Поэтому, когда случилось ему, вступив в должность, вновь отправиться по важным делам в соседний город — уже после того, как он побывал там в бане, — госпожа его не позабыла в очередной раз напомнить о шубе, которую он обещал ей за то, что она помогла ему стать городским головой. Отсюда следует, что уж лучше женам сразу обещанное купить, чем вечно слушать их попреки и напоминания; ибо память у них хо-хо-хорошая, как сказал один шильдбюргер, который желал быть писцом, но не умел ни читать, ни писать, ни говорить без заиканья. Но извините меня за задержку, любезные шильдбюргеры, просто я по-по-поперхнулся.

Когда городской голова пришел в город, он сразу же у ворот обратился с вопросом к стражнику, где тут живет меховщик. Стражник показал ему дом меховщика, но наш городской голова от него не отстал и задал следующий вопрос: тот ли это меховщик, у которого покупают шубы господа городские головы, ведь он как-никак недавно назначенный городской голова Шильды. Тогда стражник решил, что у гостя, пожалуй, не все дома, может, он на мельницу ненароком забрел и его мешком по голове стукнули — впору, как говорится, за подмогой бежать и караул кричать. Показал он ему дорогу к бочару, что жил на другом конце города и был большой шутник: у него, дескать, спроси про шубу, что покупают господа городские головы.

Наш городской голова пошел, куда ему было указано, и спросил про шубу, что подходит для городского головы. Бочар сразу смекнул, что перед ним за птица, и сказал: очень-де ему жаль, что не может он его милости помочь в этом деле, но вчера был базарный день, и он все такие шубы распродал. Посоветовал он ему пойти на другой конец города в дом каретника: у того он найдет шубу, какую ему надо.

Пришел наш господин к каретнику и спросил, не продаст ли тот хорошую шубу, он ведь как-никак городской голова Шильды. Каретник, тоже изрядный насмешник, послал его к столяру, столяр — к шпорному мастеру, шпорный мастер — к шорнику, шорник — к органисту, органист — к студенту, студент — к одному домоседу, домосед — к переплетчику, переплетчик — к рыбаку, рыбак — к старой карге, старая карга — к подмастерью печатника, тот — к книготорговцу, перед лавкой которого можно часто найти шильдбюргеров, а книготорговец направил его к пирожнику: у того, дескать, шубы какие душе угодно.

Когда господин городской голова пришел к пирожнику и спросил про шубу, тот ему ответил: сейчас у него шуб нет, но ежели гость чуток подождет, он ему от того теста, что для пряников намешано, кусок отрежет и шубу скоренько испечет. В случае ежели та шуба благородной госпоже не понравится, они могут ею за завтраком лакомиться — каждое утречко по кусочку. Господин городской голова его поблагодарил и сказал, что очень уж много времени он на беготню потратил, ждать ему недосуг: ему пора домой возвращаться и службу свою исполнять, он ведь как-никак городской голова Шильды. Пирожник подобрее остальных был и подумал, что довольно уже городской голова набегался, пора его пожалеть, и указал он ему дорогу к скорняку, где он наверняка шубу найдет какую пожелает.

Скорняк его перво-наперво спросил, какую ему надобно шубу: какой ширины да какой длины? Городской голова ответил: «Ежели шуба мне придется впору, то будет хороша и моей жене, госпоже городской голове. Ведь моя шляпа ей вполне по размеру, а ее шляпа — мне; потому и шубу надо тоже по моей мерке покупать». И купил городской голова роскошную шубу, в которой его супруге было бы не зазорно и в самом большом городе показаться.

Когда пришел городской голова домой, жена его очень обрадовалась шубе (кто знает, обрадовалась ли она так же самому городскому голове). Она ее сразу же надела и давай туда-сюда вертеться, чтобы на нее поглядели — и справа, и слева, и спереди, и сзади, и сверху, и снизу. Затем проверила шубу снаружи, поглядела с изнанки. И после того, как она натешилась и шубу со всех сторон осмотрела, попросил ее господин городской голова испечь ему за труды пирог, он-де поставит от себя еще колбасы и вина. Жена на то согласилась.

