На боевую неудачу Тасий смотрел спокойнее, чем Палак. Воевал он не на своей земле, а на скифской, войско его осталось целым, потери роксоланов были ничтожны. Но сам факт боевой неудачи вызывал у него тревожное чувство. Видимо, боги обрекли поход на неудачу! А раз так, то нужно ждать какого-то нового несчастья, возмездия за непослушание богам. Правда, жрецы Тасия не давали худых предсказаний перед походом, но стало известным, что неапольская бития Никия перед самым выступлением Палака против Херсонеса предрекла неудачу и заявила, что боги противятся походу. Ее страшное предсказание не могло не повлиять на роксоланов. Такие магические влияния не редкость…

И словно в ответ на суеверные опасения Тасия, прискакал гонец из роксоланских земель с известием, что аланы усилили свои действия и угрожают вторжением в места лучших зимних пастбищ, где зимовали стада самого Тасия.

– Вот он, гнев богов и дурные влияния чужого несчастья! – вещим голосом провозгласил Тасий, поднимая многозначительно палец вверх и обводя приближенных кровавыми глазами.

Приближенные молча склонили головы в знак согласия и понимания.

– Нужно готовиться к возвращению домой.

Слух, что роксоланы собираются откочевать, быстро разнесся по Неаполю и скифскому войску.

Поспешно прибыли в роксоланский лагерь все старейшины агаров, одетые по-праздничному в алые кафтаны. Они спешились в отдалении и пешком приблизились к царскому шатру. Самый старый из агаров держал в руках подарок царю-вождю – золоченый меч покойного Борака.

Тасий принял агаров, сидя в глубине своего походного жилища. Он не поднял головы и не ответил на их приветствия даже взглядом.

Агары пали на колени перед владыкой и поцеловали прах у его ног. Этим дали понять, что пришли не как подданные Палака, не с приветствием, а с мольбой. Старейший положил к ногам Тасия подарок и возгласил:

– Видим лик твоего величия и молим тебя о вечном рабстве, о несравненный из царей! Пусть мы снова будем рабами твоими, как были ими ранее, хотим уйти за хвостом твоего коня назад к реке Агар, где находятся могилы наших отцов! Да трепещут враги перед твоей царственностью!

С этими словами старейшины стали брать золу и угли из очага царева и мазать ими себе лица. Зола сыпалась на седые бороды и пылила алые кафтаны.

Тасий медленно поднял голову и пристально взглянул на испачканные лица агаров.

– Что же, – спросил он с издевкой в голосе, – вы уже не хотите служить моему брату Палаку, который возложил на вашу шею ярмо своего владычества? Вы же нарушаете клятву князя Борака, данную им царю Палаку!

– Князь Борак клялся Палаку в верности, но мы с самого прибытия поняли, что сделали великую ошибку, что боги не одобряют нашего перехода под владычество Палака. И были наказаны за это. Наказаны смертью князя Борака, неудачей в сражении. Даже временный наш воевода князь Фарзой, друг Борака, и тот пропал без вести после неудачного боя… Наконец, жена князя Борака, которая прежде всех нас почуяла ошибку нашу, теперь собирается покинуть нас.

– Покинуть? Почему?

– Говорит, что останется в Неаполе, чтобы год пробыть вблизи могилы мужа и по прошествии года справить тризну на месте его гибели… Но мы хотим уйти с тобою. Возьми нас, мы рвемся защитить наши родные места от аланов!

И старики снова поклонились царю.

Тасий задумался на минуту, потом сказал:

– Не могу обещать вам исполнить вашу просьбу. Я отдал вас брату моему Палаку и не хочу ссориться с ним из-за вас. Не хотели жить под моей рукой, плох был я для вас, ну и радуйтесь теперь на новом месте! Зачем беспокоить дух Борака!

– Но Палак может снять клятву, вернуть ее нам и дать согласие на нашу откочевку обратно на Агар.

– А вы просили его об этом?

– Не принимает он сейчас никого и не хочет слушать никаких просьб. Наших братьев убивают аланы, на Агаре война, а мы здесь сидим. Воины ропщут, а людской ропот имеет магическую силу. Он и тебе, о великий, может принести вред!

