Дэвид сел рядом с ними под навес. Старшая женщина улыбнулась и дружелюбно взглянула на него, отвечая на вопрос, скоро ли подойдет следующий автобус; прежде чем начать разговор о пенсиях, Дэвид бросил несколько фраз о погоде, затем спросил: правда ли, что в годы депрессии после первой мировой войны мужчины шли в армию ради денег, чтобы прокормить жену и детей?

— А то как же, — ответила старшая, — очень многие шли. Не все же безработные получали пособие. Да и не хватало его, чтоб прожить. Вот они и считали, что война для них неожиданная удача, потому что в случае чего семьи их будут получать пенсию. То же самое было и потом, когда началась война в Корее.

— Но ведь я-то никогда не хотела, чтоб Билл шел на войну, — запротестовала молодая женщина. — Никогда не хотела!

— Ну, конечно же, не хотела, милочка, — успокоительно сказала старшая. — Только не начинай опять плакать. В пенсионные дни моя невестка все заново переживает, — пояснила она, — первое время я никак не могла убедить ее брать пенсию. Она говорила, что на этих деньгах кровь, и ни за что не хотела притронуться к ним. Потом она заболела, и надо было подумать о детях. А нам ведь не хватает денег на прожитие. Уж и не знаю, как мне удалось убедить ее, что Билл и сам заставил бы ее получать за него пенсию. И это только справедливо, что правительство заботится о вдовах и сиротах тех, кто убит на войне или искалечен на всю жизнь, как мой старик.

— Но ведь он-то жив, — с горечью сказала молодая женщина, — а я потеряла Билла.

— Может, оно и к лучшему. — Морщины на лице матери углубились, и на нем появилось выражение усталой покорности. — Неужто ты бы хотела, чтоб Билла постигла участь его отца? Чтоб он стал таким же полоумным пьяницей и пил до бесчувствия, стремясь забыть, что от него осталась только половина человека!

— Нет! Нет! — задыхаясь от рыданий, промолвила молодая вдова. — Такого не могло случиться с Биллом!

— Моему старику перебили спину в первую мировую войну, — сказала мать, — двух наших сыновей убили во второй, а третьего, мужа Элси, — на корейской.

— Я не вынесу этого, — простонала Элси, — к чему утешать меня, мама, я все равно не вынесу!

«Такому горю нет утешенья», — подумал Дэвид, и собственное его горе нахлынуло на него с новой силой; все же ему захотелось сказать что-нибудь, чтобы облегчить как-то скорбь молодой вдовы.

— Мой сын тоже погиб в Корее, — мягко произнес он. — И только тогда я могу забыться, когда стараюсь сделать все, чтобы не было новой войны.

— А что вы можете сделать? — Во взгляде женщины мелькнуло сомнение, в здравом ли он уме.

Дэвид рассказал ей о миллионах людей во всем мире, которые объединились, чтобы положить конец войне. Когда между государствами возникают споры, их можно разрешить мирным путем, обсудив все вопросы и приняв соответствующие решения. Но война — это бизнес, который приносит огромные прибыли от производства и продажи вооружения, поэтому фабриканты оружия, которые наживаются на войне, противодействуют любому проекту международного соглашения, имеющему цель предотвратить новую вспышку войны. И все же трудящиеся всего мира начинают понимать, что именно они оплачивают стоимость оружия, предназначенного для взаимного уничтожения. Именно они платят военные налоги и расплачиваются жизнью своих сыновей и мужей и всеми слезами и горем, которые несет война.

— Но ведь войны были всегда, — возразила мать, — и всегда будут.

— Я так не думаю, — ответил Дэвид. — Когда люди вроде нас с вами, больше всех пострадавшие от войны, — я говорю не только про Австралию, но и про другие страны, — решатся остановить войну, они своего добьются.

— О, как хотелось бы мне верить вашим словам! — Загрубевшие от работы руки матери сделали движение, словно она пыталась удержать эту хрупкую надежду. — Хотя, знаете ли, — продолжала она, — среди женщин, которые получают нынче пенсию, кое-кто по-иному относится к войне. Считает, что единственный прок от их негодных мужей и никудышных детей — это что они пошли в солдаты и дали себя убить. Пенсия для таких женщин — манна небесная; деньги, которые с неба свалились, ведь они и пальцем не пошевелили, чтобы их заработать.

