«Хочешь – милуй…» Хочешь – милуй, хочешь – казни. Только будут слова просты: дай взаймы из твоей казны хоть немножечко доброты. Потому что моя почти на исходе. На самом дне. Погубить ее, не спасти — как с тобою расстаться мне!.. Складки, врезанные у рта, вековая тяжесть в руках… Пусть для умников доброта вновь останется в дураках!.. Простучит по льдинам апрель, все следы на снегу замыв… Все равно мы будем добрей к людям, кроме себя самих! Все равно мы будем нести доброту в снеговую жуть!.. Ты казнить меня погоди. Может, я еще пригожусь. «Приходит врач, на воробья похожий…» Приходит врач, на воробья похожий, и прыгает смешно перед постелью. И клювиком выстукивает грудь. И маленькими крылышками машет. – Ну, как дела? — чирикает привычно. — Есть жалобы?.. — Я отвечаю: – Есть. Есть жалобы. Есть очень много жалоб… Вот, – говорю, — не прыгал с парашютом… Вот, – говорю, — на лошади не ездил… По проволоке в цирке не ходил… Он морщится: – Да бросьте вы! Не надо! Ведь я серьезно… – Я серьезно тоже. Послушайте, великолепный доктор: когда-то в Омске у большой реки мальчишка жил, затравленный войною… Он так мечтал о небе — синем-синем! О невозможно белом парашюте, качающемся в теплой тишине… Еще мечтал он о ночных погонях! О странном, древнем ощущенье скачки, когда подпрыгивает сердце к горлу и ноги прирастают к стременам!.. Он цирк любил. И в нем — не акробатов, не клоунов, не львов, больших и грустных, а девочку, шагающую мягко по воздуху, спрессованному в нить. О, как он после представлений клялся: «Я научусь! И я пойду за нею!..» Вы скажете: «Но это все наивно…» Да-да, конечно. Это все наивно. Мы — взрослые — мечтаем по-другому и о другом… Мечта приходит к нам еще неосязаемой, неясной, невидимой, неназванной, как правнук. И остается в нас до исполненья. Или до смерти. Это все равно. Мы без мечты немыслимы. Бессильны. Но если исполняется она, за ней – как ослепление — другая!.. Исполнилось лишь самое начало. Любовь исполнилась и крик ребенка. Исполнились друзья, дороги, дали. Не все дороги и не все друзья, — я это понимаю!.. Только где-то живут мечты — наивные, смешные, — с которых мы и начали мечтать. Они нам в спины смотрят долго-долго — вдруг обернемся и «спасибо» скажем. Рукой взмахнем: «Счастливо. Оставайтесь… Простите за измену. Мы спешим…» Но, может, это даже не измена?! …А доктор собирает чемоданчик. Молчит и улыбается по-птичьи. Уходит. И уже у самой двери он тихо говорит: – А я мечтал… давно когда-то… вырастить овчарку… А после подарить погранзаставе… И не успел… — Действительно, смешно. «Мне такою нравится земля…»
Мне такою нравится земля: полная различного зверья. Криками то жалкими, то вдруг схожими с высокой медью труб. Нравится минута мне, когда из низин крадется темнота и восходят, жмурясь и грозя, желтые тигриные глаза… Мне такою нравится земля: птицы улетают за моря, оставляя птичие права всем, кому и впрямь тайга мертва, жестковаты спальные мешки, надоедлив зыбкий звон мошки. Для кого смешон огонь костра, ночь – протяжна, а река – быстра… Мне такою нравится земля: на сто километров нет жилья, на сто километров – ни души. Хоть кричи, хоть жалобы пиши. Жалуйся на зябкую росу, на рассвет, на шорохи в лесу, на цветок, припавший к шалашу. Жалуйся! А я не поддержу… Мне такою нравится земля! Вся – в новинку. В радость. Вся не зря! С первых дней и до последних дней… А еще люблю я, чтоб на ней вырастали очень навсегда пригороды леса — города. |