– Да? – Тасий открыл широко глаза. – Магическое влияние?.. Как же вы позволяете роптать воинам?

– А как же мы запретим это? Они ропщут не во весь голос, а тайком. Тайное же всегда имеет большую силу, чем явное.

Это предупреждение кольнуло Тасия в самое чувствительное место. Он заерзал по кошме и стал бросать вокруг обеспокоенные взгляды.

Яргал шептал заклинания, бросая в огонь душистые травы. Синий дымок затянул шатер, царь сделал знак. Агары, кашляя от курений, поклонились и гуськом вышли прочь.

– Потом получите мой ответ! – крикнул им вдогонку Тасий.

Посещение агаров было растолковано суеверному владыке как добрый знак. Яргал долго бормотал над огнем, продолжая палить травы и порошки, нюхал их и давал нюхать царю.

– Выходит, суждены тебе победы! Сильный ты, Тасий, но будешь еще сильнее! Видишь, лепятся к тебе те, которые недавно так тянулись к Палаку!..

Тасий понимал сам, что возвращение агаров ему на руку. Агары славились своей воинственностью и хорошо защищали восточные границы его владений. Поэтому он не притеснял агарских сколотов, не вмешивался в их внутренние дела и обычаи, ограничиваясь умеренной данью и признанием его владычества над ними. Нередко присылал им на подмогу своих воинов, которые ходили вместе с ними против аланов.

Однако среди агаров было очень живуче стремление иметь царем над собою не роксолана, а скифа. Результатом этого явилась откочевка Борака с несколькими агарскими родами, на которую Тасий дал согласие скрепя сердце. Ему нужен был союз с Палаком. Кроме того, он решил отделаться от тех крикунов, настраивающих сородичей неприязненно к роксоланам. Но он не думал, что откочевка части агаров оживит аланское стремление на запад, а также даст царю Харадзду повод говорить о его якобы законном праве на захват степей, добровольно покинутых хозяевами.

Теперь, возвращая агаров на берега родной реки, Тасий имел основания заявить аланскому вождю, что агары и не думали покидать свои угодья навсегда, но всего лишь уходили в дальний поход и вернулись, полные решимости защищать свои пастбища от любого захватчика.

После общего жертвоприношения цари и их князья встретились для совета в большом зале Палакова дворца.

Палак и Тасий сидели на возвышении, в некотором отдалении от приближенных. Владыки могли говорить между собою свободно. Сказанное ими не достигало ушей присутствующих.

Как ни старался Палак казаться веселым, тоска давила его тяжким гнетом.

Прошедшее было ужасно. Будущее представлялось темной ночью.

Роксоланские князья держались надменно и с презрением посматривали на скифов. Мирак видел их двусмысленные усмешки и горел возмущением. Рука сама тянулась к рукояти меча.

Цари разговаривали.

– Боги не дали нам победы в Тавриде, – вздохнул Тасий, – стечение примет было неблагоприятным… Завтра мы уходим в свои степи… Я спешу наказать дерзких аланов!

Палак наклонил голову. Роксолан продолжал:

– Мой брат и друг хотел помочь мне в войне с аланами…

– И сейчас хочу этого! Но не могу!.. Война с чужеземцами не окончена, впереди битвы! Мне дорог каждый воин, каждое копье на счету!

– Но мы клялись друг другу!

– Верно, клялись. Хотели вместе разбить Диофанта, взять и разграбить Херсонес и только потом общими силами ударить по аланским ратям!.. Но – Диофант не побежден, Херсонес цел… Ты спешишь встретить аланов, а я остаюсь, чтобы отразить натиск Митридатовых войск! После твоего ухода я не отдыхать буду, но продолжать войну с сильным врагом!

– Но я же помог тебе, помоги и ты мне! Мои воины умирали на твоей земле!

– Чем же я должен помочь тебе?

– Войском!

– Ты же знаешь, что мое войско ослабело, а война не кончилась. И никто из воинов не пойдет воевать на чужую землю, когда его скот и семья останутся под угрозой захвата чужеземцами.

Тасий уперся в Палака упрямыми глазами. Подумав, сказал, криво усмехнувшись:

– А если найдутся среди сколотов такие, которые сами захотят поехать на чужбину искать славы и добычи, ты отпустишь их?