— Я — с тобой? — Витяня покосился на меня и снова уставился на Матвея. — Ты считаешь, что нам есть о чем разговаривать?

— Почему же нет?

— О жизни, о любви?

— Да мало ли…

Витяня подождал, пока молчание в комнате отстоялось.

— Хорошо, — согласился он наконец, укладывая пистолет Матвея в карман, — поговорим. Ты, кстати, зачем сюда пожаловал?

— Не понял! — Тополев поджал губы.

— Ну, ты ведь не опер, Матвей. Ты же у нас аналитик с большой буквы. А тут вдруг на дело вышел… Или в немилость попал, а?

— Да нет, Мишин, по тебе соскучился.

— Надо же… — удивился Витяня. — Жаль, что встреча будет недолгой.

— А вот на это особенно не рассчитывай.

— Почему, Матвеюшка?

— Потому что живым тебе отсюда не выйти.

— Неужели? — задумчиво пробормотал Мишин. — На что ж и говорить тогда?

— Все равно сидим, — Тополев осторожно пошевелился в кресле. — Так что скажешь?

Витяня предостерегающе повел стволом.

— Вы должны меня отпустить. Навсегда. Под стопроцентные гарантии. Тебе передали насчет досье?

Тополев кивнул.

— Такой провал среди латиносов вы не переживете. Документ, естественно, в надежном месте. Хочешь — свяжись с Москвой, хочешь — решай сам.

— А бумаги, — усмехнулся Матвей, — ты, конечно, отдашь нам, сняв предварительно копии?

— Не смертельно. Смените явки, перетасуете людей. За три недели управитесь. А мне этого времени хватит, чтобы исчезнуть. Вы меня не знаете, я вас не знаю. Думай, подполковник!

Матвей опустил голову, щеки его налились кровью.

«Дурак ты, Мишин, — размышляла я, переводя взгляд с одного на другого. — Дурак, если готов поверить, что этот гад выпустит тебя живым. Что-то между вами есть еще, помимо служебного интереса. Что-то такое, чего Матвей тебе в жизни не простит. Ты думаешь, он сейчас в голове шифровку Андропову лепит? Ни фига подобного, он думает только, как бы получить передышку, извернуться, ускользнуть. А там…»

— Хорошо, — хрипло пробормотал Матвей. — Я передам твои условия в Москву. Что дальше?

— А ничего! — Витяня пожал плечами. — Если они будут приняты, я исчезну.

— Где гарантии, что наши люди будут в безопасности?

— Не будь идиотом, Матвей, — губы Витяни искривились в усмешке. — Я с такими клиентами отношения не порчу. Себе дороже.

— А если придет отказ?

— Все равно уйду, хоть и без комфорта. Но это война, Матвей. И в ней я за твою перхотную башку и пятака не дам. Ты же знаешь, с аналитиками у меня разговор короткий.

— Пугаешь, Мишин?

— Ввожу в курс дела.

Матвей снова опустил голову.

— Как с тобой связаться?

— А очень просто, — беспечно сказал Витяня. — Я живу в номере напротив. Сейчас я в нем запрусь. Входить в номер имеет право только наша общая знакомая, — он кивнул на меня. — Только одна и только с поднятыми руками. Она и передаст мне ваш ответ. Собственно, он не может быть отрицательным. Променять одного, пусть даже очень насолившего агента почти на всех «кротов» в Европе и Латинской Америке?.. Нет, не верю я в такой вариант.

«И совершенно зря, кретин!» — подумала я про себя, однако от комментариев вслух решила воздержаться.

— Хорошо, — Матвей поднял голову. В его глазах уже загорелся привычный блеск. Он даже перевел взгляд на меня и изобразил на лице некое подобие улыбки. Это, надо понимать, было благодарностью за то, что я честно довела до его сведения свою беседу с Витяней в поезде.

Мишин между тем повернул ключ, выглянул в коридор и, видимо, удовлетворенный осмотром, сделал шаг из комнаты. Повинуясь движению его руки, я и Матвей поднялись со своих кресел и медленно пошли к открытой двери. Витяня пересек коридор, покрытый потертой ковровой дорожкой, и толкнул дверь номера напротив.

— Я жду до вечера, Матвей. Потом уйду. И смотри… ты меня знаешь.

Он отступил в глубину комнаты. Дверь резко захлопнулась, дважды повернулся в замочной скважине ключ.

