— Извини…

— Почему так долго?

— Ревнуешь?

— А я должен?

— А ты как думаешь?

— Я не думал об этом.

— А о чем ты думал?

— Он странный человек…

— Витяня?

Юджин кивнул.

— Который час?

Он отогнул рукав куртки и посмотрел на светящийся циферблат:

— Без двадцати двенадцать.

— Поедем?

— Еще минутку, Вэл, я хочу проверить кое-что…

Юджин скосил глаза в зеркальце заднего вида. Тускло освещенный подъезд отеля «Дам» выглядел мирно и безобидно, словно не здесь, не за этими темными стенами, всего несколько минут назад противно щелкали приглушенные пистолетные выстрелы, не здесь разбивались оконные стекла…

— Что он тебе сказал?

— Что у меня еще будут проблемы… — я отвечала автоматически, все еще ощущая какое-то внутреннее напряжение после разговора с Витяней.

— Тоже мне провидец, — хмыкнул Юджин, продолжая наблюдать за подъездом. — С таким же успехом можно было сообщить юноше, что вскоре он станет мужчиной.

— Есть мужчины, которые так и умирают юношами.

— Это не про тебя, Вэл.

— Все настолько хорошо, что ты уже шутишь?

— Все настолько плохо, что я должен биться в истерике?

— Уедем отсюда поскорее, прошу тебя!

— Еще немного.

— Ну, пожалуйста!.. — рядом с ним я вдруг поняла, что полностью расслабилась, утратила способность защищаться.

— Тебе страшно, Вэл?

— Да. Я никогда не верила в фильмы со счастливым концом.

— Увы, ты не американка! — вздохнул Юджин и смешно закатил глаза.

— Стой! — меня буквально бросило в жар. — А где редактор?!

— Редактор? — Юджин на мгновенье оторвался от зеркальца и посмотрел на меня.

— Да, редактор! И не притворяйся глухим, ты же прекрасно слышал мой вопрос.

— Зачем он тебе, Вэл?

— Где он?

— Вероятно, в багажнике…

— Где?!

— В багажнике второй машины.

— Живой?

— Однозначно ответить трудно, но, думаю, пока живой.

— Что значит «пока»?

— Это значит, Вэл… — впервые я услышала в голосе Юджина раздражение и даже поежилась: настолько это было непривычно. — Это значит, что через несколько минут из подъезда, за которым я наблюдаю, выйдет твой обаятельный школьный товарищ, вытащит из багажника твоего не менее обаятельного редактора, засунет на его место твоего омерзительного куратора, после чего постарается как можно быстрее избавиться от джентльмена, судьба которого тебя так взволновала.

— Он убьет его?

— Думаю, так.

— Но зачем? — я резко повернулась к Юджину. — Зачем, объясни мне?

— Затем, дорогая моя, что ты, по всей вероятности, путаешь происходящее с эпизодом из фильма «Мост Ватерлоо». Так вот, вынужден тебя разочаровать: ты — не Вивьен Ли, а я не Роберт Тейлор. И мы не на площадке, где снимают мелодраму. Тебя должны были уничтожить. Вместе с твоим редактором. Инсценировать автомобильную катастрофу, понимаешь?

— Но ведь этого не случилось, Юджин! Ничего такого не произошло! Зачем же убивать человека?!

— Ты права, — тихо сказал Юджин. — Этого не случилось. К счастью… Но чтобы этого не случилось, твоему Мишину пришлось убрать четырех кадровых работников КГБ. Тебе это известно?

— Я не занималась подсчетами.

— Этим занимался я, — отрезал Юджин. — И отвечаю за достоверность своей информации. Так вот, твой редактор — свидетель, хотя и не очевидец. И если Мишин позволит себе такую непрофессиональную глупость и отпустит его, то сразу по возвращении в Москву он подробно проинформирует кого следует, как и при каких обстоятельствах все это происходило…

— Так ведь Витяне все равно терять нечего! — крикнула я. — Он и так вне закона!

— Во-первых, не кричи, Вэл… — осторожно, словно боясь причинить мне боль, он положил свою здоровенную руку мне на плечо и тихонько прижал к себе. — Во-вторых, ты — и это очень приятный факт — не знаешь законов разведки. Одно дело, когда там, на Лубянке, только предполагают, что все эти трупы в полиэтиленовых пакетах — дело рук подполковника Виктора Мишина. И совсем другое, когда есть живой свидетель…

— Но тогда и меня надо убрать, Юджин. Если уж речь зашла о свидетелях, то я — самый главный. Ведь так?

