Но в эту минуту к Николаю Петровичу подошел высокий чернявый человек с седыми висками, худой, без шапки, в старом драповом пальто, перевязанном широким кожаным поясом с медной пряжкой.

— Николай Петрович, здравия желаю! — громко поздоровался он. — Не узнаете? Сотников Петр Тимофеич, бригадир первой стахановской бригады на заводе… вспоминаете?

— А! Конечно!.. Изменились вы сильно, Петр Тимофеич!

— Под смертью томились, а теперь воскресли… Извиняюсь, Николай Петрович, сейчас пронесся слух, будто здесь уже сегодня на работу записывают, кто на заводе раньше работал.

— Необоснованный слух, — сухо ответил Николай Петрович. — Мы известим.

— А представьте себе, — оживленно сказал полковник Соколов, — меня уже многие об этом спрашивали.

— Так ведь понятно же! — воскликнул Сотников, обводя всех испуганно-вопрошающим взглядом запавших глаз. — Ведь многие и многие люди этого дня, как светлого праздника, ждали!.. Ведь товарищи, подумать надо! Тысячи людей не только о хлебе насущном — по настоящей работе изголодались!

— Мы всех известим, — уже мягче произнес Николай Петрович и опять было двинулся с места, но наблюдавший эту встречу Пластунов вдруг подошел к Сотникову, назвал себя и сказал, обращаясь ко всем:

— А в самом деле, люди нас так давно ждали, что их нетерпение естественно и понятно.

— Вы знаете, товарищи начальники, — энергично заговорила тетя Настя, — люди сюда уже сколько дней с документами приходят. Заводские книжки и номерки, что в табельной вешали, — все сохранили!..

— Не какие-нибудь непомнящие, а с документацией, как полагается уважающему себя рабочему человеку, — прогудел бас Василия Петровича.

— Вот видите! — уже весело сказал Пластунов. — Вот видите! Люди даже во всеоружии пришли…

— Уж не хотите ли вы, Дмитрий Никитич, здесь летучую канцелярию устроить? — недовольно спросил Николай Петрович.

— А разве у нас есть в городе «нелетучая» канцелярия? — ответил шуткой Пластунов. — И зачем нам, в самом деле, откладывать такое насущное для нас дело — собрать заводской народ!

— Есть народ, есть и завод! — убежденно пробасил Василий Петрович.

«Вот она, парторганизация наша, уже принялась за дело!» — подумал Пластунов и веселым, уверенным голосом сказал:

— Так давайте, товарищи, приступим!.. Возражений нет?

— Ну, что ж, — усмехнулся Николай Петрович. — Как говорится: ваша взяла!

Тетя Настя громко и решительно заявила:

— Намаялся народ, душой изголодался. Предлагаю создать комиссию по набору рабочих!

— Настасья Васильевна Журавина, — быстро сказал Пластунов.

— Согласна. Василия Петровича Орлова предлагаю… Мы тут, как старожилы и бывшие партизаны, народ знаем.

Далее в комиссию вошли: Пластунов, Назарьев и Соколов.

— Вон здесь, недалечко, мы из кирпичей вроде стола соорудим… а на фундаменте сидеть можно, — заявил Петр Тимофеевич Сотников, а потом, хитро и ласково поведя кустистыми бровями, добавил: — Смотрите, люди уже в боевой готовности — ожидают!

— Председателем комиссии предлагаю товарища Пластунова, — заявил Назарьев.

Все согласились.

— Начнем, товарищи! — скомандовал Пластунов.

На заводском поле уже выстроилась длинная очередь. Как живая река, она огибала остатки каменных столбов, стен, лестниц, железных конструкций и уже говорливо шумела.

На одном конце кирпичного стола запись вели Соколов, Василий Петрович и Назарьев, а на другом — Пластунов и тетя Настя.

Оживленный говорок, взволнованные вздохи, быстро передающиеся по цепи слова, как теплый ветер, порхали над живой людской рекой.

— У кого все сохранено, того, смотрите, хвалят, поздравляют!

— Как хорошо, что у меня все, все сохранилось, товарищи: и трудовая книжка, и почетные мои свидетельства, и квитанции, когда я премиальные получал…

— Ох, беда, а у меня все при пожаре сгорело!

— Ничего, не горюй! Назарьев своих всех знает!

