— Кто здесь встречает Серафиму Чебакову? — звонким и сердитым голосом спросил подросток.
— Мы встречаем, — в один голос ответили Маня и Тамара, изумленно глядя на новую знакомую.
Пожимая теплую ручку Серафимы Чебаковой, Маня еще не знала, как отнестись к этому забавному существу.
— Так вот вы какая, товарищ Чебакова!
— Самая обыкновенная, — заметно обиделась Серафима. — Я же не в гости приехала! Вы принесли с собой путевку?
«Она опять свое!» — сердито подумала Маня.
— Не принесли?! — возмутилась Серафима. — Но ведь я же просила, чтобы мне сразу дали путевку на работу!
— Ах вот что! — расхохоталась Маня, и Серафима сразу ей понравилась.
— Вот, значит, почему ты так одета, — уже ласково переходя на «ты», продолжала Маня.
— Конечно! Немедленно в работу! Для этого же я и приехала сюда! — энергически воскликнула Серафима, сверкнув яркоголубыми глазами. — На какую стройку вы меня пошлете?
— Но ведь надо отдохнуть после дороги, — несмело предложила Тамара.
— Да я ни капельки не устала! Что я, больная? — опять возмутилась Серафима. — Мне бы только вот это имущество где-то оставить, и я бы сразу…
— Ты будешь жить в квартире секретаря нашего заводского комсомола Сони Челищевой, — разъяснила Маня, и это известие несколько успокоило Серафиму.
— Очень хорошо! — одобрила она. — Уж она меня направит сразу на самую трудную стройку… на восстановление Дома специалистов… В вашем письме написано, что это самый большой дом в городе.
— Но ведь Дом специалистов… — начала было Тамара.
— Что? Вы думаете, я не смогу? — прервала Серафима, бросая на своих спутниц встревоженные взгляды. — Вы думаете, если я маленького роста…
— Нет, я не о том, — сказала Тамара. — Но ведь Дом специалистов мы уже восстановили.
— Что-о?! — вскрикнула Серафима и даже остановилась. Голубые глаза ее метали искры. — Дом специалистов восстановлен? Зачем же вы писали…
— Да ты пойми, горячая голова, — начала убеждать ее Маня, — письмо-то мы в марте в газеты послали, когда нам еще очень трудно было.
— Хорошо! — важно согласилась Серафима. — Тогда я иду на леса Дома стахановцев… тоже важная стройка.
— Но, — хохотнула Тамара, — и в Доме стахановцев уже живут.
— Это просто безобразие! — со слезами в голосе воскликнула Серафима. — И Дома стахановцев, значит, мне уже не достанется! Зачем же вы людей обманывали?
— Да пойми же ты, чудачка! — со смехом уговаривала Маня. — Ведь все это в марте было… Тогда мы сами не думали, что управимся. Не бойся, на твою долю в других местах еще хватит и хватит работы. Вот наш театр сейчас восстанавливают.
— Театр? — просияла Серафима, — Идемте сейчас же туда! Ну, скорей!
— Батюшки! Да о тебя обжечься можно, энергия ты неукротимая! — пошутила Маня, приложив ладонь к разгоревшейся щечке Серафимы, но потом решительно сказала: — Ну, хватит, Фимочка, бушевать! У нас в Кленовске людей жалеют: сначала накормят, дадут выспаться, а потом уж о деле разговаривают.
Пока три девушки шли до челищевского дома, Фима не теряла ни минутки даром. Она то засыпала вопросами своих спутниц, то порывалась взбежать — «ну, совсем на минуточку!» — на мостки строительных лесов решительно каждого дома; то, взволнованно вскрикивая, останавливалась около руин, каких еще много было в Кленовске. Она успела расспросить Маню и Тамару не только об их жизни и планах на будущее, но и о многих кленовских комсомольцах. Она со всеми хотела познакомиться и в каждом готова была видеть «нечто замечательное».
Если бы весну нарядить в рабочий костюм, она выглядела бы, наверное, как эта Фимочка, розовая, кудрявая, трогательная, забавная и неутомимая. Именно так подумала о ней Соня, быстро разговорившись и перейдя на дружеское «ты».
Фимочку поместили в мезонине, в той комнате, где жили чувилевцы. Соня, поднявшись в мезонин, чтобы позвать новую жиличку ужинать, удивилась, найдя ее все в том же комбинезоне.
— Да сними ты этот панцырь! — смеясь, предложила Соня. — Уж не собираешься ли ты спать в нем?
