Но он не из тех героев, которые могут бросить вызов «Силе несокрушимой». Он — жертва собственного наивного оптимизма — пал духом, лишь только понял, что борьба его с Голиафом обречена на неудачу. Конечно, перо могло бы быть сильнее пращи, но оно оказалось жалким оружием, которое легко ломается в борьбе с военно-промышленными силами, главенствующими в международной политике.

Обладай он несокрушимым духом, он продолжал бы борьбу, несмотря на окружавшую его враждебность, а он позволил этой враждебности одолеть и обезоружить себя. Презирая себя за это, Дэвид в то же время не желал признать, что поражение его было окончательным.

Надо начинать все сначала, решил он. И нечего ждать каких-то необыкновенных результатов или становиться в позу человека, готового пожертвовать всем во имя «мира и благоденствия человечества». Ему смешны хвастливые декларации Подобного рода. Надо научиться работать тихо и терпеливо, вроде тех муравьев, о которых говорила Мифф, получая удовлетворение от этого постоянного незаметного труда, работать ради достижения великой цели.

Служба у Джан и будет первым шагом на этом пути. Все его размышления лишь подтверждают правильность этого вывода: надо смиренно браться за предложенную ему работу, не думая, что подчинение мисс Мэрфи и ее требованиям уязвляет его профессиональную гордость. Редактирование журнала, размышлял он, даст ему полезный опыт; ну, а приказы Джан — «это тоже благо». Оп улыбнулся, представляя, с каким удовольствием она будет отдавать ему эти приказания.

Продолжая улыбаться, он встал и пошел дальше, мрачное настроение его рассеялось, а мысль о комичности ситуации, в которой он очутился, подбадривала. Когда он открыл дверь в свою комнату, у м-с Баннинг и во флигельке Чезаре было уже темно.

«Все, что тебе осталось, мой дорогой Дэвид, — сказал он себе, — сохранить чувство юмора при этом новом повороте судьбы».

— Ох, наконец-то! — М-с Банпннг торопливо засеменила от своей двери в залитый утренним солнцем дворик — в волосах бигуди, пухлые щечки трясутся от сдерживаемого любопытства и стремления сохранить собственное достоинство, вставная челюсть вот-вот выпадет. — А уж мы с Чезаре до полусмерти перепугались, все голову ломали, что бы такое могло с вами приключиться.

— Простите меня. — Дэвид кормил Перси кусочками сухого печенья, которые обнаружил у себя в шкафу. — Я как раз собирался вам объяснить…

— Ничего себе поведеньице, — взорвалась м-с Баннинг. — Так обойтись с нами! Чезаре уж решил, что вы допились до белой горячки. Могли ведь ненароком и в реку свалиться или куда еще, да и утонуть за милую душу. Я было хотела сообщить в полицию, но он не позволил. «Подождем денек-другой», — говорит.

— Вот же черт возьми! — громко воскликнул Дэвид, напугав Перси. — Я и не предполагал, что вы станете так волноваться.

— Гадкий! Гадкий! — пронзительно закричал Перси. — Пай-мальчику не пристало браниться!

— Славный старина Перси. — Дэвид просунул палец в клетку и почесал попугаю головку. От блаженства Перси прикрыл глаза белыми веками.

Услышав голос Дэвида, из своей конурки выбежал Чезаре; он громко приветствовал соседа, чуть не задушив его в своих объятиях.

— Так рад! Так рад! — кричал он, — Я, Чезаре, так рад, что ты жив-здоров, compagno![Приятель! (итал.)]

— Я как раз хотел объяснить миссис Баннинг, — смущенно сказал Дэвид. — Должно быть, у меня немного помутился рассудок от гриппа. — Он постучал себя по лбу. — Вышел прогуляться… и заблудился… стал искать дорогу домой… И тут на меня наткнулся один мой приятель… отвез к себе… заставил пролежать целый день в постели. Подарил мне новый костюм. И дал работу.

— Вот здорово! — обрадовался Чезаре. — Выходит, снова выкарабкался в люди, si?

— Не совсем еще, — мелкие морщинки вокруг рта Дэвида собрались в улыбку, — еще только карабкаюсь.

Чезаре и м-с Баннинг принялись выкладывать ему свои неприятности, словно он отсутствовал много месяцев; они считали само собой разумеющимся, что Дэвид примет их беды и огорчения близко к сердцу.

