Одернув потертый зипунишко и поправив подвязанные резиночкой очки, он снова уставился на свои снасти. И тут я заметил, как другой старикан ногой, обутой в валенок, подгребает под себя только что выловленную мерную плотву. А шустрая рыбеха ему не дается – подпрыгивает да подпрыгивает!

– Вот это плотва! – Сергей от зависти зацокал языком. – Такую зимой я только на Рыбинке ловил.

Наконец Юра увидал призывные взмахи Сергея и в ответ показал жестами, мол, оставайтесь на месте.

Юру здесь уважают. Пока ждем его, нам предлагают прикормленные лунки. Сергею достается место на пятиметровой глубине. Только он наживил снасть, и мормышка дошла до дна – поклевка. Уверенные движения рук подводят крупную плотву к лунке. Сергей окликает Афанасьича, показывает трофей.

– Ого, граммов четыреста будет! – удивляется тот, торопливо разматывая вторую удочку. – Сколько мотылей насаживал?

– Надо пучок цеплять, не менее четырех штук. И еще нюанс – у меня на этой поплавочной вместо крючка маленькая желтая мормышка стоит.

Подходит Юрий. Снимает шапку. От головы идет пар. В руке у него целлофановый пакет с окунями и удочка.

– Ты смотри, – Сергей заглядывает к Юрию в пакет, – хороший прилов! А ты, Алексей, говорил, на Химкинском рыбы нет.

– Пяток полосатых – это еще не рыбалка.

– Жерлицы взял? – Юрий кивает Сергею на присыпанный снегом кан. – Я уж тут и верхоплавки успел наловить.

– А есть смысл ставить жерлицы?

– Конечно. Я ночью одного клыкастого на кило взял.

Жерлицы – любимые снасти Сергея, и поэтому он, дотошно расспросив приятеля о рельефе дна водоема, немедленно отправляется обкладывать судака. Юрий выкрикивает ему вдогонку, что нужно полностью перекрыть залив. Однако совета ставить орудия лова в продолжение его жерлиц он не слушается, а расставляет их по одному ему ведомой системе.

Быстро управившись с делом, Сергей возвращается к плотвиным лункам. За это время у рыболовов нашего пятака рыбы не прибавилось. Юрий успокаивает, что клев иногда бывает активнее после полудня.

Я скучающе посматриваю по сторонам. Уже появились первые отдыхающие с детишками. Трое лыжников: мама, папа и девочка-подросток, все в ярких спортивных костюмах, неторопливо направляются мимо нас в сторону ледяных просторов большой воды. За ними с веселым смехом выбегают на лед две шумные многодетные семейки, их детишки скатываются с крутого берега на санках.

В той же стороне одинокий рыболов время от времени взмахивает рукою – блеснит. От нечего делать иду к нему поинтересоваться. Оказывается, блеснильщик довольно успешно ловит окуней, правда, в основном матросиков, но один настоящий горбач попался, на полкило, не меньше.

– Повезло, поздравляю!

– А вы что, думаете здесь такие окуни редкость? – Мужчина смотрит из-под козырька ушанки. —

Нет. На прошлой неделе я в этом заливе двух таких же поймал.

Соблазнительно было попытать счастья с блесенкой, да не хотелось разбрасываться. Возвращаюсь к своим лункам, подкормил их и снова уставился в кивки, выгнутые дугами. Однако еще час прошел, но обещанная плотва по-прежнему не клевала. Молчали и жерлицы.

…И вдруг ровно в два часа «загорелась» Юрина жерлица. Он торопливо зашагал к ней и вскоре вернулся с полукилограммовым судачком. Только я произнес: «Случайность», как вскинулась вверх красная тряпочка Сергеевой жерлицы. Приятель бросил на меня удивленно-счастливый взгляд, и мы вдвоем побежали за судаком. Нам попался клыкастый под килограмм.

И тут, как обычно говорят рыболовы, началось такое. Флажки выстреливали чуть ли не каждые полчаса, так что Сергею пришлось переместиться со своими удочками поближе к жерлицам. Однако ассистировать приятелю больше не пришлось, так как ближе к вечеру у всех на кормленых лунках вдруг начался такой клев мерной толстобокой плотвы, что и мне пришлось понервничать.