— Он мне ужасно нравится, Соня, — призналась Фимочка. — Когда мама мне его сшила, все знакомые и подружки ходили смотреть на него, как на доспехи какие-нибудь… честное слово! Мама и папа так гордились, что вот в этом комбинезоне я буду восстанавливать Кленовск. Одно только жалко: не успели мы достать никаких инструментов!
— Значит, это для инструментов твоя мама нашила на него столько карманов? — засмеялась Соня.
— Да, как жаль, подумай: карманы есть, а инструментов нет…
— Я думаю, что для работы тебе достаточно будет одной хорошей авторучки, — осторожно начала Соня.
— Какая еще авторучка? — передернулась Фимочка, и ее нежное розовое личико приняло брезгливое выражение.
— А с книгами иметь дело не хочешь? — спокойно спросила Соня. — Ведь ты же библиотекарь.
— Ну, и что из этого следует? — вспылила Фимочка, и голубые глаза ее сердито засверкали. — Я приехала сюда строить дома, а не возиться с книгами!
— Вот как! — удивилась Соня. — По-твоему выходит, работать в библиотеке — значит «возиться с книгами»?
— Нет… я совсем так не думаю, — смутилась Фимочка.
— Тогда разъясни: почему здесь, в Кленовске, ты так презрительно говоришь о своей специальности?
Девушка смущенно заморгала пушистыми ресницами и повторила:
— Нет, конечно, я совсем так не думаю, но в сравнении с восстановлением города моя работа библиотекаря кажется обыкновенной, серенькой.
— Прекрасная работа среди книг! — воодушевилась Соня. — И знаешь, Фимочка, ты нас заинтересовала прежде всего как библиотекарь.
— Неужели? — упавшим голосом спросила девушка и вдруг, закрыв лицо пухленькими ручками, всхлипнула: — Ах, как я мечтала строить… Мне так хотелось стать каменщиком или бетонщицей, а тут, подумайте, что получается…
— Ну, ну! — нежно сказала Соня. — Утро вечера мудренее, мы с тобой еще завтра поговорим. Снимай-ка свой комбинезон, а то нас уже заждались с ужином. Дай-ка я тебе помогу снять… Ух, тяжесть какая!
В пестреньком платьице маленькая Фимочка казалась хрупкой, как ребенок, только голубые глазки ее смотрели грустно и растерянно.
— Ну, ну, завтра все определится, — ласково пообещала Соня.
Утром Фимочка, смотря на Соню жалобным взглядом, спросила:
— Так что же, я буду строить?
— Будешь, будешь строить, — пообещала Соня. — У меня сегодня вечерняя смена, и после завтрака мы с тобой направимся на место твоей работы.
Когда девушки подошли к новому зданию Центральной библиотеки, Фимочка горько вздохнула.
— Значит, ты все-таки хочешь, чтобы здесь я делала то же самое, что и в Куйбышеве? Стоило после этого сюда приезжать!
— Еще как стоило! — хладнокровно отозвалась Соня. — Вот мы сейчас с тобой входим в читальный зал. Видишь, он даже двусветный.
— Да, очень хорош, — оглядываясь вокруг, подтвердила Фимочка. — Но ведь он еще не оборудован!
— Вот в том-то и дело, Фимочка, мой друг.
Книгохранилище, очень просторное и светлое, Фимочке показалось самым несчастным местом на земле.
— Батюшки! Да здесь и книг-то нет! — пораженно воскликнула она, озирая несколько полок, на которых жидкими стопочками лежали старые, обтрепанные книги.
— А откуда им быть в разоренном фашистами городе? — отозвалась заведующая библиотекой, сухонькая старушка с двумя парами очков на костистом носу.
— Вот, товарищ Чебакова, познакомься, — сказала Соня. — Старейший библиотекарь нашего города, Вера Даниловна Красева. Была на пенсии и вот опять вернулась в библиотеку.
— Вернешься! — тем же ворчливо-строгим тоном ответила Вера Даниловна. — Библиотекарей-то в городе не осталось. В партизанском отряде один погиб, кое-кто помер, а некоторые еще из эвакуации не вернулись, да и вернутся ли… Вот я, как последняя могиканша, заправляю тут. А чем заправлять — сами видите, девушка!
— Да у вас и никаких отделов не видно: где выданное для взрослых, где выданное для детей, где отдел помощи самообразованию, отдел политучебы, библиографии… Ну, как есть ничего нет! — сочувственно поддержала Фимочка.