Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Проектор был удивителен тем, что содержал в себе куски его жизни. Причудливые картинки, отрывки, в которых говорилось о нем, но в то же время как бы и о ком-то другом, носившем его имя. Глядя на стереофото, он узнавал и не узнавал себя. Он помнил себя совсем другим, хотя многие факты их жизней вроде бы совпадали. Вещи, окружавшие их, совпадали наверняка. Например, он хорошо помнил тяжелую старинную мебель в том просторном зале. Помнил мундир пилота и прикосновение гермокостюма к телу, хотя никогда не был пилотом. А вот люди на фото были совсем не похожи на тех, с кем он шел в бой, пил Аяганский джин, спал в казарме и зубоскалил между вылетами… Имена были те же, но смеялись и ругались они совсем по-другому. И все эти люди были уже давно мертвы. А он, он был слишком молод, чтобы знать их. И все же, глядя на их фото, он чувствовал, как подкатывает к горлу комок, как часто и неровно начинает колотиться сердце.

Иногда ему казалось, что он сошел с ума. Раздвоение личности – чем не диагноз? Но если он болен, почему его не лечат? Почему держат в тюрьме вместе с какими-то пьянчугами? И вот еще вопрос: может ли сумасшедший сознавать свое сумасшедшие? У него было множество версий, объяснявших, как он мог здесь оказаться, но ни одна не была абсолютно достоверной. Его могли посадить за убийство Дикса, которого он вовсе не убивал. За угон звездолета и за участие в разбойном нападении на вездеход. Помнится, был также момент, когда его оглушил сердитый торговец-капитан, а потом на помощь ему пришли охранники. Быть может, это они упекли его в кутузку?..

Кстати, камера эта была тем единственным, что связывало все эти фрагменты воспоминаний, донимавшие его последние несколько дней во сне и наяву, терзавшие, стоило лишь прикрыть глаза или взять в руки микропроектор. Камера и надзирательница присутствовали и в той, и в этой жизни. Камеры были разные: одна поскромнее, другая побогаче. Надзирательницы тоже отличались внешне, но обе были достаточно симпатичные и терпимые. Обе безымянные. Но надзирательницы заходили редко, а камера побогаче проявлялась, как только ему удавалось прогнать очередное видение.

Помимо камеры и надзирательницы был еще и Лакки. Он тоже являлся связующим звеном, по крайней мере, до тех пор, пока его куда-то не увели. У них было много забавных бесед, и он представлял одну из линий его жизни, где все события, при известном усердии, можно было припомнить и выстроить в более или менее связной последовательности. Но Лакки увели, а в его камеру поместили мужчину и женщину. Они были пьяные и избитые и все время на что-то громко жаловались и кого-то ругали. Потом протрезвели, затихли и перестали обращать внимание на Герцога, предпочитая беседовать друг с другом о таинственном Бэчмане, который скоро придет, чтобы освободить их.

Герцог отвернулся от них и уставился на лежащий на койке микропроектор. Он знал, что его нельзя смотреть, но руки сами потянулись к нему и начали нажимать кнопки настройки. Проклятые воспоминания высекали из его глаз слезы, хотя была в них и какая-то горькая сладость. И это, как ни погляди, было единственное, что у него оставалось, кроме камеры и тишины.

Опустившись на койку, он вперил взор в маленький тусклый экран, и на нем снова появилась фотография Дюральда Дикса. Под фотографией шел хорошо знакомый ему текст…

…официальное заключение о вскрытии Дюральда Дикса гласило, что он получил удар в горло и перед смертью сильно страдал от боли в раздробленной гортани…

– Но это же неправда! – возмущенно воскликнул Герцог. – Нет! Я здесь совершенно ни при чем!

– Ну и что ты собираешься делать?– спросил внутренний голос. Голос его двойника, того самого, который имел свое собственное прошлое, все чаще переплетавшееся в единое целое с прошлым Герцога.

Он заморгал, стараясь справиться с охватившим его волнением.

– А ведь я предупреждал, чтобы ты оставил проектор в покое. Ты уже знаешь содержание этого информдиска наизусть и вряд ли извлечешь из него что-нибудь новое.

– Послушай, здесь что-то не так. – пальцы Герцога забарабанили по экрану микропроектора. – Тебе не следует находиться в моей голове.

