

Слышались беспорядочные выкрики:

— Братишки, или вы не знаете, куда вас посылают?!

— Вы идете на преступление!

— Не будьте убийцами!

Стоявший в переднем ряду худощавый, со впалой грудью солдат, перекрикивая других, восклицал:

— Или вы не слышали: марийцы отказались расстреливать своих товарищей?! Так неужели мы обагрим руки их кровью? Стыдно, братцы, позор!

Поручик Варламов побагровел, глаза у него выкатились из орбит. Он растолкал взвод вооруженных солдат и встал под самой аркой ворот.

— Назад! — крикнул он. — Немедленно разойтись! Или я прикажу открыть огонь!

Никто не двинулся с места.

— Нас пулями не запугаешь, мы привыкшие! — озорно воскликнул все тот же худощавый солдат. — Пали, ваше благородие!

Толпа гудела. Уже не слышно было, что кричит Варламов, ожесточенно жестикулируя руками.

Виктор Бондарчук, стоя рядом с Демешко и Сырожкиным, радостно воскликнул:

— Солдаты! Братишки! Возвращайтесь назад! Наши братья не должны пасть от наших пуль! Не бывать этому!

Поручик Варламов совсем вышел из себя. Однако его угрозы уже не помогали. Солдаты не отступали ни на шаг. Живая стена солдатских тел сантиметр за сантиметром все ближе продвигалась к воротам.

Видя, что дело плохо, поручик Варламов побежал в крепость, к подполковнику Добровольскому. Но не прошло и пяти минут, как он опять оказался у ворот и что-то зашептал на ухо ефрейтору, прибывшему за взводом из Марийского полка. Тот подал команду, и вззод, посылаемый в Марийский полк, отошел от ворот и направился в крепость.

Вмиг у крепостных ворот стало тихо.

Стоя в своем кабинете у маленького окошка с решеткой, Добровольский видел, как взвод шагал от ворот, а ефрейтор Марийского полка, жестикулируя, говорил что-то поручику Варламову.

Неудача взвинтила Добровольского до предела. Зло покусывая губы, он думал о том, что никогда еще его приказу не противостояли подобным образом. Да, такое с ним не случалось никогда! Виновными он считал прежде всего командиров рот, которые должны были учесть, что в момент, когда взвод отправлялся на подобное задание, неразумно проводить ротные учения на плацу, рядом с крепостью.

Чтобы сорвать на ком-нибудь свой гнев, подполковник срочно вызвал к себе ротных командиров. Он сверкал глазами, кричал, ругался, даже грозил понизить в чине.

Внешне командиры рот выглядели обескураженными, однако в душе никто из них не считал себя виноватым. Ведь был специальный приказ командира батальона: вне крепости и плацдарма учения не проводить. Доброволь-скип преследовал этим свои цели: он хотел, чтобы все было у него на виду, хотел все знать, все контролировать.

Подполковник Добровольский хорошо помнил о своем приказе. Но так уж устроены высокопоставленные персоны: виновниками своих собственных неудач они считают тех, кто стоит ниже их по служебной лестнице. Добровольский и мысли не допускал, что ошибку совершил он сам.

Подполковник Добровольский метался по кабинету, как раненый зверь. Наконец командиры рот получили распоряжение проводить сегодня учение солдат где угодно, только не на плацу.

Офицеры покинули кабинет.

Относительно отправки в Марийский полк взвода солдат у подполковника Добровольского созрел особый план, о котором он офицерам ничего пока не сказал.

В течение двух часов солдаты, отобранные для посылки в Марийский полк, жарились на солнце, которое успело подняться довольно высоко. Ефрейтор Марийского полка нервничал. Ему было приказано вернуться в полк во что бы то ни стало сегодня же. О замысле Добровольского он ничего не знал.

В полдень командиры рот проводили учение на берегу реки или в предгорьях. На равнине перед крепостью было пустынно.

