— И как нас она учила, так и вас с Тамарой обучит прекрасно, — подхватила Юля Шанина.

— А мы и не сомневаемся, что с такими знаменитостями, как вы, нам с Тамарой открыт путь славы! — не без лихости ответила Маня Журавина.

При этом она успела кивнуть Яну Невидле, который находился неподалеку, около будки электриков, заканчивая кое-какие подсобные работы. Ян уже привык к тому, что каждое задание, которое он выполнял, было обязательно срочным. Теперь ему особенно приятно было стараться: впереди его ждало одобрение Мани и шутливое разрешение смотреть на нее.

— Тамара, ты трусишь? — шепнула Маня, смотря на бледное, сосредоточенное личико Тамары, — Ой, дурочка, я ведь тоже трушу, но только виду не показываю!..

— Надо твердо помнить, чему нас Соня учила: вести электрод в нужном направлении и следить за рукой, — важно поджимая неяркие губки, посоветовала шепотком Тамара.

— По местам! Надеть щитки! — скомандовала Соня, и электросварка началась.

Тамара дрожащей рукой направляла свой электрод в указанном ей направлении. Сквозь черное стеклышко девушка увидела жарко-белые вспышки своего электрода, увидела жирные меловые значки, отчеркнутые рукой Сони на бурой броне танка, но шов, который оставлял ее электрод, словно потерялся куда-то. Тамара сразу облилась потом, бурно забилось сердце, ослабели ноги.

«Да где он, шов этот проклятый?» — холодея от ужаса, подумала Тамара, видя, как ее электрод, разбрасывая белые фонтаны искр, словно взрывал на броне мохнатую темную бороздку, которая казалась Тамаре бесконечной.

«Остановить! Сказать Соне…» — И Тамара подняла руку, чтобы сбросить с лица щиток и признаться Соне в своем провале, — и вдруг глубокий, облегченный вздох вырвался из груди новой электросварщицы: в памяти ее ясно прозвучали слова Сони: «Помни, что шов ты увидишь тогда, когда собьешь шлак».

«Как же я могла об этом забыть! — смеясь от счастья, думала Тамара. — Значит, я веду электрод верно…»

Мохнатые бороздки шлака вели как раз туда, где белели крестики и стрелки, поставленные Сониной рукой.

Седоусого полковника и еще двух офицеров-танкистов из расквартированной под городом танковой части сразу на заводе все заметили.

— На электросварку пошли! — прошумели голоса.

Любопытный Сережа, не вытерпев, сбегал в цех электросварки и вернулся оттуда очень довольный тем, что видел.

— Когда военная комиссия ремонт машины одобрила и похвалила бригаду за срочное выполнение, полковник сперва поздравил всех девушек, а потом и говорит: «Надеемся, дорогие товарищи, что и в следующий раз, если придется, вы так же добросовестно отнесетесь к фронтовому заказу». Тут твоя сестра Тамара — это, Виталий, специально для твоего удовольствия сообщаю! — улыбнулась танкистам и этак, знаешь, храбро сказала: «Мы всегда рады помочь нашей Красной Армии!..» Вот какая боевая стала твоя сестрица!

Виталий промолчал.

— «Тридцатьчетверку» тут же, понятно, заправили, двое офицеров спустились в танк и покатили к себе в часть… Слышали, как танк рычал? Проводили военных, и потом все, и директор, и парторг, поздравили Соню, всю ее бригаду и поставили их в пример двум мужским бригадам… вот как!

— А уж тут как тут, наверно, от «Кленовской правды» корреспондент прибыл, — добавил Сунцов.

— Обязательною! — пропел Сережа, довольный тем, что был в центре внимания. — Корреспондент еще раньше военной комиссии в цех прибежал, чтобы ничего не пропустить. Я слышал, как он Соню и всех других членов бригады расспрашивал. А твоя, Виталий, сестрица опять отличилась: начала рассказывать, как она сначала волновалась во время работы и как потом увидела, что все у нее идет правильно… и, знаешь, так все интересно Тамара описала, что и мы все и корреспондент с удовольствием слушали ее и смеялись. А потом корреспондент, очень довольный, сказал всем девушкам, что их высказывания «чрезвычайно оживляют материал»! Понятно?

— Нет, я не понимаю, — недовольно признался Виталий.