Мы остались стоять у моего семнадцатого номера, где только что разыгралось увлекательное представление, после которого, по моим понятиям, жизнь Витяни Мишина потеряла всякую цену. Замешательство длилось несколько секунд. Затем Тополев повернулся ко мне:

— Теперь молчи, — прошептал он, — и делай только то, что я прикажу. Если хочешь жить. Шутки кончились, ясно?

Я машинально кивнула.

— Стой здесь и смотри, чтобы он не вышел. Если выйдет, запрись у себя. Поняла?

Я снова кивнула. То, что поручал мне Тополев, называлось, кажется, «стоять на стреме», но мне уже было все равно, что делать. Подполковник развернулся и широким шагом устремился в глубь коридора. Там он забарабанил кулаком в дверь крайнего номера и спустя секунду спустя скрылся за ней. Я не успела даже подумать, хорошо это или плохо, как Тополев снова выскочил в коридор, а за ним — три знакомых мне молодчика. Один из них на ходу натягивал меховую куртку.

— Зайдите к себе, Мальцева, — бросил Тополев, пробегая мимо, — и не выходите, пока вас не позовут.

Два легионера заняли позицию у двери мишинского номера, а Тополев и тот, в куртке, пронеслись дальше, к лестнице.

«Под окном будут караулить», — сообразила я, вспомнив слово «обложили». Неужели Мишин рассчитывал, что хитроумный подполковник действительно станет звонить в Москву? Эх, Витяня, Витяня…

Я заперла дверь. Не видеть никого из них уже было счастьем, но, с другой стороны, я настолько привыкла к бурлящим вокруг меня событиям, что слегка сожалела о невозможности досмотреть до конца стартовавшую акцию возмездия…

31 декабря 1977 года

Разбудил меня стук в дверь. Настойчивый, но в то же время какой-то осторожный, вкрадчивый. Рывком приподнявшись на диване, я первым делом попыталась сообразить, который час? Что вообще произошло, пока я спала? Жив ли еще Витяня? И кто стучит? Тополев? Юджин?.. Последний вариант был слишком хорош, чтобы поверить в него. Да и Мишину нет никакого резона здесь появляться. Значит, Тополев. Зачем он пришел? Сообщить, что Витяни больше нет и необходимость в моем пребывании на этом свете отпала? Или он ничего не скажет, просто выстрелит через дверь, как только я к ней подойду и спрошу: «Кто там?»

Ну уж нет. Такого удовольствия я ему не доставлю!

Я соскользнула с кровати, неслышно добралась до прихожей и, крутанув в замочной скважине ключ, резко распахнула дверь. Передо мной стоял здешний официант — высокий черноволосый толстяк с отвисающим животом. Он почему-то смотрел в пол, наверное, удивляясь способности русских туристов превращать нормальный тихий отель в бардак с беготней и стрельбой.

— Восемь часов, — на неважном английском произнес он. — Мадам будет ужинать?

— Сколько?

— Восемь.

Я проспала весь день.

Есть не хотелось, но желание разузнать обстановку взяло верх.

— Да, я поем.

— Принести ужин в номер или мадам спустится вниз?

Если пропадать, то хоть на людях. Буду спокойно жевать какие-нибудь равиоли, и пусть Тополев разносит мне голову публично.

— Я спущусь.

— Благодарю, мадам, — официант вежливо кивнул и затрюхал к лестнице, смешно тряся животом.

Вонзив ноги в туфли, я вышла в коридор. Первое, что я увидела, был один из Матвеевых ребят, стоявший у стены и не сводивший глаз с Витяниной двери. Черт возьми. Значит, комедия еще не кончилась? Значит, там все еще готовится к схватке мой школьный приятель-мочила. Я приободрилась, понимая, что из двух жертв, очевидно, первой будет все-таки Мишин, а уж потом — я. Значит, как минимум, я поужинаю, отведав напоследок деликатесов голландской кухни.

Но до равиолей не дошло: на лестнице я столкнулась с Матвеем.

— Вы куда, Мальцева?

— Меня пригласили поесть, гражданин подполковник. Но если вы прикажете, я умру от голода в номере. У меня там, кстати, есть корка хлеба, так что месяца полтора протянуть можно…

Тополев невнимательно слушал, поглядывая в сторону моложавого портье, разговаривавшего с официантом.