Но уже то, что стратег везет на трех кораблях хлеб, говорило само за себя. С одной стороны, это радовало демиургов, с другой – беспокоило и наводило на размышления.

Уж не собирается ли он подготовить почву для предстоящей женитьбы на богатой наследнице?

Диофант в роли зятя Херемона и наследника его огромного состояния будет являть собою прямую угрозу для демократии полиса. Чужак использует все права, полученные при этом, и станет хозяином Херсонеса!.. Тогда прощай независимость города! Полис, гордый своей многовековой элевтерией, превратится в раба Митридата, станет частицей Понтийской империи, а пучеглазый синопеец будет его тираном, поддерживаемым из-за моря!..

– Этого нельзя допустить! – изрекли архонты на тайном совете.

Дамасикл и Херемон считались друзьями детства. Но после скандала в судилище, когда была вскрыта измена Ханака, между ними пробежала черная кошка. Секретарь не мог забыть публичных обвинений, брошенных ему в лицо Херемоном, и ждал случая отомстить.

Теперь он решил, что такой случай настал и он сможет нанести чувствительный удар «старому грифу», причем сделает это как бы в интересах полиса.

Лицемерный и злопамятный секретарь начал действовать.

По городу поползли слухи, что Херемон не просто из любопытства ходил к еврею-гадателю, но был через него связан с нечистыми духами, враждебными городу.

В подвале Тириска, на рыночной площади и у домашних очагов пошли разговоры, что не Херемоновы ли гадания у еврея-иноземца оказались причиной если не всех, то многих бедствий Херсонеса?

– Недаром Миний говорил на экклезии, что в городе есть тайный отступник, променявший своих богов на чужих!

– Я сам видел, как он ходил к еврею и жег с ним какие-то травы, но тогда никто из нас не мог подумать худого о члене совета. Теперь же все ясно.

Простые люди были рады обвинить Херемона в самых страшных преступлениях и грехах. Скрягу богача ненавидели давно, но остерегались проклинать его вслух, боясь преследований со стороны совета. Теперь же о тайных волхвованиях старика кричали во все горло на всех перекрестках и никто не пресекал этого. Большинство граждан не только поверило слухам, но всячески старалось раздуть их, еще более очернить «грифа», сидевшего на сундуке с деньгами и управляющего должниками как подданными при помощи своих безжалостных подручных – Голода и Нужды.

Кто-то бросил камень в окно его дома. Домашние рабы кинулись с палками в руках, желая задержать виновных, но им преградила путь толпа вооруженных мужчин. Последние встретили слуг Херемона ударами ножен и многих перекалечили, говоря при этом со злорадством, что они портят имущество нечестивца и наносят ему убыток.

– Бейте рабов старого скряги, пусть они потеряют способность приносить ему пользу!

– Волхвователь, колдун! – кричали горластые подстрекатели, побывавшие перед этим в доме Дамасикла.

– Кто бы мог додумать, что Херемон способен на такое! – в страхе переговаривались женщины, выглядывая из калиток.

– И ему были поручены священные овцы! – Он был членом совета! О великая Дева! Не на него ли она гневалась? – Отольются ему наши слезы, ростовщик проклятый!..

Еще один слух возмутил горожан. Кто-то узнал и рассказывал всем о тайном сговоре Херемона с Диофантом, о том, что старик обещает понтийцу сделать его тираном города и отдает ему в жены свою дочь вместе со всеми богатствами.

– Херемон продал полис за выкуп дочери из плена!

– Он и дочь продал иноземцу, чтобы лишить Херсонес независимости!..

Херсонесцы были очень чувствительны к посягательству на их элевтерию. Толки и слухи усилились, возбуждение и негодование нарастало. На площади, подобно морскому шторму, бушевали страсти народные. Слышались выкрики:

– Изгнать Херемона-отступника из города!

– Забить камнями изменника!

– Лишить его прав гражданства и имущества!

Виновник всех этих волнений находился на борту «Арголиды» и не знал, что в городе его ждет страшная опала, что его авторитет неожиданно рухнул, черная клевета преградила его жизненный путь.

Дамасикл, сидя у камина в своем доме, слушал, как шумит на площади толпа… Вошла Василика и доложила о прибытии воина-гонца.