— Ты куда, бабушка? Тебе в такое время положено дома быть.

— А я, милые, не желаю, у меня важный наказ: сына записать… Больной он у меня, а документы его все со мной, сохранные!

— Не мешайте ей, — сейчас и у стариков душа молодеет!

— Дождались праздничка, дорогие граждане!

— Советские граждане, — это, брат, выше всех чинов на свете!

— Девушки, девушки! Вы уже записались?

— Уже, уже!

— Ну, ну, расскажите…

— Слушайте, товарищи, слушайте!

— «Мы, — говорим, — обе фрезеровщицы». А Пластунов говорит: «Фрезеровщицы — это хорошо, а только до того, как фрезера появятся, вам придется и камни таскать и бетон месить».

— Уж само собой разумеется!

— Господи, да все поднимем своими руками!

— Была бы с нами наша власть — и все, милые, пойдем!

— Василий Иваныч, здорово! Записался?

— Все в порядке!..

— То-то сияешь, как именинник!

— Что, брат, именинник… Будто вновь родился!

— Товарищи, не напирайте там сзади! Все дойдем!

Проходили еще и еще пожилые и молодые люди, худые, до времени поседевшие, плохо одетые, но у всех были довольные, радостно-задумчивые лица. Многие громко поздравляли друг друга, обнимались, некоторые женщины даже всплакнули от волнения.

Когда очередь дошла до Игоря Чувилева, он подтянул к столу Тамару Банникову и быстро сказал тете Насте:

— Вот ее… Тамару Банникову очень прошу записать. На заводе еще не работала, специальности не имеет… но мы возьмем ее к себе в бригаду…

— Что ты, что ты! — испуганно прошептала Тамара, но Чувилев строго поднял руку и повторил:

— Мы возьмем ее к себе в бригаду и сделаем из нее специалиста!

— Дело, Игорь! — одобрила тетя Настя и записала Тамару.

— Господи, что ты сделал? — жалобно сказала Тамара, когда оба отошли в сторону. — Что я смогу?..

— С нами ты сможешь все! — веско произнес Чувилев. — Вон там стоят все наши — Соня, Толя, Сергей, Игорь Семенов, Юля Шанина. Идем к ним!

…Когда Ольга Петровна Шанина в ответ на вопрос Соколова назвала свою фамилию, парторг Пластунов, с улыбкой кивнув в ее сторону, сказал:

— Это одна из славных стахановок нашего Лесогорского завода!

— Так, так, уральская слава! — довольно усмехнулся Соколов. — Специальность ваша, товарищ Шанина?

— Электросварщица.

— Ольга Петровна — участница первой на заводе женской бригады, так сказать одна из зачинательниц по освоению этой профессии женщинами, — опять добавил Пластунов.

Соколов уже пристальнее посмотрел на нее:

— А что вы сваривали?

— Корпуса танков.

— Отлично! Технический опыт военных лет и здесь сослужит вам хорошую службу. Верно?

— Да, я буду стараться, — радостно пообещала она, встретясь глазами с его ласковым взглядом.

— Отлично! — повторил полковник, подавая ей руку.

Ольга Петровна ощутила крепкое, горячее рукопожатие и, отойдя, оглянулась на Соколова. Он уже говорил с кем-то другим, но Ольге Петровне показалось, что так, как на нее, он больше ни на кого не смотрел.

«Все сделаю, все, что ему обещала!» — думала она, так и видя перед собой черные, яркие глаза Соколова. «Отлично!» В душе у нее все молодо пело от сознания, что она вместе с ним участвует в одном большом деле. Оно казалось ей необъятным, но совершенно выполнимым, и она была счастлива, что понимала это, — ведь именно за это он похвалил ее!

Холодноватый ветер дул Ольге Петровне в лицо, а щеки ее все пылали, и в груди было легко и тепло, как бывало когда-то давно, в детстве.

Чувилев, три его приятеля и Юля Шанина пошли к Банниковым. Тамара шагала несколько поодаль, явно стыдясь своего тряпья и жалкого вида.

Все шли с серьезными лицами, будто не замечая удрученной Тамары. Только Юля Шанина, в ужасе раскрывая хорошенькие глазки, временами поглядывала на понурую фигурку Тамары.

«Эх, идет-бредет, будто земля ее не держит! Вот тебе и будущая балерина!» — думал с жалостью и досадой Чувилев.