Миссис Гэрити, их ближайшая соседка, жалуется, что Перси кричит пронзительным голосом и ругается нехорошими словами, рассказывала м-с Баннинг. М-с Гэрити угрожает подать в суд и изничтожить Перси. Передавая, что она сказала на это м-с Гэрити и что м-с Гэрити ответила ей, м-с Баннинг пришла в такое возбуждение, что у нее изо рта выпала вставная челюсть.

Дэвид поднял челюсть с земли, смыл с нее грязь под краном во дворе и подал розовато-красный протез м-с Баннинг.

— Не волнуйтесь! Мы никому не позволим обидеть Перси, — сказал он.

Миссис Баннинг успокоенно улыбнулась ему.

— Да, да, ведь мы не позволим? — с надеждой в голосе спросила она.

Куда труднее оказалось уладить отношения между Чезаре и Рыжим. Возмущению Чезаре не было предела. Рыжий стал бегать за косоглазой девчонкой из углового магазина фруктов.

— Настоящая проститутка, как есть проститутка, — гневно заявила м-с Баннинг.

— А мальчишка, ну надо ж быть таким дураком! Не верит, что она пропащая девчонка, — хлебнет еще с ней горя. — В глазах Чезаре стояли слезы, — Никакого понятия в его глупой башке. Поговоришь с ним, compagno?

— Конечно, поговорю, — пробормотал Дэвид, отнюдь не убежденный, что его слова возымеют хоть какое-то действие на влюбленного юношу.

Чувство внутренней близости с Чезаре, то, что они с м-с Банни, как он иногда называл ее, считают его своим, приободрило Дэвида. Покончив с весьма обильным завтраком, который приготовила для него м-с Баннинг, он заторопился, чтобы успеть к девяти часам добраться до квартиры Джан.

Он шел, все ускоряя шаг, подставив лицо лучам утреннего солнца, и весело насвистывал, снова и снова возвращаясь мыслями к тому, как согрело ему душу беспокойство о нем Чезаре и м-с Баннинг, их вера в него, по существу, чужого им человека.

Радостные мысли не оставляли Дэвида и когда он принялся за разборку бумаг, писем, счетов и разрозненных заметок, целый ворох которых оставила для него на столе Джан, и тогда, когда он правил гранки и проглядывал старые номера «Герлс». Чем дольше изучал он страницы журнала, скверно отпечатанные на плохой бумаге и убогие по содержанию, тем больше раздражался. Все же, когда под вечер к нему заглянула Джан, у него был уже готов план работы над журналом и намечен график часов, которые он будет посвящать этой работе, с тем чтобы иметь возможность по вечерам читать и писать для себя.

Джан сняла шляпку, скинула туфли и, закурив сигарету, свернулась калачиком в кресле, готовясь выслушать его план. В общем, план вполне приемлем, весело заявила она, но детали лучше было бы обсудить после ужина.

— Начиная с сегодняшнего дня и впредь, — возразил Дэвид, — наши отношения будут носить сугубо деловой характер.

— То-то будет скучища! — Джан выпустила в него кольцо дыма. — Я не могу денно и нощно быть деловой женщиной, Дэвид. У меня свой собственный стиль работы, когда я намерена работать. А сейчас я чертовски устала. Дайте мне чего-нибудь выпить и не приходите в волнение из-за пустяков!

Дэвид повернулся к бару, и она с улыбкой поглядела ему в спину. Он открыл дверцу, вытащил бутылку виски и стакан, поставил возле нее на стол.

— Еще один стакан, пожалуйста, не то я вас тотчас уволю!

Дэвид поставил на стол второй стакан и пошел на кухню за водой.

— У вас упрямство даже на спине написано, — лениво протянула она, когда он вернулся из кухни. — Но я рада, что вы тут уже немного освоились.

— Что вы имеете в виду? — Дэвид широко улыбнулся и, налив в стаканы тепло мерцающее на свету виски, сел против нее.

— А то, что, думается мне, вы и меня примете такой, какая я есть, со всеми моими выкрутасами. — Она медленно потягивала виски, не спуская с него пристального настороженного взгляда.

— Это зависит от того, какие у вас будут выкрутасы, — отпарировал Дэвид.

— Вот так-то лучше, — сказала она с довольным смешком. — Ну, а теперь выкладывайте, какого вы мнения о «Герлс»?