– Введи его сюда! – приказал секретарь, продолжая греть ладони перед огнем.

Вошел рослый мужчина в меховом плаще. На его плечах и скифской шапке белел снег.

– К дальней заставе, – доложил он, – подъехали трое! Скимн, Бион и дочь Херемона!

– Что?.. Дочь Херемона?

Глаза секретаря изумленно округлились, но он быстро овладел собою. Возвращение Гедии явилось для него неожиданностью и не входило в его планы. К тому же он не знал, кто выкупил девушку и почему ее сопровождает архитектор, который, по сведениям, сидел в оковах и даже подлежал казни, против чего секретарь не возражал бы. Недовольство Скимна своей судьбой и порядками полиса давно было известно совету. Подумав с минуту, Дамасикл обратился к воину:

– Хорошо, завтра разберемся. Сделай так, чтобы все трое попали в город не ранее завтрашнего полудня, к концу экклезии. Доставишь их прямо к храму Девы!

– Слушаю и повинуюсь!

– Езжай да держи язык за зубами!.. Сделаешь, как я сказал, – получишь награду от совета!

«Арголида» бросила свой двузубый якорь в гавани Херсонеса к концу дня. Отцы города наспех организовали встречу. Но еще не ступив ногою на херсонесский берег, Диофант услыхал рев толпы, собравшейся на площади, и многозначительно взглянул на Бритагора.

– Мы прибыли в самый раз! – заметил он вполголоса.

Их встретили нарядные горожане и рабы, девушки с цветными покрывалами в руках. Ученики гимнасия и юные эфебы-первогодки, спешно согнанные со школьных скамей, тонкими голосами исполняли песнь, восхваляющую стратега.

Миний, Дамасикл, Агела и целая плеяда жрецов и демиургов, источая сладкие улыбки, кланялись Диофанту и поздравляли его с победой.

– Потомки не забудут твоих подвигов, стратег!

– В память о твоих победах будут высечены стелы из мрамора и отлиты бронзовые изваяния!

– Ты спас Херсонес, и город готов воздать тебе хвалу и венчать тебя золотым венком!

Так говорили льстивые херсонесцы. Диофант пробежал взором по их сморщенным от улыбок лицам, но уши его были открыты не только для льстивых похвал, но и для угрожающего гомона толпы, что бушевала на площади и не принимала участия во встрече своего освободителя.

– Да, да, – рассеянно отвечал Диофант, – мы одержали великую победу над варварами, мы отвели угрозу варварского вторжения в наш Священный город. Жаль, что это радостное событие не может утолить нашу общую скорбь по случаю утраты святыни города – Девы. Но мы вернем ее!

Понтиец поднял правую руку, сжатую в кулак, словно принося клятву, и нахмурился с видом решительным и грозным.

Архонты обменялись быстрыми взглядами, но продолжали сохранять мину внимания и любезности, не показывая ничем своего отношения к словам стратега.

– Я готов выступить немедленно перед народом и заявить, что ксоан будет скоро водворен на свое место в храме города!.. Пусть граждане не шумят и не волнуются. Тот, кто освободил город, тот не преминет вернуть и временно потерянную святыню!.. А сейчас я прошу объявить городу, что со мною прибыли три корабля с пшеницей из Керкинитиды, а также то, что Прекрасный порт в наших руках со всеми хлебными запасами!

– Слава Диофанту!

– Слава Митридату!

Толпа на площади продолжала шуметь.

На палубе показался несколько задержавшийся Херемон. Он вышел из рубки, пошатываясь и запахивая дрожащими руками полы своей шубы. Его лицо подергивалось, выражало недоумение и внутреннее усилие. Старик был настроен очень решительно и собирался предстать перед советом и народом с речью, в которой хотел обвинить власти города в легкомыслии, спросить их перед народом: как они решились на страшное и неслыханное дело – вынести ксоан куда-то далеко на поле битвы?.. Не потому ли народ утвердил сие неверное решение, что лукавые архонты припугнули его призраком голода?.. Херемон решил бросить в лицо властям обвинение в олигархии и поднять народ на священный поход против скифов сейчас же!.. Он верил, что Диофант всецело поддержит его в этом требовании и возглавит священный поход за освобождение из плена богини города.