— Чудак! Это значит, что завтра в «Кленовской правде» ты прочтешь новый очерк о восстановлении нашего завода… и о твоей сестре! — пояснил Чувилев. — Я даже узнал, что очерк будет называться: «Электросварка заработала!» Вот!

— Откуда же ты это узнал? — завистливо спросил Сережа.

— А я тоже заглянул на электросварку, — скромно сказал Чувилев. — Ты, Сергей, все верно рассказал.

— Спасибочко вам! — рассердился Сережа. — Скажите, какой ловкач выискался! Я рассказываю, а он, оказывается, меня проверяет!

— Ну, чтобы Чувилев да не посмотрел на электросварку в такой ответственный момент! — громко усмехнулся Сунцов. — Ты, Сережа, не принял во внимание, что там есть… гм… одна особа… которая его глубоко интересует…

— Поди ты к черту! — вспыхнул Чувилев, но Сунцова поддержал Игорь Семенов:

— Нормально развитое воображение, Сергей, должно тебе подсказать: дело не в «проверке», а в том, что Чувилеву приятно из чужих уст услышать то, о чем ему самому думать приятно! Понимаешь ты, мудрец?

И далее Семенов тоже, как и Сергей, похвально отозвался о Тамаре.

«Далась она им!» — растерянно думал Виталий, силясь представить себе, как сейчас выглядит Тамара.

Забежав в цех электросварки, Виталий сразу увидел Тамару в небольшой кучке женщин челищевской бригады. Все они стояли около сложенных клеткой железных брусьев и вели оживленный разговор с мастером о «большом гражданском заказе». Тамара стояла вполоборота к брату. Одета она была попрежнему в старенький ватник и в выцветший, заштопанный шерстяной шлем на голове, — но что-то неуловимо новое чувствовалось в том, как Тамара стояла, слегка закинув голову и заложив руки за спину. Увидев брата, она обернулась к нему. И тут Виталий увидел новое, горделиво-радостное выражение всего ее повзрослевшего лица.

— Ты что, Виталий? — мягко спросила она, одновременно показывая всем своим видом: «Если бы ты сейчас хотел сказать мне самые приятные слова, я все-таки не могла бы говорить с тобой, — ты же видишь, я занята серьезным делом».

— Ты что? — повторила Тамара.

— Я… ничего… — растерялся Виталий.

…Утром Тамара, никого не дожидаясь, ранехонько убежала на завод.

— Что ж это сегодня она? — недоумевала Ираида Матвеевна.

— Что? Ей хочется скорее прочитать, что о ней в газете напечатано, — усмехнулся Виталий.

В первой же витрине, около Дома Советов, Ираида Матвеевна и Виталий увидели свежий номер «Кленовской правды». На первой странице, среди колонок жирного петита, под заголовком «Электросварка заработала», смотрели портреты всей челищевской пятерки.

— Тамарочка наша тут… боже ты мой! — пораженно шептала Банникова, разглядывая улыбающееся лицо дочери.

— Видишь, мама, — насмешливо-наставительным тоном заговорил Виталий, — вы с папой мечтали из Тамары артистку сделать, мечтали, чтобы о ней в газетах писали. Вот о ней и написали… только совсем по-другому все вышло!

В большом заводском проходе, где обычно развешивались газеты, Банниковы увидели Тамару. Ее окружила большая группа рабочих, которые читали вслух газету и поздравляли Тамару. Она стояла, радостно улыбаясь и блестя глазами, счастливая, розовая, как будто свежий и веселый ветер ласкал ее лицо.

— Статью-то надо вырезать да на стенку в рамочку бы… для памяти, — шептала Банникова на ухо сыну.

А Виталий смотрел на сестру, и что-то ломалось и таяло в его недоверчивой, строптивой душе.

Однажды вечером, в двадцатых числах декабря, Евгений Александрович Челищев пришел с работы домой оживленный и говорливый, каким его давно уже не видали.

— Ну, Любочка! И вы, девочки… могу вам объявить приятную новость: меня сегодня вызывал Николай Петрович Назарьев для серьезнейшей беседы… Как это произошло? Сейчас я вам все поведаю.

Сообщив, что начальник механического цеха уходит в армию, директор предложил Евгению Александровичу занять его место.