– Э, мил человек, туточки им в аккурат и место, – бабка растянула в улыбке провалившийся рот. – Коровушки воду мутят, а посля них малька жуть крутится. Вот ен-ти ротастые за ними сюда и ходят охотиться.

– А ловите вы на лягушонка?

– Нет, на малявку. На лягуху хужее будет. Да вот бяда – малек весь вышел. Послала я правнучка на ручей верховки наловить, а его все нет и нет.

Мне пора было торопиться, чтобы успеть в магазин до закрытия, и я, пожелав старушке успехов, удалился.

Вечером, когда мы с Любомиром Ивановичем и Михалычем созерцали закатные краски вечернего плеса, к нам на берег вышел Олег.

– А где твоя лодка? – удивился я.

– Я ее у соседей оставил. Там, – показал он рукой, – приехала новая компания. – Олег раскрыл увесистый полиэтиленовый пакет и предложил: – Рыбу у меня не купите? Два пузыря «Столичной», и все дела!

– Ух, хороши окуня! – завистливо протянул Михалыч, взвешивая одного горбыля на руке, и посмотрел на нас: – Может, возьмем на уху? Знатная уха получится!

Любомир Иванович наотрез отказался, прибавив:

– Стыдно нам, рыбакам, не свою рыбу готовить!

Михалыч ждал, что я скажу. Я вдруг разглядел на спине горбача в руках Михалыч шрам, точно такой, как был на том старушкином окуне.

«Да, насчет своей девяностолетней бабушки Олег не соврал.»

– Почему-то и мне не хочется покупать у него рыбу, – наконец сказал я.

– Берите, – уговаривал Олег. – Вообще-то, у меня их с руками оторвут ваши новые соседи, но только они требуют почистить. А мне бы лучше вам продать – вы все ж свои, старые знакомые.

В это время в тени берега кто-то икнул, и мы, повернув головы, разглядели Любаню.

– Иди сюда, – поманила она Олега хриплым голосом.

Олег отошел, но тут же вернулся.

– Так что, возьмете окуней? – настаивал он.

– Нет, спасибо, мы как-нибудь сами поймаем, – сказал я сухо.

А Любомир Иванович прибавил:

– Ты нам лучше завтра две банки выползков принеси, будет тебе пузырь.

– Ладно!

Олег ушел. Вскоре мои друзья спохватились, что у них закончились сигареты, и они, как младшего, послали меня к соседям занять пачку.

…На поляне соседнего лагеря стояли три большие заграничные палатки и два новеньких японских джипа. Слащавой внешности блондин в дорогом спортивном костюме, поставив ногу на переносной морозильник, курил и разглядывал нарядную бабочку, сидевшую на его кроссовке. Его товарищи по-лошадиному фыркали, плавая у берега за кустарником. А Олег, сгорбившись над пеньком, чистил им окуней.

Саня Петров привез меня, прямо с поезда, на пляж военного санатория, где он работал водолазом-спасателем. Пропуская через КПП нашу «Ниву», дежурный солдат молодцевато козырнул нам. Открылось долгожданное Черное море и бухта, окруженная горами.

Выходя из машины возле пункта выдачи лежаков, Саня спросил солдата – тот был одет по форме, но почему-то в темных очках и в тапочках на босу ногу:

– Как дела, зольдатн, генерала не видел?

– Дженераль в эллинге, хотят на рыбалку выходить, – подыграл солдат.

Мы прошли в эллинг и увидели двух мужчин возле «Казанки», водруженной на специальную тележку. Один был в робе, худ и чумаз; другой – полный – в новом джинсовом костюме и дорогих кроссовках. Оба возились с тентом, устанавливая его над моторкой, точнее, гремел инструментом только чумазый, а чистенький лишь слегка придерживал стойки тента пальцами.

– Вот, товарищ генерал, мой друг писатель, – представил меня Петров чистенькому, – я вам о нем рассказывал. Очень хочет пойти с вами на рыбалку.

– Ну что ж, очень рад познакомиться. – Генерал широко, приятно улыбнулся и протянул мне крупную ладонь. – Наслышан о вас, наслышан. Значит, ставридку приехали половить?

– И ее тоже, – отвечал я, инстинктивно вытянувшись смирно перед столь важным чином (говорили, что нынешний пенсионер еще совсем недавно командовал целой армией).

– Вот Константин тент сделает, и можно прямо сейчас и ехать. О-дно-значно! – закончил он по слогам.