Но поскольку вознамерилась она испечь ему ржаные колобки, которые пекла еще в бытность его свинопасом, он указал ей строго: «За кого ты меня принимаешь? Что я тебе, свинопас? Забыла, что ли, что я не любитель колобков, я как-никак городской голова Шильды?»

Испекла она ему тогда благородный пирог, сиречь штрудель: они его вместе едали, за обе щеки уплетали и добрым вином запивали.

Жена городского головы была выпить не дура, да супруга своего немножко побаивалась, потому надумала она такую хитрость. «Ты не поверишь, — сказала она ему, — как я рада этой шубе». — «А это правда?» — стал допытываться муж. «Истинная правда, — отвечала жена. — Пусть я этим вином поперхнусь, ежели я солгала». И она сделала добрый глоток вина. Немного погодя она сказала: «А батрак нашего соседа ночевал у служанки». — «Неужели? — спросил муж. — Да как же это возможно?» — «Возможно, — сказала жена. — Пусть я этим вином поперхнусь, ежели я солгала». С этими словами она сделала второй добрый глоток. Еще немного погодя она сказала: «А наша Грета подралась с соседской дочкой». — «Да ну! — сказал городской голова. — Что ты говоришь?» — «Это так, — подтвердила ему жена. — Ежели я солгала, пусть это вино в яд превратится». И она снова отхлебнула из бутылки, да так изрядно, что у нее слезы на глаза навернулись. Эту уловку она повторяла много раз, пока бутылка не опустела. Ежели бы я при том был, я бы с ними ел да пил, и ты бы, дурень, уж верно, не сплоховал, за обе щеки уплетал и выгоды своей не забывал.

Всю следующую ночь жена городского головы с боку на бок переворачивалась и тяжкую думу думала, куда бы ей в новой шубе выйти, чтобы перед шильдбюргерами покрасоваться, мужа честь не уронить и выглядеть так, как это госпоже городской голове пристало. Таков уж женский нрав, что они только и думают, как бы принарядиться, да нарумяниться, да всякими благовоньями умаститься, да талию покрепче стянуть, а все другие места распустить и т. д., чтобы честь мужа поддержать (что за честь!), благоволение его снискать и на всякие мысли его навести. Когда она так ворочалась и господина городского голову ненароком локотком в бок толкнула (а ему тоже его дурацкое нутро всю ночь покоя не давало), он проснулся и спрашивает: «Ты с кем лежишь?» Она сделала вид, что спит, ничего не ответила, как собака, которую хозяин спрашивает, а та говорить не может. Подождал он полчасика и снова тот же вопрос задал. Так как сам он полным титулом ее не назвал, подумала она, не грех глазок прикрыть, как один нищий делал, который глаз прикрывал и сразу же за слепого сходил.

Ответила она сонным голосом: «С тобой». Господин городской голова, который почетного титула своего не услышал, рассерчал маленько, что она так запросто к нему обращается, снова толкнул ее и спрашивает: «Милостивая государыня, госпожа городская голова, с кем ваша милость лежит?» Жена, раздосадованная его вопросами, поскольку полна она была мыслями о шубе, отвечает ему гневно: «Что ты все спрашиваешь и меня будишь? А лежу я с дураком набитым!» — «Э, нет, жена, — разозлился городской голова, — не надо говорить, что ты с дураком набитым лежишь, ибо тот, с кем ты лежишь, как-никак городской голова Шильды». Из того ответа поняла госпожа, что его милость супруг сильно на нее разгневался, повернулась к нему, сладко зевнула и сделала вид, что только сей момент ото сна пробудилась. «Что тут стряслось?» — спросила она мужа. А затем за окном светать начало, свинья к ним прибегала и за ухо их кусала.

Госпожа городская голова никак утра не могла дождаться, не терпелось ей выйти на люди в новой шубе. Потому она очень обрадовалась, когда солнышко выглянуло и день наступил. Встала она раненько и давай красоту наводить, пудриться да румяниться, ведь день был воскресный и все шильдбюргеры в церковь пойдут, вот и случай сразу перед всеми в новой шубе показаться, а не бегать из дома в дом да из хлева в хлев, что слишком много времени займет, а ведь надо покрасоваться и передо мной, и перед тобой.