К пяти часам водохранилище опустело. На бескрайние ледовые просторы вдруг сошла тишина. Мы попрощались с Юрой и другими добродушными рыболовами и взяли ориентир на Ленинградское шоссе, по которому отдаленно-гулко сновали машины.

Наша рыболовная компания, приехав на Селигер, пыталась ловить угря с безымянного полуострова, что вблизи поселка Залучье. То ли время было не то, то ли место было не совсем подходящее, только угорь не хотел клевать на наши, сделанные по всем правилам, донные удочки. Наконец однажды под утро звякнул долгожданный колокольчик, леска натянулась, и Михалыч выбросил на берег извивающуюся змеей рыбу. Любомир Иванович запек жирного угря на углях в фольге, приправив его специями. Обед был роскошный: всего одна рыба насытила троих здоровенных мужиков. На другие способы ловли мы не отвлекались, а на донные удочки, наживленные крупным выползком, больше ничего не клевало.

Все пять дней, которые мы провели на полуострове, к нам на лодке из Залучья приезжал Олег – местный, нигде не работающий житель. Он промышлял тем, что снабжал приезжих рыболовов червями, грибами, молодой картошкой. Любил он вечером возле костра рассказывать о своих рыбацких похождениях, например, как он ловил килограммовых линей на озере Малом или как по последнему льду тягал на крупную желтую блесну налимов возле тростника прямо в деревне. Он настойчиво советовал ловить на маленького лягушонка, утверждал, что на него берет любая рыба и что однажды он даже поймал на него двухкилограммового леща.

Олег был парень всем ничего, но имелся у него один существенный недостаток – крепко он любил выпить. Иногда вместе с ним к нам на огонек заходила его боевая подруга Любаня. Ее землистого цвета осунувшееся лицо выдавало и в ней любовь к зеленому змию.

Однако Любаня строила из себя скромницу. Олег заваливался в лагерь нагло, а она появлялась у костра не сразу. Долго стояла в тени сосен, пока ее друг не кричал: «Ну что ты там стоишь, Любань, подходи!» И она, опустив голову и виновато улыбаясь, как-то бочком приближалась.

Вначале она отказывалась от предложенной ей дозы, говорила, что выпьет позже, а перед тем неплохо бы было, если ее угостили сигаретой и развлекли разговором. Однако через час-другой, сходив по делам еще к каким-то туристам, эта парочка уже была в таком невменяемом состоянии, что, как правило, засыпала где-нибудь под кустами. А на утро, с больной головы, бедолаги долго гадали, у кого же им вчера пришлось оставить лодку.

Между прочими рыбацкими байками рассказывал Олег небылицы о своей девяностолетней бабушке.

– Бабушка моя Аграфена Ильинична (вот рыбачка!) вчерась возле заброшенной пекарни таких двух угрей зацепила! – разводил он широко руками. – Здоровенные!

Любомир Иванович посмеивался над Олегом:

– Вот мастер сказки сочинять! Андерсен!

– Да правду говорю! – ерошил бороду Олег.

Вскоре у нас закончились продукты, и мне на лодке пришлось отправиться в Залучье. Проплывая мимо бревенчатого барака, я подумал: «Должно быть, это и есть старая пекарня». И тут на краю леса я увидел старушку. В белом переднике на сером платье она сидела под корявой березой с удочкой.

«Может, это и есть Олегова бабуля?» – подумал я и решил причалить. Я еще пробирался по изрытому копытами коров берегу, а престарелая женщина уже боролась с какой-то крупной рыбой. В то время как она снимала с крючка выловленного окуня-горбача, я воскликнул:

– О, хорош окунь! Один только попался?

– Не, я много споймала, милок!

– А где же они?

– Кх, – закряхтела старушка и молча заковыляла по берегу. Остановившись возле покрытой мхом колоды, она поманила: – Ну что стоишь? Смотреть-то будешь?

Я недоуменно отправился за ней. Старушка ухватилась за толстую леску и потянула. В осокоре забились нанизанные на кукан окуни. Да какие! Горбыли извивались черными спинами и сердито раздували жабры! А у одного окуня на спине я заметил глубокий шрам. Видно, гигантская щука на него напала или судак.

– Откуда ж здесь такие окуни, рядом с коровьим водопоем? – удивился я.