— Бедные создания! — Дэвид задумался над тем, что могло сделать этих женщин столь бессердечными, — должно быть, не сладко им пришлось в жизни, раз они так ожесточились.

— Вы угадали, — ответила мать, бросив на него быстрый взгляд.

Она встала, так как к остановке подошел автобус.

— Многое в жизни изменится, когда мы не должны будем расплачиваться за войны и подготовку к ним, — сказал ей Дэвид.

— Будем надеяться, что так оно и будет, — бодро крикнула женщина, поднимаясь в автобус.

— Сделайте, чтобы так было, — хрипло вымолвила ее спутница. — У меня двое маленьких сыновей, о них-то все мои мысли.

— Вы и сами можете этому помочь! — крикнул ей Дэвид вдогонку.

— Я? — Она посмотрела на него широко открытыми, удивленными глазами.

Слегка покачиваясь, автобус удалялся в сторону холмов. Разговор оборвался; но Дэвид дал себе слово снова прийти к почтовой конторе в следующий пенсионный день.

Как-то раз, к концу третьей недели своих блужданий по улицам, Дэвид сидел на скамейке, мрачно раздумывая над своей неудачей: он не мог постичь взгляды и настроения людей.

— Простите, вы не хотели бы подписать воззвание о прекращении испытаний ядерного оружия? — раздался над ним чей-то голос.

Этот голос, такой свежий и молодой, звенел взволнованно и удивительно мелодично. Дэвид поднял глаза. Перед ним стояла девушка.

Она была невысокая, в выцветшем джемпере, заправленном в черную юбку; ее откинутые назад волосы открывали ясное личико, нежно алевшее румянцем; из-за круглых стекол в черной оправе на Дэвида смотрели большие робкие глаза. В ее голосе была пленительная чистота, и лицо ее, не тронутое косметикой и не затененное шляпой, казалось открытым и беззащитным, обнаруживая наивную простоту ребенка и, вместе с тем, серьезность взрослого человека, выполняющего свой долг.

— Разумеется! — Дэвид быстро вскочил и взял из рук девушки лист бумаги, — Это прекрасная мысль, но… — Он поднял голову от документа, на котором поставил свое имя, — у вас не так-то уж много подписей.

— Да, — уныло согласилась девушка. — Вот уже несколько часов я хожу от двери к двери, останавливаю на улице людей и обращаюсь к ним. Но очень многие отвечают мне, что они не станут ничего подписывать!

У девушки был усталый вид.

— Вы не могли бы присесть на несколько минут и рассказать мне, почему вы этим занимаетесь?

— Да, конечно, — ответила она и опустилась рядом с ним на скамейку.

Спокойно, уже оправившись от смущения, она объяснила, что это воззвание составлено Австралийским советом защиты мира, и что их кампания является частью всеобщего движения, начатого Всемирным Советом Мира с целью организовать протест народов всех стран против производства и испытания ядерного оружия и подготовки к новой мировой войне.

— Скажите, вы действительно убеждены в необходимости этого протеста? — спросил Дэвид.

— А вы, разве вы не убеждены? — Она взглянула на него с ласковым удивлением.

— Конечно, убежден! — отвечал Дэвид, тронутый искренностью ее тона. — Я готов сделать все, что в моих силах, для дела мира. Но, мне думается, нам следует прежде лучше узнать людей, завоевать их доверие, только тогда они поверят тому, что мы расскажем им об опасности радиации и ядерной войны. А когда они поймут, они охотнее откликнутся на наш призыв.

— Вы совершенно правы, — мягко ответила девушка. — Это воззвание Совета Мира и хождение от двери к двери дают нам возможность говорить откровенно со многими людьми, с которыми в других условиях нам трудно увидеться. Вы удивились бы, если б узнали, с какой охотой, даже радостью многие из них ставят на этом документе свое имя. Даже те, кто отказываются, часто говорят: «подписать, к сожалению, не могу, но знайте, что я сочувствую вашему делу». Некоторые из моих друзей собрали уже сотни подписей. А я, я боюсь, что просто не справляюсь с этой работой. Вот почему мой лист почти пустой.