— Что ж, лестно за техническим городским надзором надзирать! — нашлась ответить Ксения Саввишна. — Смотри-ка, Ольга, тебя и тут ждут, и там хорошо встречают!
— Ольга Петровна, пожалуйте-ка сюда! — кричали ей с разных концов стройки.
— Сейчас, сейчас, товарищи, — отвечала Ольга Петровна.
Ее не просто знали как «начальство», но и как «добрую помощницу», которая умела требовать выполнения работ в срок и их хорошего качества, всегда была готова поддержать новое и полезное начинание. Она гордилась про себя, что заслужила славу справедливого, отзывчивого человека.
— Ольга Петровна, зайдите к нам! — кричали ей с нижнего этажа.
— Сию минуту! — откликалась Ольга Петровна.
Привычное оживление труда тотчас же повелительно охватывало ее. Она выслушивала сообщения бригадиров, отвечала на множество вопросов, спрашивала сама, торопливо записывала в свой дневник просьбы и рабочие предложения.
В трехэтажном двенадцатиквартирном доме напротив докрашивали рамы и вставляли стекла. На высоте третьего этажа голоногая девчонка, сверкая розовыми пятками, мыла стекла. Брызги воды летели во все стороны, а девчонка гнулась, как ветка на ветру, и пела:
Лучше нету того цвету,
Когда яблоня цветет…
— Эй, певунья! — крикнула ей Ольга Петровна. — Осторожнее там… еще свалишься!
— Не-ет! — хохотала девчонка, продолжая хлестать водой. — Завтра в эту квартиру переезжаем!
К дому подкатила знакомая машина. Из нее вышли Соколов и его жена.
— Здравствуйте, дорогая Ольга Петровна! Вот показываю жене наш возрождающийся Кленовск.
У Ольги Петровны заколотилось сердце и потемнело в глазах, но усилием воли она принудила себя улыбнуться:
— Целый день, знаете, на жаре… глаза даже устают от солнца.
Соколов, представив свою жену, добавил с поклоном в сторону Ольги Петровны:
— Вот, Тася, наша, можно сказать, главная строительница. Когда мне приходится выезжать, я могу быть совершенно спокоен и надеяться на ее умение и хватку в работе, как на каменную гору!
— Вы меня совсем захвалили! — опять насильно улыбнулась Ольга Петровна.
Жена Соколова начала спрашивать, долго ли восстанавливался этот большой дом с балконами и пилястрами по фасаду.
— Милая! — засмеялся Соколов. — Тут только номинально говорится «восстановленный объект»!.. По сути дела, это вновь построенный дом.
— Правда, — не скрывая гордости, подтвердила Ольга Петровна. — Если бы вы знали, какая это была развалина! Мы смогли воспользоваться только одним фундаментом… а все, что вы здесь видите, новое, как с иголочки!
День спустя после праздника переселения, едва Соня вернулась домой, Любовь Андреевна, взволнованная, вошла к ней в комнату:
— Что это, Соня? Нам с папой только сегодня стало известно, что ты собираешься выходить замуж за Пластунова и что у вас все решено. Это серьезно?
— Серьезно, мама… на всю жизнь!
— Ты… так его любишь? А ты проверила себя? Может быть, это… преклонение перед его авторитетом?
— Мама!
В глазах Сони зажглась непримиримая решимость, и мать отступила.
— Хорошо, пусть будет так. Но стыдно было бы нам отпускать тебя из дому, как говорится, без ничего. Разреши нам с отцом похлопотать для тебя!
Соня подумала, улыбнулась:
— Ну, хорошо.
— Вот и чудесно! Только ты мне уж дай некоторое время, чтобы все получилось как следует. Согласна, доченька?
— Ну… согласна.
— Соня! — закричал Чувилев, вбегая в комнату. — Уже появились первые ласточки! Вот почта за два дня — первые ответы на наше письмо!
— Давай, давай! — оживилась Соня и стала вслух читать письмо.
Действительно, это были вполне серьезные и деловые ответы на коллективное письмо большой группы кленовских комсомольцев-активистов, обращенное к советской молодежи и опубликованное в центральных газетах. В этом письме кленовские комсомольцы рассказывали о своей работе и призывали молодежь помочь им в восстановлении города. Самое первое по дате отправления письмо пришло из города Куйбышева, от Фимы Чебаковой. Оно было написано с энергическим лаконизмом:
«Я, Фима Чебакова, девятнадцати лет, окончила библиотечный техникум, работаю по специальности. Я приехала бы к вам в Кленовск, товарищи, немедленно после прочтения вашего письма в газете, но я не могла уехать, не найдя себе заместительницы. Как только сдам ей дела, тотчас же выеду в Кленовск — и немедленно за работу!