— Так.

— Значит?..

— Есть еще одно важное обстоятельство, Вэл, — Юджин еще теснее прижал меня к себе. — Ты забыла обо мне.

— Это, пожалуй, единственное преступление, в котором меня сейчас никто не обвинит. Даже Андропов. Но продолжай…

— Пока я с тобой, тебя больше никто не тронет. Мы теперь, как говорят русские, одна компания. А мертвые… пусть они сами хоронят своих мертвецов.

— Ты считаешь, что Витяня неправ? Что мои проблемы кончились? Что мы уже совсем-совсем свободны? — мне очень хотелось услышать «да».

— Нужно, чтобы я ответил прямо здесь? Может, лучше в дороге?

— Но ведь ты сам…

— Тсс! — Юджин приложил палец к губам, потом показал на зеркальце. — Посмотри…

Грязно-белый «рено» лихо развернулся, выпустил в морозный воздух синевато-сизое облачко дыма и исчез за углом.

— Витяня времени не теряет, — с горечью пробормотала я.

— И правильно делает, — Юджин рывком сдернул «фольксваген» с места. — Все грехи надо оставлять в старом году…

31 декабря 1977 года

Сыны туманного Альбиона, попав в это уютное пристанище для холостяков, обшитое полированным тесом и уставленное пузатыми бочками с могучими медными кранами, назвали бы его пабом. Я же, с моим безошибочным чутьем уроженки пролетарского квартала Мытищ, определила, едва переступив порог, что нахожусь в классической, но очень чистой пивнушке.

Лицо Юджина выглядело еще более красноречиво, чем советское объявление новейших времен: «Граждане! Администрация гастронома приносит вам извинения за доставленные неудобства!»

— Это судьба, Вэл! — он развел руками и кивнул на старинные настенные часы, украшавшие полированные стеллажи с бутылками. — До полночи — минута!

Не раздеваясь, мы взобрались на высокие деревянные табуреты.

— Два бокала шампанского, — бросил Юджин худому, как студентка хореографического училища, бармену.

— Простите… — как это нередко случается, бармен-балерина обладал басом регента Александро-Невской лавры. — Мы не держим шампанского.

— А что вы тут держите? — поинтересовался Юджин, тоскливо наблюдая за последним в уходящем году оборотом секундной стрелки.

— Пиво, эль, джин, виски, перно, пастис, шерри, кьянти…

— Ты с ума сошел? — шепнула я по-русски. — Он же будет зачитывать свой репертуар два часа!

— А я не могу чокаться с любимой девушкой пивными кружками, да еще на Новый год! — огрызнулся Юджин, одновременно слушая отчетный доклад бармена и не сводя глаз с часов за его спиной.

— …вермут, темный портер, мартини, сливовица, токай, сакэ, фернет-бранка…

— Водка есть?! — выкрикнула я в последней надежде хоть чем-то ощутимым встретить Новый год.

— Конечно, мэм! — ответил бармен и тут же продолжил: — «Петровская», «Смирнофф», «Старка», «Казачья», «Русская», «Польская»…

— Две водки! — быстро сказал Юджин.

— Какой?

— Все равно!

— Со льдом?

— Да хоть с кетчупом, только побыстрее!

— С кетчупом? — бармен удивленно уставился на моего спутника. — Первый раз слышу. Это какой-то новый вариант «кровавой Мэри»?

— Я пошутил, — отчаявшимся голосом признался Юджин.

— Тогда со льдом, сэр?

— Да.

— Момент!

Бармен нырнул куда-то под стойку и в этот момент часы издали странный звук, похожий на кашель старого астматика, не глотнувшего вовремя свою таблетку.

— Ваша водка! — пробасил бармен, поставив перед нами два толстых стакана, на самом дне которых поблескивала вокруг огромных кубиков льда прозрачная жидкость.

Часы продолжали надсадно кашлять. За нашими спинами гремела нестройная, пронизанная алкогольными парами, мужская многоголосица на суровом, как неструганная табуретка, голландском наречии.