Решив, что можно уже осуществить свой план, Добровольский вызвал к себе ефрейтора Марийского полка и поручика Варламова.

— Можете отправляться, — сказал он и, помолчав немного, добавил. — Только выводить взвод будете через южные ворота. С богом!

Варламов и ефрейтор вышли.

Спустя минуту подполковник Добровольский увидел в окно, как они во главе взвода солдат пересекли крепостной двор и скрылись за строениями у южных ворот. Из груди его вырвался вздох облегчения. Подойдя к столу, он открыл ящик, достал из него бутылку рома и маленький стаканчик, налил себе, выпил и утер усы тыльной стороной ладони.

События последних дней лишили его сна, вконец расстроили нервы. Он пытался восстановить дисциплину в батальоне, но безуспешно. Однако Добровольскому все же не хотелось думать о неудачах даже тогда, когда принятые меры явно не давали результатов и он сам отчетливо видел нежелательные последствия своих начинаний.

В последнее время, руководя батальоном, Добровольский, сам того не замечая, избегал принимать крутые меры. Видимо, у него сдавали нервы. Чтобы подбодрить себя, он все чаще прибегал к рому.

Жизнь в батальоне шла не так, как он хотел бы. Вот он лишен был сегодня возможности вовремя послать взвод солдат в Марийский полк. Слава богу, что хоть хитростью удалось обмануть бдительных солдат.

Но увы, Добровольский слишком рано успокоился. Едва он успел спрятать бутылку с ромом обратно в стол, с улицы донеслись какие-то странные голоса. Он бросился к окну и увидел поручика Варламова и ефрейтора Марийского полка — те шли к его дому от южных ворот крепости, ведя за собой тот самый злополучный взвод.

Подполковник оторопел. Что же случилось? Выходит, его замысел провалился?

Поручик Варламов шагал удрученный, опустив голову.

"Так и есть! — подумал Добровольский. — Им не удалось выйти через южные ворота".

Впервые за много лет подполковник Добровольский почувствовал себя беспомощным. Сейчас он должен что-то сказать ефрейтору Марийского полка. Но что?! Неужели ему придется оправдываться? Позор! Командование соседней части обратилось к нему в трудную минуту за помощью, а его солдаты отказываются повиноваться!..

Не ляжет ли это черным пятном на его имя? Ведь слух о происшествии может достигнуть Петербурга. Возможно, узнает сам государь. Если это случится, Добровольскому останется одно — пуля в лоб. От мысли о столь бесславной кончине ему сделалось страшно. Он ощутил в ногах необоримую слабость, им овладел приступ апатии.

"Нет, нет! — прозвучал вдруг в душе его властный голос. — О чем ты думаешь, подполковник? Где твоя вера во всемогущество престола, где твоя нечеловеческая сила воли?! Где твердая рука, которая ни разу не дрогнула, когда ты расстреливал десятки бунтарей? Где, наконец, твоя клятва, которую ты давал его императорскому величеству?! Где твоя слава, где твоя честь, Добровольский?!"

Сердце у подполковника сжалось. Он утер холодный пот со лба. И не успел еще взять себя в руки, как в кабинет вошли поручик Варламов и ефрейтор Марийского полка.

— Разрешите, господин подполковник? — обратился к нему с порога Варламов, голос у поручика был подавленный.

— Подождите за дверью. Сейчас вы получите пакет, — казал он, не глядя на вошедших.

Варламов и ефрейтор повиновались.

Добровольский сел за письменный стол и начал торопливо что-то писать.

Через несколько минут подполковник вышел и, протянув ефрейтору пакет, бросил:

— Можете ехать к себе в полк. Передайте пакет господину полковнику. Здесь все написано.

Добровольский не был уверен, возможен ли вообще выход из создавшегося положения. Ему было ясно только одно: события этого дня — тяжелейший удар по его карьере!

Узнав из достоверных источников о тайной миссии прибывшего в Закаталы Тайтса, Хачатурянц стал искать случая сблизиться с ним.