Сердечный комсомольский привет всем вам шлет
С е р а ф и м а Ч е б а к о в а».
— Эта, пожалуй, раньше других приедет — решительная! — заметила Соня. — Знаешь, Игорь, Павла Константиновна будет очень рада этой Фимочке!
— Почему?
— Да как же! Здание Центральной библиотеки восстановлено, работу нужно там начинать, восстанавливать книжные фонды… Словом, нужен специалист библиотечного дела. Надо сказать Павле Константиновне об этой Фимочке. Ну, давай дальше читать.
Восемь писем — из Москвы, Чапаевска, Ульяновска, Вологды, Нижнего Тагила, Новосибирска, Алма-Аты и Ташкента — написали юноши, учащиеся старших классов средней школы, которые предлагали «посвятить свое каникулярное время большому общественному делу», как и было написано в одном письме. Два письма пришло из Бурят-Монголии, остальные прилетели в Кленовск из разных мест: Великого Устюга, Тюмени, Челябинска, Молотова, Горького, Казани.
— Серьезное дело, Игорь, — сказала Соня. — Во-первых, надо всем ответить… и не какой-нибудь бумажонкой, а каждому отдельно, по-дружески.
— Само собой, — отозвался Чувилев.
— Потом приготовиться к встречам, Игорь.
— А их будет, чувствую, мно-ого! — засмеялся Чувилев. — Тепло, весна, вот тут они и посыплются, ответы на призыв!
Соня согласно кивала его словам.
— Послушай, Игорь, действительно может разгореться большое дело. Нам надо подготовиться к этому.
И оба принялись обсуждать этот весьма срочный вопрос, потому что отзывчивые ребята с характером, подобным, например, Фиме Чебаковой из Куйбышева, могут вот-вот приехать в Кленовск. Многие могут прибыть и без всяких извещений: «Мы вам нужны — вот мы и здесь!..» Значит, надо установить на вокзале «молодежные посты» для встречи отрядов восстановителей. К участию в этих «постах» следует привлечь также школьников.
— Только кликнуть клич, Сонечка! А уж ребята увлекутся этими дежурствами на вокзале, встречами, новыми знакомствами…
Тут же было решено, что жить приезжим восстановителям придется в палатках, которые удобнее всего раскинуть в Кленовом доле. Хотя и весной страшно и больно смотреть на черные остовы мертвых кленов, но широкая долина и кусты по холмам уже зеленеют, — ведь весна же, весна!..
— Ну как тебя поймешь? — с ласковой иронией сказала Соне мать, когда Чувилев ушел домой. — Только что говорила о женихе… и сразу о какой-то там Фимочке, о восстановителях, о палатках… не понимаю!
— А что же здесь непонятного, мама?
— Когда я выходила за вашего отца, мне со всеми хотелось говорить о нем, я думала только о нем, о моем женихе.
— И я думаю о… Дмитрии, — слегка запнулась Соня.
Фима Чебакова послала в адрес бюро комсомола странную телеграмму:
«Буду Кленовске двадцать четвертого мая прошу встретить путевкой вагон семь».
В комнате бюро сидели Маня Журавина и Тамара Банникова.
— Какой путевкой? Может быть, она думает, что будет жить в доме отдыха? — насмешливо предположила Маня. — Уж не едет ли к нам капризная мамина дочка?
— Нам с тобой как раз поручено встречать эту мамину дочку, — недовольно вздохнула Тамара: Фима Чебакова из Куйбышева заранее ей не понравилась.
Когда поезд подошел к перрону, Маня и Тамара заторопились к вагону номер семь. Но не успели они дойти, как из вагона выскочил подросток в новом, из толстой парусины, комбинезоне, который смешно, будто жестяной, топорщился на маленьком теле. Из-под широкополой, парусиновой же шляпы на розовый лоб и круглые щеки подростка выбивались светлые вьюнки волос. Быстро оглядевшись по сторонам и пожав плечами, подросток решительно направился вперед, держа в одной руке скромных размеров чемоданчик, а в другой постельные принадлежности в полотняном чехле с красиво вышитым вензелем.