– Где же мне еще находиться? – прошелестел внутренний голос. – Между прочим, я могу быть тебе полезен. Например, я могу рассказать тебе кое-что о смерти Дикса. Ведь ты полагаешь, что именно из-за нее мы сюда угодили?..

– Заткнись! – крикнул Герцог, и это, как ни странно, сработало. Внутренний голос умолк, и серая пелена перед глазами рассеялась, позволяя видеть пустую камеру. – Ты не убивал Дикса. И, думаю, я смогу доказать это.

– Ты способен сделать это прямо сейчас? – поинтересовался внутренний голос.

Герцог кивнул и уверенно ответил:

– Да. Ты вернулся в Нарофельд, после того как слетал к П-З-А и зашел в офицерский клуб. Ты пил диво с наставниками-пилотами и курсантами, когда пришел Дикс и начал скандалить…

– Ох-хо-хо! – усмехнулся внутренний голос. – Мало ли скандалов мы пережили? Какой-то из них должен был кончиться скверно.

– Прекрати придуриваться, – огрызнулся Герцог. – Твоя жизнь поставлена на карту…

– Вся жизнь – игра, – философски заметил внутренний голос. – И рано или поздно все мы оказываемся в проигрыше.

От подобного легкомыслия Герцога замутило, и он едва справился с накатившей волной ярости.

– Они собираются повесить тебя, – сказал он медленно, чтобы подавить бурливший в нем гнев. – Возможно, они попытаются сделать это до того, как мы попадем в систему Консула. И если ты не будешь бороться, твоя песенка, можно считать, спета.

– Меня это не пугает, – холодно ответил внутренний голос.

– Ты не боишься умереть?

– Я знаю, что такое смерть. – Судя по интонациям внутреннего голоса, он от души забавлялся разговором. – Поверь, это не так уж страшно.

– Зато я не знаю и не стремлюсь узнать, – хмуро возразил Герцог. – Для тебя, быть может, это и впрямь ничего не значит, а для меня значит слишком даже много.

– Вот только этого не надо! – раздраженно остановил его внутренний голос. – Ненавижу, когда наземная команда начинает изображать великую скорбь и пускать сопли, слюни и слезы!

– Давай не будем отвлекаться. Я был в офицерском клубе на базе Нарофельд, – вернулся к интересующему его вопросу Герцог. – Когда Дикс достал нас, мы ударили его под дых и свалили подножкой. А затем плюнули на него.

– Да! – гордо произнес внутренний голос. – Я сделал это!

Герцог ощутил новый прилив ярости.

– Вскрытие показало, что у Дикса было разбито горло! Но мы этого не делали. Нас обвинили ложно.

– Верно. И что дальше?

– Мы вышли из бара, оставив Дикса там. Мы не дрались с ним больше и, следовательно, не могли его убить.

– Да, ты это уже говорил, – насмешливо заметил внутренний голос.

– Значит, кто-то другой ударил Дикса в горло, сломав ему трахею и гортань. Держу пари, это случилось уже в лазарете. В офицерском клубе было слишком много свидетелей.

– Экий ты все же назойливый ублюдок!

– Тебе, может быть, все равно, но я-то не собираюсь позволять им повесить меня за компанию с тобой.

– Малыш боится смерти! Ха-ха-ха!

– Нам нужны свидетели, – твердо сказал Герцог. – Нам нужно найти людей, которые видели, как ты бил Дикса в офицерском клубе. Кто был там этой ночью?

Внутренний голос презрительно фыркнул.

– Если бы я мог вспомнить все эти детали сам, то не стал бы прибегать к помощи такого говнистого парня, как ты, – намеренно пренебрежительно произнес Герцог.

– Прайбой. Там был Ларри Прайбой.

– И с ним?..

– Томас Фортунато. Мы называли его Фортунато Фармбайер, потому что…

– Кто-нибудь еще?

– Маккена, Хейстингс, Силвертон, О'Доннел.

– Где их можно отыскать? Внутренний голос горько рассмеялся.

– Маккена, Хейстингс и О'Доннел нашли свою смерть на Беринге Гейте. Так же как и сотни других пилотов. Силвертон сошла с ума после очередного вылета.

– А что стало с Прайбоем? – настаивал Герцог. – Я читал о нем.

102
{"b":"213862","o":1}