– Сегодня? – удивился Саня. – А погода вас не пугает? Как бы не объявили штормовое предупреждение.

– Николай Петрович шторма не боится, – как-то двусмысленно сказал Константин, бросив на меня испытующий взгляд.

– Люблю такую погоду, – подтвердил генерал (у него была какая-то певучая манера говорить). – Самое для рыбалки что надо!

Мы еще поболтали о том о сем… Между тем генерал пришел к выводу, что тент надо снимать, поскольку ловить из-под него неудобно.

Константин оправдывался:

– Я ж вам говорил, Николай Петрович, что ничего не получится. Мы ж уже с вами пробовали, – а для меня по-тихому прибавил: – Вы еще не передумали с нами идти? Генерал азартен. Вернемся только в темноте.

– Пойду, – твердо сказал я. Вызванные солдаты спустили «Казанку» на воду, и она, взревев мотором, помчала генерала, Константина и меня наискось от берега навстречу холодному ветру.

Остановились неподалеку от полуострова с маяком и бросили якорь.

– Вот и вся любовь, – пропел генерал, торопливо настраивая «самодур», и добавил: – Если она, конечно, настоящая. Здесь самое рыбное место. Под водой две баночки, а мы расположились между ними.

– Бобырь позавчера здесь хорошо брал, – сказал Константин и пояснил: – Бобырь – это черноморский окунь, смарида по-научному.

Но я уже не слушал капитана. Меня всецело поглотила снасть генерала. «Ставка» отличалась изяществом: золотистые крючки с подвязанными к ним белыми и красными перышками распределялись ровнехонько и блестели, как будто их кто-то специально начищал. Удилище и катушка были, похоже, заграничного производства. Такого «самодура» я еще не видел.

Кто не знает, что такое «самодур», поясню – это безнасадочная многокрючковая снасть для ловли рыбы в отвес на море. Ловят спиннингом, оборудованным инерционной катушкой большого диаметра и стометровым запасом лески. К концу лески посредством карабинчика пристегивается «ставка», а к последней таким же образом присоединяется грузило массой 50–70 г. «Ставка» – это отрезок лески, к которому через интервал в 15–20 см привязываются крючки № 6—10 со специальным длинным цевьем. Они играют на коротких поводках длиной всего 3–5 см. Для привлечения рыбы на крючки могут подвязываться перышки различной окраски. Некоторые рыболовы на цевье крючков надевают белые кембрики, а многие вообще ловят на голый блестящий крючок. Учитывая особенности рыбалки, сменных «ставок» у рыболова должно быть несколько штук. Играть «самодуром» просто: надо периодически потряхивать им в разных слоях воды, обычно у дна.

У меня и у Константина снасти были простенькие, но брать вначале начало у нас, а не у генерала, потому что мы на крючки насаживали зеленых креветок. Николай Петрович от настойчивых предложений Константина воспользоваться насадкой отказывался.

– Я люблю ловить на перышки, – приговаривал он, – мимо моих перышек ставридка не пройдет!

Мы с Константином продолжали успешно ловить бобыря. Иногда на нижний крючок, когда игра велась у дна, попадалась скорпена – морской ерш. Некоторые ерши были до того крупны, что удилище сгибалось дугою, когда их вываживали. Поднятые к поверхности, они открывали огромную пасть, в которую, казалось, мог влезть кулак. Вообще же у ерша только голова большая, а тельце совсем маленькое.

Ерши вскоре совсем одолели Константина. Он, чертыхаясь, отпускал их за борт. Я вспомнил, что Саня Петров, великолепный кулинар-любитель, готовит из скорпен превосходную уху.

– Константин, вы не выбрасывайте их, пожалуйста, я заберу ершей для ухи, – попросил я.

Тогда капитан стал складывать скорпен в свой садок, потому что до моего было не дотянуться.

Наконец генерал не вытерпел, стал ловить на креветку. Дело и у него пошло, и даже стала попадаться ставрида, в то время как у нас пока не было ни одной. Причем Николай Петрович наживлял креветками только два нижних крючка, а ловить начал больше нас. Ставрида у генерала шла какая-то особенно жирная. Она садилась не только на наживленные крючки, но и на голые. Видать, стайка подходила к приманке, и если ставридкам креветок не доставалось, они хватали и обманки. Генерал крякал от удовольствия, и после того как очередная рыбка отправлялась к нему в садок, приговаривал: